Насколько иначе обстоит дело со связью наших побуждений и чувств, составляющей второй основной предмет расчленения отдельных областей душевной жизни! И однако, тут мы видим перед собой подлинный центр душевной жизни. Поэзия всех времен находит здесь свои объекты; интересы человечества постоянно обращены в сторону жизни чувств; счастье и несчастье человеческого существования находятся в зависимости от нее. Поэтому-то психология XVII в., глубокомысленно направившая свое внимание на содержание душевной жизни, и сосредоточи-
1 Ср. вышеуказанную статью Дильтея о реальности внешнего мира. 334
лась на учении о чувственных состояниях, ибо это и 'были ее аффекты. Но насколько важны и центральны эти состояния, нас только упорно они противостоят расчленению. Наши чувства по большей части сливают в общие состояния, в которых отдельные составные части становятся уже неразличимыми. При сложившихся условиях наши побуждения выражаются в конкретном, ограниченном в своей длительности, определенном в своем объекте стремлении, не доходя, однако, как таковые до нашего сознания, т. е. как побуждения, проникающие и охватывающие в своей длительности каждое такое стремление и желание. И те п другие, т. е. и чувства и побуждения, не могут быть произвольно воспроизведены или доведены до сознания. Возобновлять душевное состояние мы можем только таким нутом, что экспериментально вызываем в сознании тс условия, при которых это состояние возникает. Из этого следует, что паши определения душевных состояний не расчленяют их содержания, а лишь указывают на условия, при которых наступает данное душевное состояние. Такова природа всех определений-душевных состояний у Спинозы и Гоббса. Поэтому нам надлежит прежде всего усовершенствовать методы этих мыслителей. Определения, точная номенклатура и классификация составляют первую задачу описательной психологии в этой области. Правда, в изучении выразительных движений и символов представлений для душевных состоящий открываются новые вспомогательные средства; по в особенности сравнительный метод,, вводящий более простые отношения чувств и побуждений животных и первобытных народов, иозволяет выйти за пределы антропологии XVII в. Но.даже применение этих вспомогательных средств не дает прочных точек опоры для объяснительного метода, стремящегося вывести явления данной области из ограниченного числа однозначно определяемых элементов. < ... >
Третья основная связь в нашей душевной жизни образуется из волевых действий человека. Здесь анализ вновь обретает верпую путеводную нить в постоянных соотношениях. Ему предстоит прежде всего определить понятия постановки цели, мотива, отношений между целью и средствами, выбора и предпочтения, а затем развить отношения этих понятий между собой. За этим следует анализ отдельного волевого действия. < ... > При этом искусство описательной психологии состоит в том, что предметом для расчленения она берет (развившийся уже процесс, в котором составные части яснее всего выступают наружу. В расчленении этом строго разделяются мотив, цель и средства. Процесс выбора или предпочтения ясно сознается во внутреннем восприятии. Кроме того, наши целевые действия отчасти выявляются наружу и таким образом объективируются для нас. Волевое действие вытекает из общего уклада жизни наших чувств и побуждений. В нем заключается намерение внести изменения в эту жизнь. Таким образом, он заключает в себе некоторого рода представления о щели. Упомянутое намерение
335
либо направляется на достижение намеченной цели во внешнем мире, либо оно отказывается от того, чтобы путем внешних действий изменить уклад сознания, и стремится прямо произвести внутренние изменения в душевной жизни. Тот момент, когда дисциплина внутренних волевых действий возымеет власть над человеком, составляет эпоху в его религиозно-нравственном развитии. Поскольку же внутренний процесс или состояние могут •стать фактором волевого решения, постольку они являются и мотивом.
Уже во время взвешивания мотивов с представлением цели связывается представление о средствах. Если из стремления к изменению положения вытекает одно или несколько представлений о цели, то в душе возникают проверка, выбор, предпочтение, и наиболее подходящее представление цели, средства к достижению которой вместе с тем доступнее 'всего, становится моим волевым решением. Тогда наступают опять проверка, выбор и решение относительно всех имеющихся в распоряжении средств к достижению этой цели.
Анализ волевых действий человека «е может, однако, ограничиться расчленением отдельного волевого действия. Подобно тому как в области интеллекта единичная ассоциация или единичный мыслительный акт не составляют главного предмета анализа, так не составляет его в области практической единичное волевое решение. Тщательный анализ отдельных волевых действий как раз и приводит к нахождению зависимости их от приобретенной связи душевной жизни, обнимающей как основные отношения наших представлений, так и постоянные определения ценностей, навыки нашей воли и господствующие целевые идеи <и содержащей, таким образом, правила, которым, хотя мы часто этого и не сознаем, наши действия 'подчиняются. Таким образом, эта связь, постоянно воздействующая на отдельные волевые действия, составляет главный предмет психологического анализа человеческой воли. Мне нет надобности вызывать в сознание всю связь моих профессиональных заданий для того, чтобы, сообразно настоящему положению их, подчинить этой связи то или иное действие,— намерение, содержащееся в этой связи задач, продолжает действовать, хотя я и не довожу его до своего сознания. При этом во всяком насыщенном -куль-турными соотношениями сознании перекрещиваются разнообразные целевые связи. Они могут никогда не присутствовать одновременно в 'сознании. Для того чтобы оказать свое действие, каждое из них вовсе не должно непременно находиться в сознании. Но они — не вымышленные фиктивные сущности. Они — психическая действительность. Лишь учение о приобретенной связи душевной жизни, действующей, не будучи отчетливо сознанной, и включающей в себя другие связи, может сделать понятным такое -положение вещей. Рядом с этим постоянством волевой 'Связи можно поставить единообразие этой связи в отдельных индивидах. Так возникают основные формы 336
юловсчсской культуры, в которых объективируется постоянная
и единообразная воля Формы эти составляют выдающийся обьск! для анализа, направленного па элементы воли и соединения их Мы изучаем природу, законы и связь наших волевых денетвпй на внешнем устройстве общества, на хозяйственном и правовом порядке. Тут мы имеем такую же объективацию свя*сй в нашем практическом поведении, какую мы находим в числе, во времени, в пространстве и прочих формах нашего познания мира в нашем восприятии, представлении и мышлении. Отдельное волевое действие в самом индивиде является лишь выражением длительного направления воли, которое может заполнить целую жизнь, хотя и не сознается нами постоянно. Ибо характер мира практического в том и состоит, что им управляют длительные отношения, переходящие от индивида к индивиду, не зависящие от движения воли в отдельные моменты и сообщающие практическому миру его прочность. Как в области интеллекта, так и в области практической анализ должен быть направлен на эти длительные соотношения.
Остается еще указать лишь на то, что этот описательный и анализирующий метод дает также основу для постижения отдельных форм душевной жизни, различий полов, национальных характеров, вообще главных типов целевой человеческой жизни, а также типов индивидуальностей.
Глава пятая Отношение между объяснительной и описательной психологией
{ . . > Представители объяснительной психологии будут с полным основанием отстаивать то положение, что испытание и проведение какой-нибудь гипотезы в более или менее широкой области явлений есть важнейший метод психологического преуспевания. Ибо там, где опыт не дает уже никакой связи в распоряжение психолога, где он не дает уже возможности провести соединение и разграничение, где нельзя добыть эту связь из многообразия отдельных случаев как господствующее правило, там наблюдение, сравнение, эксперимент и анализ должны быть направлены к определенной цели при посредстве гипотезы. Однако сторонники объяснительного метода не станут утверждать, что в настоящее время какая-либо одна гипотеза может предпочтительно перед другими претендовать на то, чтобы раскрыть нам подлинные объяснительные основы душевной жизни Поэтому описательная психология со своей стороны вправе настаивать па том, что ни одна существующая в настоящее время объяснительная психология не может быть положена в основу паук о духе < . }
<. > Необходима и возможна психология, кладущая в основу своего развития описательный и аналитический методы и лишь во вторую очередь применяющая объяснительные коист-
12—221 337
рукции. (...) Она будет основанием наук о духе, подобно* тому как математика — основа естествознания. Именно в этом здоровом взаимодействии с опытными науками о духе она разовьется всесторонне. Путем установления точных определений и номенклатуры она постепенно введет общую научную терминологию.
Цель изучения психических явлений — познание их связи. Свявь же эта посредством внутреннего опыта дается нам в отношениях действования как связь живая, свободная историческая. Она является общей предпосылкой, при которой для нашего восприятия и мышления, для фантазии и действия становится вообще возможным установление связи. Связь чувствительного восприятия не вытекает из чувственных раздражений, в ней соединенных. Таким образом, она возникает лишь из живой, единой деятельности в нас, которая в свою очередь сама является связью. Процессы нашего мышления состоят из такого-же живого объединения. Сравнение, связывание, разделение, слияние всюду поддерживаются психической жизненностью. В пределах дискурсивного 'мышления в эти элементарные процессы вступает отношение между субъектом и предикатом, вещью, свойством и действием, субстанцией и причинностью,, причем это отношение возникает из внутреннего опыта. < ... ) Всякая связь, видимая нашим восприятием и устанавливаемая нашим мышлением, вытекает из собственной внутренней жизненности. < ... >