2553
Паранойя – интеллектуальное пьянство.
2555
Чувства – контекст (фон) мышления.
2557
Чувства – изнанка мышления.
2562
Настоящая мелодия всегда содержит модулированные лучи солнца.
2568
Он жил в режиме затаенной паранойи.
2583
Истинно антагонистическое общение происходит между партнерами, борющими со своими тенями. Выход: общаться в психологический “полдень”, то есть, когда исчезают тени.
2590
Некоторые живут в плену прошлых утрат, а некоторые в плену будущих приобретений
2594
Шашлыками в Москве торгуют везде. Торгуют кавказцы. Слышна грузинская речь, запах шашлычного дыма, ароматы. Пройти мимо таких торговых точек трудно. Шашлыки хорошие, разваристые, распухшие. Замечательные шашлыки. Тают во рту. Это особенное наслаждение. На этот раз я присел у одной шашлычной. И вдруг вижу: рядом с шашлычной стоит молодой грузин в черных очках. Элегантный грузин завыл, запел, застонал грузинскую песню, по-видимому народную. Смотрю на поедателей шашлыков – все перестали есть. Разве можно есть, когда звучит такая песня? Я увидел, как у многих женщин, да и у мужчин навернулись слезы. Люди не ели и не уходили. Шашлыки не покупались и не кушались. Один из них подошел к певцу. Певец больше в этот вечер не пел. Он не выходил.
2599
“Я лежала под звездами” – сказала она, - “и я горжусь этим”.
ЕЕ подруга тоже лежала под звездным небом и мечтала о принце. Но он с неба не падал.
2604
Духовные потребности – уже не духовные, так как они потребности.
2605
Ценность, которая никогда не исчерпаема, всегда духовная ценность.
2622
Хоронили мафиозники мясника расчетливо. Даже, когда хоронили, экономили и похоронили в день смерти, чтобы мясо для поминок не испортилось. Закопали неглубоко так, что крест проткнул тело покойника.
2625
Достигнутая ценность переживания всегда имеет тенденцию к превращению в понимаемую ценность, таким образом, утрачивая свою привлекательность.
2627
Все негативные ценности всегда, в конце концов, лишь понимаемые.
2634
Он перебарщивал во всем. Перебарщивал в своих желаниях до вреда. Тогда, когда не просто можно было целовать свою подругу, а нужно было, он не делал этого. А когда делал, то было уже поздно, и это выглядело неестественным и ненужным настолько, что его уже бывшие подруги не желали этого.
И так везде, за что бы он не брался, он переусердствовал настолько, что терялся смысл начатого дела.
2635
Неживой город
Солнце в этих краях всегда светило в лицо. Оно смотрело в глаза, но люди не жмурились и не отворачивались от него. С детства солнце приучило их, на своем примере, смотреть в глаза. Именно поэтому в этих краях люди были более открытыми и честными. Они шли только вперед, не оглядываясь. Солнце выходило только на горизонте и через несколько часов пряталось. Поэтому люди старались не отворачиваться от него. Они чувствовали , что солнца им всегда не хватало, да и к тому же шли они всегда только вперед. Ведь если бы они пошли назад, то солнце бы светило бы им в затылок. Было бы как-то глупо смотреть затылком на солнце, которого и так не хватало. Солнце, как бы зная все это, задерживалось, и вместо положенных Богом нескольких часов, светило на час, а то и два больше. А некоторым счастливчикам удавалось идти за солнцем, и они умудрялись его видеть пять часов. Но были и такие, которые бежали в обратном направлении
2636
Мой дворик.
Я горжусь тем, что родился и жил в своё раннее детство в центральной, старой части города Казани. Мой родной дворик находится по адресу улица Баумана 12 или Чернышевского 36. Вот такой угловой дом, в котором я родился. Вход в мой дворик через арку по улице Чернышевского. Я закрываю глаза и уже там...
Мой дворик, где я живу, самый лучший дворик в мире потому, что я его люблю. Он мне нравится всегда, но особенно в яркую солнечную погоду. Он маленький, но в нем есть все для нас, мальчишек. Вот я выхожу на улицу, справа от моей двери есть под забором местечко, куда я иногда сажусь ранним утром, когда еще прохладно, и согреваюсь. О нем я еще расскажу… А вот крутая деревянная лестница. Это необычное скрипучее и старое крыльцо, на котором мы с ребятами часто сидим и просто болтаем, а взрослые часто через нас просто перешагивают. В нашем дворе есть столярка, откуда целый день доносятся разные звуки, но мы к ним уже привыкли. Я часто люблю наблюдать за тем, как работает один дядя, распиливая и забивая деревяшки. Мне нравится запах, которым пахнет его мастерская. Я наблюдаю за его правой рукой, на которой нет трех пальцев, и удивляюсь тому, как он умудряется быстро и ловко забивать гвозди.
Рядом со столяркой есть лавка, на которой часто сидят дяди, которые курят. Они шьют костюмы и брюки, а на лавке сидят во время перекура. Я с большим любопытством подслушиваю их разговоры. Особенно мне нравятся, когда они рассказывают анекдоты. Слово “анекдот” я услышал впервые от них, от одного большого мальчика-подростка, который, видимо, был учеником и учился шить. Мы, мальчишки, ему завидовали потому, что он был таким маленьким как мы, но курил и работал наравне со взрослыми. Первый анекдот я услышал от него. Этот анекдот был о лисе и зайце и заканчивался словами: “Как в тропическом лесу заяц обманул лису”. Помню только, что я его не понял, но смеялся вместе со всеми. А вот от анекдота, заканчивающегося словами: “Ах, я пердун, а вы засранка… Да, да, я иностранка”, я от души смеялся весь вечер. Я с мальчишками часто забираюсь на крышу винного склада. Забираемся мы туда не только для того, чтобы посмотреть, как и где хранится вино, но и для того, чтобы испытать восторг от страха, который испытываем, когда нас гонит пьяный охранник, который, видимо, уже напился этого вина. И вообще, с этой крыши наш дворик видится как-то по-другому.
В моем дворе есть еще портные, но они уже шьют обувь. Окна обувной фабрики выходят прямо к нам во двор, и мы, мальчишки, часто стоим под этими окнами и наблюдаем, как сапожным ножом срезается лишняя резина, как накладывается клей на подошву. Видим различные деревянные ноги, которые называются колодками.
Сейчас я иду по своему любимому солнечному дворику. Жара. Жара плывет. Какая-то жаркая тишина. Все как-то слышится по-летнему: журчит вода в уличной колонке, соседка полощет белье в большом тазу. Дядя Ваня пьяный, красный сидит на солнце, разложив свои костыли и медитирует. Улыбка на его лице радует всех во дворе. Все радуются от улыбающегося солнца. Доминошники молчат от жары, выжидая кого-то, чтобы пойти купаться на “Локомотив”. Так называется пляж на Волге, который находится рядом с вокзалом. Во дворе рай. Все как во сне, радостно и замедленно, все добрые. Швейники на перекуре болтают и смеются, не хотят работать. Работать не хочется. Хочется просто сидеть на солнце, созерцать дворик, мысленно плыть в этой жаре. Вот и я лениво иду по двору, смотрю на всех, захожу в темный холодный коридор. В нем пахнет моим родным домом. Я его нюхаю. Нюхаю свой коридор, как нюхают люди что-то родное, близкое. В коридоре прохладно, очень приятно. Из него как-то по-особому виден солнечный дворик. Ощущая прохладу и видя солнце, становится как-то уютно. Хочется сесть в коридоре и сидеть, сидеть. Нюхать коридорик, родной коридор. Где ты, мой родной коридор, родной дворик, родное солнышко, родные звуки всего этого. Где эта атмосфера, в которой я плавал, медленно плавал, где этот сон моего детства. Мама, милая моя мама, входит во двор в синей юбке, в синей с цветными полосками кофте. Она у меня стройная, красивая. Самая красивая в мире. Я бегу к ней. Хочется крикнуть: “Мама, мамочка, посмотри какое солнышко, посмотри, какой день”. А еще хочется есть. Мама дает мне кусок хлеба и большую красную помидорину. Никогда не забуду вида этого ржаного хлеба и помидора.
Мама дает на мороженое. Выхожу со двора, перебегаю через дорогу, покупаю по пятнадцать. Не ем. Разворачиваю мороженое во дворе, пусть друзья позавидуют, что у меня мороженое. “Сорок восемь”, - говорит приятель по двору. Сорок восемь – значит, половину просим. Дам ему облизать один бочок мороженого. На лице приятеля зависть ко мне. Я облизываюсь, нюхаю мороженое. Запах мороженого, двора как-то смешиваются, и я рад, я рад, что живу. Мое детство, мое милое детство. Где ты? Где солнце? Смотрю сегодня на солнце, а оно уже другое. Кто тебя подменил?
2640
Пшено и три курицы.
Гуляли на дворе три курицы. Хозяйка насыпала на землю немного пшена. Первая курица была самой быстрой и внимательной, вовремя подбежала к зернам и наклевала их так быстро, что другие две курицы не успели даже подбежать. Третья курица сказала второй: “Ничего, не переживай. Ее Бог накажет”. И, действительно, хозяюшка через некоторое время поймала первую курицу, распотрошила ее, освободила ото всех внутренностей, а содержимое ее желудка высыпала на двор. Вторая курица была внимательнее и быстрее третьей, подбежав, расклевала все зерна. “Не переживай, - сказала себе третья курица, - ее Бог накажет”. И, действительно, через некоторое время хозяюшка поймала вторую курицу , распотрошила ее и содержимое желудка вытряхнула на двор.
Самая невнимательная и медлительная курица, увидев все это, сказала себе: “Вот видишь, Бог все рассудил, и зерна достались мне”. И медленно пошла поклевать зерна. Когда курица наелась, хозяйка поймала и эту курицу, распотрошила и вновь вытряхнула содержимое желудка на двор. И остались лежать эти зерна на дворе.
2641
Какая-то тоска… Именно “какая-то”. Нет слов, которые могли бы ее описать. Впервые он понял, что есть вещи, невыразимые словами. Когда он произносил эти слова друзьям, никто не удивлялся, считая, что познали эту тоску. Но он был уверен, что их тоска не такая серая, как его собственная … гнусная, пустая, убивающая. Тоску, которую он чувствовал, можно было понять, лишь взглянув на его лицо, глаза, которые были до краев переполнены грехом, отрешенностью и в то же время некоей мудростью.
“Устал ли я от жизни?”, - спрашивал он себя. “Пожалуй, нет”, - он внезапно отвечал себе. “И что же? Что не живется? Радуйся. Почему же я гасну? Хочу ли я чего-нибудь? Да, хочу, хочу избавиться от этой тоски.”