Но, по мнению Дильтея, так не должны были действовать науки гуманитарные. Человек - не атом и не молекула. Он заслуживает иного обращения с собой при исследовании. Ценность его состоит именно в индивидуальности и неповторимости. Поэтому не просто неверно, но просто аморально и антигуманно сводить индивида к классу или группе, заявляя, подобно какому-нибудь р-р-революционному пролетарию: « Что с ним церемониться? Да он же буржуй ( дворянин, кулак, интеллигент и т.п.) - все они, в сущности, одинаковы!» Так же неверно поступает историк, который подгоняет под одну схему исторического развития всё уникальное своеобразие жизни различных стран. Историческая наука просто деградирует и превращается в грубую идеологию, сводя все страны и все национальные культуры к одной и той же «объясняющей» схеме - к схеме общественно-экономических формаций.
Поэтому гуманитарные науки, по мнению Дильтея, должны использовать не метод объяснения, а метод понимания. Важнейшим и первостепенным для них должно стать постижение не общего, а различий, частностей, уникальных индивидуальных черт. Разум неизбежно обобщает, создавая свои абстракции. Поэтому метод понимания, не отказывающийся от разума, должен использовать и вчувствование, вникание, так сказать, резонанс душ исследователя и исследуемого.
Медицина должна была выбирать, в каком лагере, по какую сторону границы ее место. Если она избирает «объясняющий» метод, то должна будет изучать заболевания, а не людей. Медики станут концентрировать свое внимания на общем, отбрасывая частности. Они будут исследовать, скажем, гипертонию ( инфаркт, шизофрению …), отвлекаясь при этом от индивидуальных особенностей тех людей, у которых эти заболевания проявляются. Крик медицинской сестры - «Язвенники, на процедуры!» - с предельной ясностью и простотой выражает суть объясняющего метода в медицине. Для нее уже нет различий между людьми, каждый из которых уникален и неповторим. Радикальное обобщение произведено: теперь все они - только язвенники.
При таком подходе идеалом науки для медиков неизбежно становится физика: медицина, подобно ей, начнет с наблюдаемого многообразия явлений, чтобы затем свести все это многообразие к нескольким закономерностям, которые даже можно выразить математически.
Если же медицина изберет иной метод - метод «понимания», то она станет лечить людей, а не болезни. Именно этот метод и использовали раньше семейные врачи - заболевание они рассматривали как всего лишь следствие уникального образа жизни своего пациента - неповторимого соединения его работы и семейной жизни, мыслей и переживаний. Для семейного врача пациент - вовсе не «язвенник» и не «гипертоник», каких тьма на свете, и даже не уникальный ходячий комплекс болезней. Для него пациент - это прежде всего человек, а заболевание - следствие его образа мыслей и чувствований. Болезнь - это именноего болезнь, превратившаяся в часть его образа жизни. ( А потому двух одинаковых болезней - при полном совпадении диагнозов - не бывает).
* * *
Таким врачом по отношению к самому себе, использующим понимающий метод в медицине, попытался стать Фридрих Ницше (1844-1900). Он страдал целым комплексом заболеваний: здесь была и прогрессирующее ухудшение зрения, и мучительные спазмы в желудке, и приступы мигрени, который сопровождали непереносимую резь в глазах. Врачи, следовавшие «объясняющему методу», привычно выделили комплекс заболеваний и принялись лечить каждое из них по отдельности. И - без особых успехов.
Ф.Ницше смотрел на свои недуги иначе.
Он написал о них так:
«Ценность болезни. Человек, который болен и лежит в постели, приходит иногда к заключению, что обычно он болен своей службой, занятием или своим обществом и из-за этой болезни потерял всякую рассудительность в отношении самого себя; он приобретает эту мудрость благодаря досугу, к которому его принуждает его болезнь».[24]
Ницше пришел к выводу, что болезнь - не зло, а благо, что она ценна и полезна для жизни, потому что она приходит, чтобы остановить человека, избравшего в жизни неверный путь. Если человек ошибается в выборе дела жизни, если он окружает себя не теми людьми, если он насилует таким образом свое тело и душу, то мать-природа посылает ему вначале предостережения в виде недомоганий. Если человек не внимает этим предостережениям или не может противостоять давлению общества, безжалостно навязывающего ему именно такой, неподлинный образ жизни, то природа посылает ему болезнь, властно укладывающую его в постель. Здесь, вырванный из круга привычных дел, человек имеет возможность поразмыслить - верно ли он живет?
До того, как болезнь уложила Ницше в постель в Сорренто, он был весьма успешным молодым человеком - или, по крайней мере, считался таковым. Он стал известнейшим филологом, которого избрали в профессора прямо из студентов, без защиты диссертаций, только на основании его статей. Все твердили ему, что классическая филология - изучение культуры античного мира - его призвание. Но болезнь властно сказала ему: это - не так. Болезнь требовала изменить всю жизнь, говоря - надо найти для этого силы, потому что завтра будет поздно:
«Нетерпение к себе охватило меня; я понял, что настала пора сознать себя. Сразу сделалось мне ясно до ужаса, как много времени было потрачено - как бесполезно, как произвольно было для моей задачи все мое существование филолога. Я стыдился этой ложной скромности... Десять лет за плечами, когда питание моего духа было совершенно приостановлено, когда я не научился ничему годному, когда я безумно многое забыл, корпя над хламом пыльной учености. Тщательно, с больными глазами пробираться среди античных стихотворцев - вот до чего я дошел! - С сожалением видел я себя вконец исхудавшим, вконец изголодавшимся: реальностей вовсе не было в моем знании, а "идеальности" ни черта не стоили! ... Тогда же я впервые угадал связь между избранной вопреки инстинкту деятельностью, так называемым "призванием", к которому я менеевсего был призван, - и потребностью в заглушении чувства пустоты и голода наркотическим искусством - например, вагнеровским искусством.»[25]
Сам ли Ницше пришел к такому выводу - к необходимости изменить свою жизнь, загоняющую его в болезнь? Или, быть может, у него был свой собственный мастер коучинга, который подтолкнул его к такому решению? Возможно, таким мастером коучинга был Пауль Рэ - один из первых европейских психологов, стремившихся не к объяснению, а к пониманию. Но это - совсем другая история.
* * *
Попытки создать коучинг в 19 веке предпринимались - но дух времени не благоприятствовал им.
Девятнадцатый век, как и последовавший за ним двадцатый, были веками тотальной машинерии. Техника творила чудеса, и от нее ожидали чудес еще больших. От нее ожидали решения всех проблем человечества, ожидали обеспечения всеобщего счастья - и были готовы ради этого превратить общество, выражаясь словами безумного Сен-Симона, в одну большую фабрику.
Если общество должно было стать фабрикой, то люди представлялись на ней живыми машинами. Термин «технология» вышел за пределы конструкторских бюро и заводских цехов - и распространился на людей. Появились честолюбцы, которые жаждали управлять с помощью технологий людьми - так же, как машинами. Но тот, кто рассуждает сегодня о «новых образовательных технологиях», о «политических технологиях», представляя «социальным инженером», «инженером человеческих душ», непременно должен прочитать и применить к себе самому шутливые слова советского академика В.М. Глушкова - если он, конечно, вообще шутил, говоря эти вот слова:
« Человек - это сложный механизм, состоящий из 200 простейших машин и 10 в 27-й степени атомов. Во время движения он развивает мощность, равную 0,1 лошадиной силы. Если попытаться определить работоспособность всего организма, то придется констатировать, что это устройство с довольно низким КПД: «средний» человек в течение 8 часов выполняет работу, равную 280 тысячам килограммометров. Если оценить ее по тарифу за электроэнергию, то стоимость ее будет равняться… 4 копейкам. Такова примерная «математическая» картина человека»[26].
Одним словом, читатель вполне способен самостоятельно дать ответ на вопрос, по какую сторону от проведенной В.Дильтеем границы позиционировала себе в 19 веке медицина в «индустриальном обществе», какой метод она предпочла - «объясняющий» или «понимающий».
Но то - медицина, поглощенная исследованиями тела. А какую сторону избрала для себя психология?
Психологи оказались по обе стороны разделительной черты.
Одни по сей день продолжают искать технологии, позволяющие эффективно управлять мыслящей и чувствующей машиной - человеком, а в случае нужды - корректировать ее способности и деятельность.
Другие, оставшись в меньшинстве, избрали «понимающий метод». Именно они сегодня и стремятся развивать коучинг - как новую, высшую, понимающую психологию, единственно достойную человека. Впрочем, на новое яркое название уже слетаются мотыльки, привычно ищущие и здесь каких-то универсальных технологий.
1.4. Первые шаги к коучингу: рождение понимающей психологии
Каким же образом медицина начала постепенно избавляться от «самоочевидного» убеждения в том, что можно врачевать душевные недуги, только воздействуя на тело? Как она обратилась к исследованию процессов, происходящих в душе, то есть породила современную психологию?
Тот, кто полагает, что Зигмунд Фрейд осуществил свой чудесный переворот без всякой подготовки, исключительно благодаря своим гениальным способностям, просто упускает из виду столь важное явление в истории медицины, которое представлял собой венский терапевтический нигилизм.