Смекни!
smekni.com

Психология и педагогика 5 (стр. 32 из 125)

внешней речи (жестовой, устной или письменной), отображенная в системе знаков и таким образом ставшая, в принципе, доступной другим людям, мысль не­медленно отчуждается от субъекта и оказывается чем-то, что находится вне его и что, следовательно, сразу же может стать объектом для его собственного восприятия. «Отлитая» в речевой форме, мысль, будучи вновь воспринятой субъектом, может в свою очередь возбуждать соответствующие ей вопросы и ответы на нее. Так порождается Когда вы верите, что «идет автомобиль», ваша вера содержит в себе определенное состояние ваших мускулов, органов чувств, эмоций, а также, возможно, определенные зрительные образы.

Б. Рассел

осознанный внут­ренний диалог с самим собой, или рассуждение. Обретя с помощью знаковых си­стем такую возможность, человек получает экстраординарную в животном мире возможность отдавать команды самому себе, так же как он это делает в отноше­нии других людей. Поведение приобретает характер произвольности. Ни одно животное не может, например, обвести взглядом контур предмета (если по это­му контуру, конечно, не движется какой-либо объект, привлекающий внима­ние), потому что для этого нужно, во-первых, иметь идеальную цель, которая может быть сформулирована только с помощью языка, и, во-вторых, иметь определенную программу действий, последовательность которых в отсутствие ре­ального движущегося объекта может быть опять-таки задана только с помощью языка.

Человек же может не только осматривать (воспринимать) объект по заранее составленной программе, но и произвольно вызывать в памяти воспоминания, произвольно сосредоточивать свое внимание, произвольно выстраивать свои движения, произвольно Различные языки — это не различные обозначения одного и того же предмета, а разные видения его.

В. Гумбольдт

мыслить. Таким образом, понятия «произвольный» и «сознательный» во многом эквивалентны друг другу. Очень хорошо эта эквивалент­ность подчеркнута в смене юридических критериев невменяемости в новом уголовном кодексе (УК РФ) по сравнению со старым (УК РСФСР). Юридический критерий невменяемости в старой редакции характеризовался тем, что лицо при­знавалось невменяемым, т.е. не ответственным за совершен­ное преступление в том случае, если оно вследствие душевной болезни «не мог­ло отдавать себе отчета в своих действиях или руководить ими». В новой редакции этот критерий выражен иначе — «не могло осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий либо руководить ими». От­давать себе отчет и осознавать как видим в данном случае — одно и то же.

4.3. Гипотеза лингвистической относительности

Связь между языком и сознанием проявляется также в пре­делах осознания субъектом явлений в процессе их восприятия. Суть феномена заключается в том, что человек может осознанно воспринимать окружающий мир только в тех категориях, которые образованы с помощью языка той культу­ры, к которой он принадлежит.

Впервые связь между особенностями восприятия окружающего мира и язы­ком народа высказал Вильгельм Гумбольдт. Он утверждал, что различные язы­ки — это не различные обозначения одного и того же предмета, а разные виде­ния его. В дальнейшем зависимость доступной осознанию картины мира от структур языка данного человеческого сообщества получила наименование «гипотезы лингвистической относительности» Сэпира—Уорфа. Выдающийся аме­риканский лингвист

Эдвард Сэпир в 1912 г. опубликовал данные сравнительно­го исследования языковых описаний одних и тех же явлений индейцами разных племен — кватиутл, чиппева, нутка — и показал, как восприятие этого явления зависит от структур языка. В частности, при описании падающего камня европе­ец, наблюдающий это явление, непроизвольно расчленяет его на два конкретных понятия — понятие камня и понятие падения, а затем связывает их в высказывании «камень падает». Индеец чиппева не сможет построить такого выраже­ния, не указав при этом, что камень является неодушевленным предметом. Индеец кватиутл обязательно отразит факт видимости или С определенными усилиями можно выразить все что угодно средствами любого языка, мы стремимся использо­вать в речи то, что закодировано привычным, конвенциональным способом, и часто уподобляем свои впечатления категориям языкового кода.

Д. Слобин, Дж. Грин

невидимости камня для говорящего в момент говорения. В языке нутка про камень отдельно говорить вообще не обя­зательно, а все явление можно описать одним словом гла­гольной формы типа «камнить».

Б. Уорф в 1956 г., переработав большой эмпирический ма­териал, сформулировал ряд методологических положений, получивших название «гипотезы лингвистической относительности». По мнению Уорфа, мы расчленяем природу в на­правлении, подсказанном нашим языком. Мы выделяем в мире те или иные категории и типы совсем не потому, что они (категории и типы) самоочевидны; напротив, мир предстает перед нами как калейдоскопический поток впечатлений, ко­торый должен быть организован нашим сознанием, а это зна­чит — в основном языковой системой, хранящейся в нашем сознании.

Отсутствие в языке каких-то понятий вовсе не означает, что их содержание невозможно выразить через другие понятия. Однако при том, что с определен­ными усилиями можно выразить все что угодно средствами любого языка, мы стремимся использовать в речи то, что закодировано привычным, конвенцио­нальным способом, и часто уподобляем свои впечатления категориям языково­го кода (Д. Слобин, Дж. Грин). В то же время сам по себе язык также не являет­ся творцом картины мира людей данного сообщества, он сам произволен от ус­ловий и образа жизни, специфики общения и деятельности этих людей. Легко представить себе, что в языке людей, многими поколениями живущих на равни­не, может не быть такого понятия, как «гора», а также таких связанных с ней понятий (значений), как, например, «склон» или «подножие горы». Следова­тельно, в содержании их сознания будут отсутствовать и метафоры, и аллюзии, и сравнения, смысловое содержание которых опирается на родственные с «горой» смысловые структуры. Именно образ жизни и общие для всех потребности побуждают данных людей категоризировать и обозначать выделенные катего­рии условным знаком (словом) так, а не иначе. Например, на севере выживание людей во многом зависит от способности различать состояния снега и это при­вело к тому, что они образовали около 70 категорий снега и названий для них.

Акцент, сделанный в данном разделе на категориальной структуре сознания, ни в коем случае не означает, что содержание сознания состоит только из таких идеальных форм, как понятие. В человеческом сознании идеальные формы су­ществуют в неразрывном единстве с чувственными формами отражения — обра­зами восприятия, ощущения, представления, воображения. Чувственные обра­зы, или «чувственная ткань сознания» (А.Н. Леонтьев), придают осознаваемым переживаниям качество живого, реального, существующего вне нас мира. Ослепшие вследствие ранения и одновременно с этим потерявшие руки люди, лишенные таким образом источников важнейшей информации, спустя некото­рое время после ранения утрачивают ощущение реального существования дру­гих предметов и людей, несмотря на то, что они при этом сохраняют способность общаться посредством речи. Понимая смысл произносимых другим человеком слов, они в то же время переживают странное ощущение отсутствия этого человека, «как будто человека нет» (Леонтьев А.Н., 1975). Это происходит вслед­ствие того, что человек при таких ранениях утрачивает возможность восприни­мать мир с помощью наиболее важных органов восприятия — зрения и тактиль­но-кинестетической чувствительности рук.

Таким образом, сознание человека — это не некая надстройка, образовавшая­ся хотя бы и с помощью языка, а качественно новая форма существования пси­хики, включающая в себя все предыдущие ее формы.

4.4. Развитие индивидуального сознания

Понимание сути сознательных процессов можно существенно обогатить, если обратиться к процессу формирования сознания в ходе индивиду­ального развития. Коротко этот процесс описать можно следующим образом.

Процесс формирования значений категорий объектов и явлений окружаю­щего мира данным конкретным ребенком происходит благодаря двум механиз­мам — обобщению (или классификации) и общению, служащему побудитель­ным основанием для классификации воспринимаемых явлений. В качестве таких побудительных сил в процессе общения выступают побуждение, предо­стережение, поощрение и наказание со стороны окружающих ребенка взрослых и детей старшего возраста. Под действием этих механизмов общения у ребенка и формируется значение категорий явлений при непосредственном его взаимо­действии с ними. Например, значение креста как священной вещи постигается ребенком благодаря тому, что в отношении этого объекта окружающие одобря­ют одни формы поведения ребенка, другие же, наоборот, сурово пресекают (Т. Шибутани). Поскольку категории, на которые расчленяется мир, зависят от картины мира, определяемой культурой сообщества, значения явлений, усваи­ваемые ребенком, также зависят от культуры группы. Так на основе чувствен­ных впечатлений формируется новое по сравнению с доречевым содержание со­знания ребенка.

Уже в доречевой фазе развития речь взрослого оказывает влияние не только на процесс формирования значений, но и на поведение ребенка. Благодаря речи между отдельными словами и отдельными предметами и действиями устанав­ливаются определенные связи. Слово, сказанное в тот момент, когда ребенок воспринимает некий предмет или осуществляет какое-то действие, становится такой же частью этого предмета или действия, как и другие их свойства — фор­ма, блеск, обычное местоположение, фактура поверхности, сила и направление производимых действий и т.д. Со временем произнесенное взрослым слово ста­новится стимулом, указывающим на предмет или побуждающим к действию, названия конкретных предметов и действий сливаются с самими предметами и действиями. С этого момента между ребенком и взрослым устанавливаются спе­цифические отношения. Оставаясь совместным, действие с предметом, благода­ря слову, начинает разделяться между взрослым и ребенком. Слова-команды «дай мне» или «положи», «возьми» и т.д. расчленяют действие на словесное указание со стороны взрослого и действие, выполняемое ребенком. С усвоением активного словаря речи ребенок получает возможность сам называть для себя предметы и отдавать самому себе команды. Так слово, бывшее побудительной причиной действия, разделенного между двумя людьми, становится побуди­тельной силой действия, в котором субъект является и источником команды и ее исполнителем одновременно. Именно таким образом поведение приобретает характер произвольности. В дальнейшем в процессе интериоризации речи и пре­вращения ее во внутреннюю свернутую речь, слова-команды перестают заме­чаться и источник произвольности действий человека становится для самого субъекта скрытым. С развитием речи и усложнением форм взаимодействия с окружающим миром человек благодаря слову приобретает способность не толь­ко отдавать себе отдельные команды, но и составлять сложные программы пове­дения.