86. Диалектико-материалистический подход проявляет себя в частности в том, что система музыкального мышления складывается в социальной среде, в процессе общения людей друг с другом и поэтому естественно ожидают (по аналогию с речевым языком), что каждая самобытная национальная культура имеет свою музыкальную культуру, отличающуюся способами музыкального выражения и, следовательно, своими особенностями музыкального мышления. Поэтому у разных народов мы можем наблюдать и разные его закономерности. Это особенно заметно при сравнении восточной и западноевропейской музыки. Для восточной музыки характерно развитие музыкальной мысли по горизонтали с использованием многочисленных ладовых наклонений (свыше 80), богатство ритмических структур, нетемперированное соотношение звуков. Монодическое развитие музыкальной мысли не способствовало развитию хоровых и оркестровых жанров, характерных для европейской музыки. Кроме того, после изложения начинается развитие музыкальной мысли и один из простых приёмов, использованных здесь – повтор и сопоставление. Повторение одного и того же мотива или фразы несколько раз аккумулируют содержащуюся в них энергию. Это ведёт к нарастанию напряжения и перехода его количества в новое качество – в новое мелодическое построение. По сравнению с повторами, сопоставление даёт более значительный эффект новизны, и взятые вместе, эти приёмы оказываются взаимодополняющими способами развития музыкальной мысли.
87. Рассмотрим проявление диалектико-натуралистического, реалистического подхода. Согласно диаматическому подходу художник - это продукт среды, общества и т.д. В качестве среды выступают метеоусловия, природные колебания температуры, давления и т.д. Чезаро Ламброза в своей работе «Гениальность и помешательство» показал, что многие талантливые гении очень сильно зависили от природных условий. Они уподоблялись барометру. И большая или меньшая легкость работы всегда соответствовала у них атмосферам давления. Полнейшая тупость нападала на них во время сильных ветров. Ясность мыслей у них бесконечно слабее вечером, нежели утром, а в середине зимы и лета творческие способности бывали живее, чем в остальные времена года. Такая зависимость, против каких они почти не в силах были бороться Они смирялись с этим. Из этого примера уже очевидно влияние колебания барометра на гениальных людей, и большая аналогия в этом отношении между ними и помешанными; но ещё заметнее, ещё резче оказывает влияние температуры. Наполеон сказавший, что «человек есть продукт физических и нравственных условий», не мог выносить самого легкого ветра и до того любил тепло, что приказывал топить у себя в комнате даже в июле месяце. Кабинеты Вольтера и Бюффона отапливались во всякое время года. Руссо говорил, что солнечные лучи в летнюю пору вызывают в нем творческую деятельность, и вот подставлял под них свою голову в самый полдень. Байрон говорил о себе, что боится холода, точно газель. Гейне уверял, что он более способен писать стихи во Франции, чем в Германии с ее суровым климатом. «Гром гремит, идет снег, – пишет он в одном из своих писем, – в камине у меня мало огня, и письмо моё холодно».. Некоторые писали весною: «Теперь вдохновение перестанет прятаться… если весна поможет мне, как и во всем остальном». Некоторые не могли сочинять иначе, как при ярком свете солнца и в теплую погоду. Читая письма Шиллера Гёте, изумляешься тому, что этот великий, гуманный гениальный поэт приписывал погоде какое-то необыкновенное влияние на свои творческие способности. «В эти печальные дни, – писал он в ноябре 1817 г., – под этим свинцовым небом, мне необходима вся моя энергия, чтобы поддерживать в себе бодрость. Приняться же за какой-нибудь серьезный труд я совершенно не способен. Я снова берусь за работу, погода до того дурна, что нет возможности сохранить ясность мысли». В июле 1818 г. он говорит, напротив: «Благодаря хорошей погоде я чувствую себя лучше, лирическое вдохновенье, которое менее всякого другого подчиняется нашей воле, не замедлит явиться». Но в декабре того же года он снова жалуется, что необходимость окончить своё произведение. Оно совпало самым неблагоприятным временем года. «Поэтому, – говорит он, – я должен употреблять всевозможные усилия, чтобы сохранить ясность мысли».
88. Рассмотрим бихевиористический аспект в творчестве. Ломброза пишет, что как не жесток и печален такого рода парадокс, но, рассматривая его с научной точки зрения, мы найдём, что в некоторых отношениях он вполне основателен, хотя с первого взгляда, кажется надуманныи. Многие из великих мыслителей подвержены подобно помешанным, судорожным сокращениям мускулов и отличаются резким, так называемыми «хроническими» телодвижениями. Так, Монтескье рассказывал, что на полу в столовой, где он занимался, можно было заметить углубление от их постоянного подёргивания их ног. Бюффон, погруженный в своих размышлениях, взобрался однажды на колокольню и спустился оттуда по верёвке совершенно бессознательно, как будто в припадке сомнамбулизма. Наполеон страдал постоянным подёргиванием правого плеча и губ, а во время припадков гнева – также и икр. «Я, вероятно, был очень рассержен, – сознавался он сам однажды после горячего спора потому, что чувствовал дрожание моих икр, чего со мной давно уже не случалось». Пётр Великий был подвержен подёргиванию лицевых мускул, ужасно искажавших его лицо. Ампер не мог иначе говорить, как ходя и шевеля всеми членами. Известно, что обычно состав мочи и в особенности содержания в ней мочевины заметно изменяются после маниакальных приступов. Уже много лет тому назад Гольденберг сделал наблюдение, что у одного английского проповедника, всю неделю проводившего в праздности и только по воскресеньям с большим жаром произносившего проповедь, именно в этот день значительно увеличилась в мочи содержание фосфорных кислых солей так как в другие дни она была крайне ничтожна. На основании такого ненормального изобилия мочевины или, скорее, на основании этого нового подтверждения закона равновесии силы и материи, управляющим всем миром живых существ, можно вывести ещё и другие более изумительные аналогии: например, седина и облысение, худоба тела, а также плохая мускульная половая деятельность, свойственная всем помешанным, очень часто встречается и у великих мыслителей. О гениальных людях, точно также как и о сумасшедших, можно сказать, что они всю жизнь остаются одинокими, холодными, равнодушными к обязанностям семьянина и члена общества. Микеланджело постоянно говорил, что его искусство заменяет ему жену. Гёте, Гейне, Байрон, Наполеон, Ньютон хотя и не говорили это, но своими поступками доказывали ещё нечто худшее. Гёте тоже говорит, что для поэта необходимо известное мозговое раздражение и что он сам сочинял многие из своих песен, находясь как бы в припадке самнамбулизма. Во сне Вальтер задумал одну из песен. Ньютон во сне разрешали математические задачи. Моцарт сознавался, что музыкальные идеи являются у него невольно, подобно сновидениям, а Гофман часто говорил своим друзьям: «Я работаю, сидя за фортепиано с закрытыми глазами, и воспроизвожу то, что подсказывает мне кто-то со стороны». Лагранж замечал у себя неправильное биение пульса, когда писал. У Сальери же темнело в глазах. Ламантин часто говорил: «Не я сам думаю, но мои мысли думают за меня». Сократ первый указал на то, что поэты создают свои произведения не вследствие старания или искусства, но благодаря некоторым природным инстинктам. Таким же образом прорицатели говорят прекрасные вещи, совершенно не осознавая этого. Таким образом, величайшие идеи мыслителей, подготовлены, так сказать, уже полученными впечатлениями и в высшей степени чувствительны организации субъекций, родятся внезапно и развиваются во столько же бессознательно, как и необдуманные поступки помешанных. Этой же бессознательностью объясняется непоколебимость убеждения в людях, усвоивших в себе фантастически известные убеждения. Но как только прошёл момент экстаза, возбуждения, гений превращается в обыкновенного человека или падает ещё ниже, так как отсутствие равномерности (равновесия) есть один из признаков гениальной натуры. Болезненная впечатлительность порождает также и непомерное тщеславие, которым отличаются не только люди гениальные, но и вообще учёные, начиная с древнейших времён; в этом отношении те и другие представляют большое сходство с мономаньяками, страдающие горделивым помешательством. «Человек – самое тщеславное животное, а поэт – самый тщеславный из людей», – писал Гейне, подразумевая, конечно, и самого себя. В другом письме он говорит: «Не забывайте, что я – поэт и потому думаю, что как должен бросить все свои дела и заняться чтением стихов». Шопенгауэр приходил в ярость и отказывался платить по счетам, если его фамилия была написана через два «п». Меланхолия, уныние, застенчивость, эгоизм – вот жестокая расплата за высшее умственное дарование, которое они тратят, подобно тому, как злоупотребление чувствами, наслаждениями влекут за собой расстройство половой системы, бессилие и болезнь головного мозга, а не умеренность в пищи сопровождается желудочными катарами.
89. Мир внутренних знаков художника и зрителя можно классифицировать следующим образом: А)Олигосемия (уменьшение количества воспринимаемых знаков) Б) Гипосемея (снижение значимости знака) В)Гиперсемея (усиление значимости одних знаков в ущерб другим) г)Неоднозначность знака, оставляющей ситуацию не ясной д) Криптосемея (восприятие знаков неочевидных для других наблюдателей)Е) Парасемия (извращённое толкование знаков под влиянием ложного контекста)