Наиболее отчетлииво перенесение проявляет себя при лечении гипнозом и суггестией, о чем я попытаюсь подробнее рассказать в следующей части этой работы.
С тех пор как мне стало известно о перенесениях, я взглянул другими глазами на поведение больной истерией, которая после окончания курса суггестии попросила мою фотографию, для того чтобы, как она сказала, при взгляде на нее вспоминать мои слова. Она просто хотела иметь какую-нибудь память обо мне: ведь я подарил такие приятные минуты ее измученной конфликтами душе, я так ласково поглаживал ее лоб, так мягко уговаривал ее и дал ей возможность безмятежно предаваться фантазиям в тихой полутемной комнате. У другой пациентки, страдающей навязчивым умыванием, как-то во время анализа вырвалось признание, что она была готова подавить свое навязчивое действие, лишь бы только сделать любезность врачу, который был ей симпатичен.
Эти случаи — не исключение, они показывают определенный тип психической реакции, служащий объяснением не только гипнотических и суггестивных, но и других «исцелений» психоневротиков — посредством электро-, механо-, гидротерапии и массажа.
Нельзя отрицать, что более благоприятные жизненные условия, улучшение питания и т.п. поднимают настроение и этим до некоторой степени могут способствовать преодолению психоневротических симптомов; однако главный лечебный потенциал при всех курсах лечения — это бессознательное перенесение при тайном удовлетворении либидинозных тенденций (вибрация при механотерапии, касание к коже при гидротерапии и массаже), наверняка играющих какую-то роль.
Фрейд обобщил все эти размышления, сказав, что, чем бы ни лечили невротика, он всегда лечится психотерапевтически, а это значит — перенесениями. По мнению Фрейда — и я вынужден полностью с ним согласиться, — то, что мы описываем как интроекции и прочие болезненные симптомы, есть в сущности аутодидактически заученные попытки больного излечиться. И тот же самый механизм он приводит в действие, когда ему встречается врач, который хочет его излечить: он пытается — чаще всего бессознательно — «переносить», и если ему это удается, то его состояние улучшается.
Мне могут возразить, что неаналитические методы лечения имеют право на существование, коль скоро они — хотя бы и неосознанно — идут по пути, автоматически проложенному больной психикой, и так или иначе излечивают перенесениями. А значит, терапия перенесениями является как бы «природным лечебным средством», психоанализ же, напротив, — нечто искусственное, навязанное природе. Это возражение, пожалуй, трудно опровергнуть. Больной действительно «исцеляет» свои душевные конфликты вытеснением, перебрасыванием и перенесением неприятных комплексов; к сожалению, вытесненное компенсируется созданием «дорогостоящих суррогатных образований» (Фрейд), так что мы вынуждены считать неврозы неудачными попытками исцеления (Фрейд), где поистине medicina pejor morbo (медицина хуже смерти лат.). Неправильно было бы рабски подражать природе, следуя по ее пути там, где она обнаружила свою несостоятельность. Психоанализ пытается индивидуализировать то, чем природа пренебрегает; анализ стремится сделать жизнеспособными таких индивидов, которые погибли бы при жалких, несовершенных попытках вытеснения, производимых природой, не заботящейся о слабых особях. Недостаточно с помощью перенесения перебросить вытесненные комплексы на врача, частично разгрузить их напряжение и достичь временного улучшения. Если хочешь всерьез помочь больному, то необходимо с помощью анализа подвести его к тому, чтобы он — вопреки «принципу неудовольствия» — преодолел сопротивление (Фрейд), которое препятствует ему взглянуть на собственную неприукрашенную душевную физиогномию.
Но современная неврология ничего не хочет знать о комплексах, сопротивлениях и интроекциях, бессознательно пользуясь одним, во многих случаях действенным психотерапевтическим средством — перенесением; она и исцеляет как бы «бессознательно», и даже собственный принцип, действенный при всех методах лечения психоневрозов, называет опасным.
Тот, кому перенесения представляются опасными, должен бы более жестко осуждать неаналитические методы лечения, которые усиливают перенесения, а не психоанализ, который старается их по возможности вскрыть и рационально направить.
Я отрицаю, что перенесение — это что-то вредное, и полагаю, напротив, что — по меньшей мере в патологии неврозов — перенесение оправдывается глубоко коренящейся в народной душе древней верой, что любовь может излечивать болезни. Те, кто насмешливо упрекает нас, что мы хотим объяснить и вылечить все, «исходя из одной точки» — либидо, находятся под влиянием аскетического религиозного мировоззрения, отрицающего все сексуальное и вот уже две тысячи лет мешающего осознать огромное значение либидо для нормальной и патологической душевной жизни.
II . Роль перенесения при гипнозе и суггестии
Парижская неврологическая школа (школа Чаркота) рассматривала в качестве главных факторов при гипнотических явлениях периферические и центральные раздражающие воздействия на нервную систему (оптическое фиксирование предметов, поглаживание кожи головы и т. д.). В противоположность этому школа Бернгейма (школа Nancy ) видит в подобных раздражениях только вспомогательное, как бы транспортное средство для «введения» представлений, в частности при гипнозе — представления о погружении в сон. Полагают, что удавшееся внушение такого представления способно вызвать «состояние диссоциации в мозгу», и в этом состоянии якобы особенно легко осуществить дальнейшие внушения, то есть гипноз. Это был чрезвычайно прогрессивный взгляд — первая попытка чисто психологического объяснения феноменов гипноза и суггестии, свободная от физиологических умствований; но и она не смогла объяснить истинной причины гипноза. С самого начала казалось невероятным, что фиксирование взгляда на каком-то блестящем предмете может быть основной причиной тех глубоких изменений в психике, которые возникают в результате гипноза. Немногим более приемлемым выглядит предположение, что причиной таких изменений могло бы быть какое-то «заданное» бодрствующему человеку представление, например идея сна, без содействия более мощных психических сил. Наоборот, все говорит за то, что в процессе гипноза и суггестии главная работа исполняется не гипнотизером, не внушающим, а самим пациентом, его личностью, которая до сих пор принималась в расчет в основном лишь как «объект», а не как активный деятель при внушении. Убедительные доказательства сказанному, с одной стороны, факты самовнушения и аутогипноза, с другой — то, что явления, которые могут наступить при гипнозе, заключены в определенные границы, установленные индивидуальностью «медиума». Вмешательству экспериментатора отводится в причинной цепи этих явлений подчиненная роль. Итак, в целом приходится признать, что вопрос о конкретных условиях интрапсихической переработки суггестивных влияний все еще покрыт мраком.
Только психоаналитическое обследование нервнобольных по методу Фрейда помогает проникнуть в те душевные процессы, которые разыгрываются при суггестии и гипнозе. Психоанализ позволяет с уверенностью констатировать, что гипнотизер может избавить себя от труда вызывать это «состояние диссоциации» (что, впрочем, вряд ли ему удалось бы), так как эту диссоциацию, одновременное наличие рядом друг с другом различных слоев психики, он уже застает готовой даже у бодрствующего человека. Но помимо констатации этого несомненного факта, психоанализ дает ранее неизвестные сведения и о содержании комплексов представлений, а также о направлении аффектов, из которых составляются деятельные бессознательные слои психики у людей, подвергшихся гипнозу и суггестии. Оказалось, что все инстинкты, вытесненные в процессе индивидуального культурного развития, складируются в «бессознательном» и постоянно готовы «переносить» свои ненасыщенные и ненасытные, раздраженные аффекты на лиц и предметы внешнего мира, бессознательно соотносить их с «Я», то есть «интроецировать». Если мы именно в этом смысле представим себе психическое состояние человека, которому должно быть что-то внушено, то гипноз предстанет под совершенно иным углом зрения. Оказывается, активным началом здесь являются бессознательные душевные силы «медиума», в то время как гипнотизер, которого раньше считали всемогущим, вынужден довольствоваться ролью всего лишь объекта, и бессознательное вроде бы послушного «медиума» использует этот объект в своих интересах.
Среди психических комплексов, которые, фиксируясь в течение детства, имеют значение для оформления всей жизни человека в более поздние годы, на первом месте стоят «родительские комплексы». Все исследователи, всерьез занимающиеся этой проблемой, подтверждают заключение Фрейда о том, что эти комплексы являются причиной психоневротических симптомов у взрослых. Я попытался аналитически исследовать психосексуальную импотенцию и пришел к выводу, что и она часто обусловлена «инцестуозной фиксацией» либидо (Фрейд), то есть слишком жестким (и нередко бессознательным) закреплением сексуальных желаний на ближайших родственниках, особенно на родителях. Тем самым подтверждаются подобные наблюдения Штейнера и В. Штекеля. Значительно обогатились наши знания о последствиях родительских влияний благодаря К. Г. Юнгу и К. Абрахаму. Первый доказал, что психоневрозы в основном возникают из конфликта между фиксацией на родителях (бессознательной) и стремлением к индивидуальной самостоятельности. Второй интерпретировал склонность к холостяцкому образу жизни или к браку с близкими родственниками как симптом все той же психической фиксации. Кроме того, следует отдать должное И. Задгеру, вскрывшему эти отношения.