В чем существо дела? Действительно ли так необходимо, чтобы во всех науках господствовали категории и методы точных наук? Является ли точная наука, например естествознание, действительно настолько необходимым, является ли оно в действительности таковым, каким его считали еще .недавно? Не может ли быть так, что известное мировоззрение, положение, способ работы, установка — все это, доведенное до кондиции, вообще не является необходимым для данной науки? Может быть, она уже содержит в себе искомый момент, только заслоняемый господствующими методами, кажущимися единственно необходимыми? Нельзя ли предположить, что эти методы, адекватные известным связям между вещами, не годятся для других связей и отношений? Нет ли здесь такой ситуации, когда то, что является основополагающим для уже сложившейся науки, часто (но не всегда) делает нас слепыми по отношению к существу жизни, к тому главному, что выступает при непосредственном восприятии, созерцании настоящего?
Гештальттеория не пытается сгладить эту проблему или обойти ее, не пытается разрешить ее так, будто наука — одно, а жизнь — другое, будто у духовных предметов есть нечто отличное от других вещей, и поэтому нужно разделить эти области. Гештальтпсихология пытается войти внутрь проблемы; не имеем ли мы в самом подходе, в основной гипотезе, в методе исследования чего-то такого, что выступает в качестве догмы для всех наук, но что в действительности таковым не является? Долгое время казалось само собой разумеющимся — и для европейской теории сознания, и для всей науки было в высшей степени характерно — то положение, что наука может строиться только следующим образом: если я имею что-то, что должно быть исследовано научно, т. е. понято научно, тогда сначала я
146
должен понять у го как составное, как какой-то комплекс, который необходимо расчленить на составляющие элементы, n.ty-чигь закономерные отношения, существующие между ними, и лишь затем и прпчожу к решению проблемы: путем составления имеющихся элементов с помощью закономерного отношения, существующего между отдельными частями, я восстанавливаю комплекс.
То, что я говорю, не ново, в последнем десятилетии это стало вновь проблемой дли большинства ученых. Кратко ее можно было бы обозначить так: основная исходная предпосылка оказывается иной- нужно отправляться пе от элементов п частных отношении между ними, но от анализа к последующему сшпечу череч связывание элементов в большие комплексы.
Гештальттеория полагает, что имеются связи другого, формально другого типа, Не только в пауке о духе. Основную проблему гешталмтеорни можно было бы сформулировать так: существуют связи, при которых то, что происходит в целом, не выводится из элементов, существующих якобы в виде отдельных кусков, связываемых потом вместе, а, напротив, то, что проявляется и отдельной части этого целого, определяется внутренним структурным законом всего этого целого.
Я шивал здесь формулу. Гешталъттеорпя есть именно это, не больше и пе меньше. Сегодня эта формула в приложении к различным сторонам действительности (часто очень различным) выступает как решение проблемы. Я начал с того, что гештальт-тсюрпя выросла из исследования. Она пе только выросла и.» работы, по возникла для работы. Речь идет не о том, что еще одна частная проблема войдет в науку, а о том, чтобы в конкретной научной работе увидеть познавательные ситуации, чтобы вообще выработался новый подход к пониманию конкретных внутренних закономерностей. Проблема разрешается не так, как это наблюдается в некоторых довольно путаных случаях, о которых я говорил: имеются определенные возможности» необходимо систематизировать факты, включить их в те или иные области знания п тем самым попять действительность. Именно с помощью других методов, руководствуясь объективным положением вещей, удается проникнуть в мир, продвинуться к тому, что действительно имеет место. Это не стремление обсудить что-то вообще, а желание продвинуться вперед— динамизм, задача для науки.
Есть еще вторая трудность, которую можно кратко проиллюстрировать примером точных паук: когда математик знакомит нас с некоторыми положениями, мы можем воспринимать их так: каталогизировать, т. е. сказать, принадлежат ли они к области тех или иных законов, к этой частной области по данной классификации, —но я верю, ни один математик в своей работе не занимается этим. Математик скажет: ты не понимаешь этого закона и не можешь его понять, если не посмотришь на его функцию, на то, как он работает, на его следствия; ты
147
не знаешь закона, если имеешь в руках только формулу без дикамич-еской функциональной связи с целым. То же самое в тештальттеории выражено в крайней форме.
К сожалению, в высшей степени сомнительно, чтобы можно было бы создать сколько-нибудь ясное представление о геш-тальттеории в течение часа. Сделать это намного труднее, чем разъяснить какой-нибудь математический закон, хотя гештальт-теория является, по сути, такой же строгой, как математическое положение. В философии мы, к сожалению, находимся не в таком счастливом положении, как в математике, где под каждой функциональной связью, направленной на решение, понимается то же самое. Все понятия, которые употребляются здесь,— часть, целое, то, что определяется изнутри,— это такие слова, которые часто фигурируют в философских дискуссиях, но которые каждым понимаются по-своему, несколько иначе и употребляются, к сожалению, по-разному, так что эти понятия можно рассматривать с точки зрения каталогизации мнений, а не с точки зрения использования их в работе, направленной на проникновение в какую-то данность. Часто полагают, что можно говорить об определенных философских проблемах, о проблемах в чистом виде, отвлекаясь от действительности, от позитивной научной работы.
Попытаюсь немного ввести вас в нашу рабочую лабораторию и показать, как в конкретной работе, при решении проблем, взятых из различных областей науки, мы подходим к ним с позиций гештальттеории. Еще раз: проблема, на которую я здесь кратко обращаю ваше внимание, проблемное положение и ситуация — это не проблема специальной науки. Она является, по сути, основной проблемой нашего времени. Гештальт-теория появилась не вдруг, она конвергировала, «подтянула» к себе материал из всех наук, а также от различных философских точек зрения для решения этого, как полагает гештальттеория, принципиального вопроса. Возьмем один раздел из истории психологии. В психологии было так: исходили из живого переживания и далее смотрели, что знает о нем наука, что проясняет в нем наука? Затем нашли, что имеются элементы, ощущения, представления, неизвестные чувства, воля, а также законы для них,— переживание должно составляться только из них. В процессе работы психолога над проблемами, которые вытекают из этого основного положения, возникли трудности, которые благодаря счастливой интуиции одного психолога — я имею в виду Эренфельса — особенно остро выступили на передний план. Это была проблема, кажущаяся простой, проблема, которая сначала кажется непонятной для тех, кто подходит к науке от самой жизни, так как они не понимают, как можно так ее ставить. Положение вещей было следующим: мы в состоянии воспринять мелодию, вновь узнать ее. То же самое по отношению к оптической фигуре. Неудивительно, что, когда мы слышим мелодию во второй раз, мы благодаря памяти узнаем ее. Одна
mi ho or одного очень простого вопроса положенно вещей вдруг eia.m по.чпо непонятного: Эриифельс пришел к заключению, присоединяясь vu't'b к Маху и к другим, что мелодия узнается также и нн'да. когда она транспонируется па другие элементы. Состан элементов изменился, а я все-таки уанаю мелодию как ту же самую, я ведь не знаю попсе о том, что мне пред-сшвлянмея другие элементы; например, при транспонировании C-diir в Cis-tlnr совсем не замечают, что по набору элементов Mi о чю-ю другое, чем то, которое было. В чем дело? Па это г счет имелись различные мнения. Пытались спасти ситуацию с помощью р.ч И1ы\ тезисов: Эреифельс глубоким, другие психологи иными, менее глубокими способами. И.) чего, строго говоря, исходил Эрепфелье? Нслн мелодия состоит и.) шести тонов, и и повторяю ее, в то время как она исполняется в другой тональности, и она все же у.пкнтся, что вообще остается? Зш шесть племен юн являются сначала некоторой суммой, по: наряду с тиши шестью элементами предполагается седьмой, это Geslallqualltal -качество формы. Седьмой элемент и есть ют, который делает возможным узнавание мелодии. Это решение для пас неожиданно. В истории пауки, в частности и нс-торнн физики, имеются большие примеры, когда ученый отважно берется за яркую, кажущуюся очевидной, ясную гипотезу и защищает ее со неси ответственностью. В пауке нередко имеют место такие ситуации, которые в будущем приводят к большим результатам, хотя бы вноеледетшш, п обнаружилось, что w конкретное, буквальное, что заключено в них, еще не. продвигает пас в решешш той проблемы, которая здесь содержится. Были и другие решения факта, описанного Эреифельсом.
Одно из них таково; при правильном транспонировании что-то nce-такн сохраняется, а именно интервалы, отношения. Утверждают, что наряду с элементами существуют «отношения» как еще один элемент. По это предположение, в действительности пс помогает, потому что, например, основной закон для указанного положения вещей, согласно которому можно изменить что-то во всех элементах—-и явление останется тем же самым; и наоборот: можно изменить очень мало — и получится тотальное изменение,---этот основной закон вновь повторяется и применительно к отношениям. Можно также изменить отношения, и каждый почувствует ту же самую мелодию, и можно очень незначительно изменить отношения — и каждый услышит, что стало что-то другое, и не узнает ее. Бее что такие вещи, па которые я могу здесь указать лить кратко.