Ситуация несколько меняется, когда мы подходим к изучению более сложных форм поведения, таких, как воображение, суждение, рассуждение и понимание. В настоящее время все наши знания о них существуют только в терминах содержания 7. Наши мысли извращены пятидесятилетней традицией в
6 Часто их предпринимают, очевидно, с целью получить картину того, что должно происходить при этом в нервной системе.
7 Необходимо задать вопрос: в чем сущность того, что в психологии называется образом? Еще несколько лет назад я думал, что централыю-возпи-кающие зрительные ощущения так же ясны, как и возникающие периферически. Я никогда не представлял самому себе чего-либо другого. Более тща-
92
изучении состояний сознания, так что мы можем смотреть на эти проблемы только под одним углом зрения. Необходимо признать: мы не способны продвинуть исследование этих форм по-
тельиая проверка заставила меня отказаться от представления об образе в смысле Гальтона. Вся доктрина центрально-возникающих образов в настоящее время является очень ненадежно обоснованной. Энджел так же, как и Фериалд, пришел к заключению, что объективные определения типов образа невозможны. Интересным подтверждением их экспериментальной работы будет то, если мы постепенно найдем ошибку в построении этих огромных структур ощущений (или образов), возникающих центрально. Гипотеза о том, что все так называемые «высшие процессы» продолжаются в виде ослабленного состояния исходных мускульных актов (включая сюда и речевые процессы), которые интегрируются в систему, работающую па основе ассоциативного принципа, я уверен, прочная гипотеза. Рефлексивпый процесс такой же механический, как навык. Схема навыка, которую давно описал Джемс, когда каждый афферентный поток освобождает следующий соответствующий моторный заряд, так же верна для процессов мышления, как и для мускульных актов Малочисленность «образов» является правилом. Иными словами, все мыслительные процессы включают слабые сокращения в мускульной системе и особенно в самой тонкой системе мускулатуры, которая производит речь. Если это верно, а я не вижу, как это можно отрицать, образ становится психической роскошью (даже если он действительно существует), без своего какого-либо функционального значения. Если экспериментальная процедура подтвердит эту гипотезу, мы получим осязаемое явление, которое может быть изучено как поведенческий материал. День, когда мы сможем изучить эти рефлексивные процессы с помощью такого метода, относительно так же далек, как день, когда мы сможем говорить с помощью-физико-химических методов о различии в структуре и расположении молекул между живой протоплазмой и неорганической субстанцией. Решение обеих проблем ждет для себя появления адекватных методов и аппаратуры.
После того как была написана эта статья, я услышал об обращении, с которым выступили профессора Торидайк и Энджел па сессии Американской психологической ассоциации в Кливленде. При благоприятных обстоятельствах я надеюсь ответить на один вопрос, поднятый Торндайком.
Торндайк бросил подозрение в адрес идеомоторного акта. Если он имеет в виду только идеомоторпый акт и не включает сеисомоторный акт в свое общее обвинение, я охотно соглашусь с ним. Я выброшу образ совсем н попытаюсь показать, что практически все мышление происходит в виде сенсомоториых процессов гортани (по не в виде безббразного мышления), которые редко становятся сознаваемыми всеми, кто не ищет ощупью образность в лабораториях. Это просто объясняет, почему многие из хорошо образованных людей ничего не знают об образе. Я сомневаюсь, задумывался ли Торпдайк об этом вопросе таким образом Он и Вудвортс, по-видимому, отрицают речевые механизмы. Показано, что выработка навыка происходит бессознательно. Во-первых, мы знаем о том, что он есть, когда он уже сформировался,— когда он становится объектом. Я уверен, что «сознание» точно-так лее мало может сделать по усовершенствованию процессов мышления. С моей точки зрения, мыслительные процессы в действительности являются моторными навыками гортани Улучшения, изменения и т. п. в этих навыках вес происходят тем же самым путем, как и изменения, которые происходят в других моторных навыках. Этот взгляд приводит к выводу о том, что нет рефлексивных процессов (центрально-возникающих процессов): человек всегда исследует объекты, в одном случае объекты в общепринятом смысле, в другом — их заместители, а именно движения в речевой мускулатуре. Из этого следует, что нет теоретических границ для бихевиористского метода. К сожалению, все еще остаются практические трудности, которые тем не менее могут быть преодолены с помощью исследования речевых движении таким же образом, каким может быть исследовано все телесное поведение.
93
ведения, пользуясь поведенческими методами, открытыми к на-•стоящему времени. В частичное оправдание хотелось бы обратить внимание на вышеупомянутый раздел, где я отметил, что интроспективный метод сам достиг cul-de-sac, что касается его как метода. Темы стали настолько «избиты» оттого, что к ним •обращались так много, что'их можно будет изложить хорошо только через некоторое время. По мере того как методы станут более совершенными, мы получим возможность исследовать все более сложные формы поведения. Проблемы, которые сейчас отбрасываются, станут важными, и мы сумеем рассмотреть их так, как они выступают под новым углом зрения и в более конкретном виде. Будем ли мы включать в психологию мир чистой психики, используя термин Йеркса? Признаюсь, что я не знаю. Планы, которым я оказываю большее предпочтение в психологии, практически ведут к исключению сознания в том смысле, в каком этот термин используется психологами сегодня. Я фактически отрицаю, что эта реальность психики открыта для экспериментального исследования. В настоящий момент не хочу входить дальше в эту проблему, так как она неизбежно ведет в область метафизики. Если вы хотите дать бихевиористу право использовать сознание тем же самым образом, как его используют другие ученые-естествоиспытатели, т. е. не превращая сознание в специальный объект наблюдения, вы разрешили мне все, что требует мой тезис.
В заключение я должен признаться в глубокой склонности, которую имею к этим вопросам. Почти Ш лет я посвятил экспериментам над животными. Вполне естественно, что моя теоретическая позиция выросла на основе этой работы, и она находится в полном соответствии с экспериментальными исследованиями. Возможно, я создал себе «соломенное чучело» и сражаюсь за него. Возможно, нет полного отсутствия гармонии между позицией, изложенной здесь, и позицией функциональной психологии. Я склонен думать, однако, что обе позиции не могут быть просто гармоничными. Конечно, моя позиция является достаточно слабой в настоящее время и ее можно рассматривать с различных точек зрения. Однако, признавая все это, я полагаю, что мое мнение окажет широкое влияние на тип психологии, которой суждено развиваться в будущем. То, что необходимо сделать сейчас,— это начать разрабатывать психологию, делающую поведение, а не сознание объективным предметом нашего исследования. Несомненно, есть достаточное количество проблем по управлению поведением, чтобы мы занимались только ими и совсем не думали о сознании самом по себе. Вступив на этот путь, мы хотим в короткое время так же далеко отойти от интроспективной психологии, как далеко современная психология находится от той, которую преподают в университетах.
РЕЗЮМЕ
1. Психологии человека не удавалось выполнить требований,, предъявляемых к ней как к естественной науке. Утверждение,, что объект ее изучения—явления сознания, а интроспекция — единственный прямой метод для получения этих фактов, ошибочно. Она запуталась в спекулятивных вопросах, которые хотя и являются существенными, но не открываются экспериментальному подходу. В погоне за ответами на эти вопросы она уходит вес дальше и дальше от проблем, которые затрагивают жизненно важные человеческие интересы.
2. Психология с бихевиористской точки зрения есть чисто объективная, экспериментальная область естественной науки, которая нуждается в интроспекции также мало, как такие науки, как химия и физика. Все согласны, что поведение животных может быть исследовано без привлечения сознания. Господствовавшая до сих пор точка зрения сводилась к тому, что такие данные имеют цену постольку, поскольку они могут быть интерпретированы с помощью аналогий в терминах сознания. Позиция, принятая нами, состоит в том, что поведение человека и поведение животных следует рассматривать в той же самой плоскости и как в равной степени существенные для общего понимания поведения. Можно обходиться без сознания в психологическом смысле. Отдельные наблюдения за «состояниями сознания» являются, согласно этому предположению, задачей психолога не больше, чем физика. Мы могли бы рассмотреть этот возврат к нерефлексивному и наивному использованию сознания. В этом смысле о сознании можно сказать, что оно является инструментом или средством, с помощью которого работают все науки. Так или иначе средство, которое надлежащим образом используется учеными, в настоящее время является проблемой для философии, а не для психологии.
3. С предлагаемой здесь точки зрения факты в поведении амебы имеют ценность сами по себе без обращения к поведению человека. В биологии исследование видовых различий и унаследованных черт у амебы образует отдельный раздел, который должен излагаться в терминах законов, лежащих в основе жизнедеятельности данного вида. Выводы, достигаемые таким путем, не распространяются па какую-либо другую форму. Несмотря на кажущийся недостаток всеобщности, такие исследования должны быть выполнены, если эволюция как целое когда-либо будет регулируемой и управляемой. Подобным образом законы поведения амебы (область ее реакций и определение действующего стимула, образование навыка, устойчивость навыка, интерефреиция и закрепление навыков) должны быть определены и оцениваемы в себе и для себя, независимо от того, насколько они являются всеобщими и имеющими значение и для других форм, если явления поведения когда-либо войдут в-сферу научного контроля.