Что касается других эмоций, то причины их возникновения и их последствия также зависят от ситуации и обстоятельств. Если говорить конкретнее, то причины возникновения и последствия эмоции в какой-то степени зависят от того, насколько человек голоден, насколько устал, насколько сильное сексуальное влечение он испытывает. Кроме того, причины и следствия эмоций различны для разных культур (и эти различия иногда бывают очень яркими), они могут различаться в пределах одной отдельно взятой культуры. Они могут варьироваться даже от одной семьи к другой, от одного человека к другому. Эта изменчивость является следствием индивидуальных особенностей развития человека и многообразия эмоциональных реакций и событий, способных активировать эмоцию. Для драйвов, в отличие от эмоций, характерно меньшее разнообразие стимулов. Например, чувство голода или сексуальное влечение вызываются ограниченным набором стимулов, и еще более ограниченный набор объектов может удовлетворить эти потребности.
Возрастные изменения в эмоциональных реакциях
Маленький ребенок, переживая страх, скорее всего бросится к родителям или к старшему брату или сестре. Но в сознании подростка такое поведение ассоциировано с эмоцией стыда, жить с которой так же трудно, как и со страхом. Поэтому подросток старается совладать со страхом по-другому - старается оценить степень опасности, занять более выгодную позицию, а если это не удается, просто игнорирует угрозу, не придает ей значения. Маленькие дети обычно бегут от опасности в буквальном смысле слова, тогда как старшие дети чаще преодолевают опасность с помощью вербальных средств. По мере развития человек научается различным реакциям на переживание страха, но все эти способы не более чем усложненные модификации одного и того же типа реакции - реакции устранения воспринимаемой угрозы, бегства от нее.
Другой пример возрастных изменений эмоциональных реакций может дать нам наблюдение за детской игрой. Интерес к игрушке заставляет 10-месячного ребенка исследовать ее, всячески манипулировать ею. В этом возрасте дети любят с грохотом бросать игрушки на пол, поскольку ощущения, вызываемые этим действием, приятны ребенку, доставляют ему радость. Но уже у 14-месячного ребенка мы можем наблюдать начатки ассоциативной игры, соотнесения одних игрушек с другими - например, ребенок помещает игрушечную чайную ложку в игрушечную чашку, кладет трубку игрушечного телефона на рычаг. Если эти же игрушки дать трехлетнему ребенку, то его интерес к ним будет проявляться иначе: он может, например, разыграть телефонный разговор с отцом, матерью или даже с воображаемым другом.
Как видите, интерес к игрушкам в зависимости от возраста ребенка порождает разные типы игры, однако мотивационное качество эмоционального переживания остается неизменным, меняется лишь способность ребенка воплотить свой интерес на более высоком, более сложном уровне. С возрастом наши реакции, вызванные эмоциональным переживанием, становятся мягче и слабее. Мимические проявления становятся более утонченными, мы научаемся выражать эмоцию вербально, не прибегая к помощи рук и ног. С возрастом человек меньше плачет, переживая печаль, не отворачивается и не прячет лицо, когда испытывает смущение, и все реже краснеет, переживая стыд.
Возраст и активаторы эмоций
С возрастом меняются не только эмоциональные реакции, но и активаторы конкретных эмоций. Так, в трехнедельном возрасте звук женского голоса вызывает у ребенка улыбку, но, по мере того как ребенок становится старше, этот же голос может вызывать у него раздражение. Удаляющееся лицо матери не вызовет особой реакции у трехмесячного младенца, тогда как 13-месячный ребенок отреагирует на это событие сердитым протестом, а 13-летний подросток может обрадоваться, узнав о том, что родители на весь вечер уходят из дома. Таким образом, одно и то же событие может вызывать разные эмоции в зависимости от возраста человека, степени его зрелости и обстоятельств.
Когда чувства берут верх над разумом, или Кризис подросткового возраста
Для очень многих людей подростковый возраст представляет собой период, когда влияние эмоций на духовную жизнь становится наиболее очевидным. Именно так и было с Мишель, подростковые годы которой были омрачены разлукой с отцом, уехавшим на войну во Вьетнам. Уже будучи студенткой колледжа, она написала своего рода отчет о том периоде своей жизни. Читая ее рассказ, нельзя не заметить, что в наиболее критические моменты того периода ее разум и поведение были всецело подчинены чувствам.
Я отчетливо помню тот день, когда отец получил повестку, в которой было написано, что его призывают на войну во Вьетнам, помню так, словно это было вчера.
Поначалу я была в замешательстве. Я еще не вполне понимала, что должно произойти. Родители, не желая тревожить меня, старательно сохраняли невозмутимый вид. И какое-то время это срабатывало, но потом, с приближением назначенного дня. они все больше и больше <выдавали> себя.
Помню день, когда он должен был уехать. Утром, проснувшись, я услышала, что мама плачет. Она плакала не так, как всегда, это был не плач, а безысходный вой, который, казалось, не стихнет никогда. Помню, как мы провожали отца в аэропорт. Это было ужасно. Мне казалось, будто весь мой мир рассыпается на кусочки. Мне так хотелось, чтобы все мы снова были веселы и счастливы, чтобы все стало как прежде, как было до того дня, когда отец получил повестку.
На основе этого краткого описания сложного и длительного эмоционального переживания трудно утверждать с уверенностью, какая из эмоций Мишель была в то время доминирующей, мы можем лишь предположить, что это был страх - страх потерять отца. С учетом того, что отец Мишель был летчиком и отправлялся на войну во Вьетнам, ее слова <мне казалось, будто весь мой мир рассыпается на кусочки> можно рассматривать как признание в том, что она была напугана.
Помню, как я смотрела на огромный серый <В-66>, который должен был увезти отца во Вьетнам. Он казался мне таким же пустым, холодным и одиноким, какой я ощущала себя в тот момент. Но я говорила себе, что должна быть сильной, ведь накануне отец попросил меня заботиться в его отсутствие о матери и сестре. Он сказал, что ради них я должна быть веселой и жизнерадостной. Он просил меня быть его <лучиком света>.
Мы подошли к самолету. Я так старалась сдержать слезы, что у меня заболело горло. Я не имела права плакать. Все плакали - кроме меня. Даже у отца стояли слезы в глазах, когда он прощался с нами.
Очевидно, что неминуемая разлука с отцом вызывала у Мишель не только страх, но и другие эмоции, в частности печаль, проявления которой она сознательно подавляла.
Я так и не смогла побороть печаль. Она порой перерастала в злость, а иногда в ревность, как, например, в тот день, когда в школе праздновался День Отцов и все ребята приходили со своими отцами.
Такие резкие смены настроения, от страха к печали и от печали к гневу, на первый взгляд, кажутся странными. Но они вполне объяснимы, если принять во внимание два аспекта проблемы. Во-первых, ни одна из этих эмоций не была по-настоящему новой для Мишель, она уже пережила их в день отъезда отца: страх перед лицом грядущей неизвестности, печаль от предстоящей разлуки с горячо любимым отцом и его возможной гибели, и, наконец, злость оттого, что он <оставил> ее.
Затем, уже после того, как отец позвонил им из Вьетнама и она отказалась разговаривать с ним, она пережила еще одну эмоцию.
Когда я повесила трубку, я вдруг почувствовала себя страшно виноватой. Я подумала - как я могла быть такой ужасной, бездушной эгоисткой? Разве можно сердиться на человека, который рискует жизнью ради своей страны? Я едва не схватила трубку, чтобы позвонить ему, извиниться за свое поведение, за свои ужасные мысли, но это было невозможно.
Мишель тяжело переживала свою вину. Но нельзя забывать, что эмоция вины, подобно всем остальным эмоциям, выполняет адаптивные функции. Именно эмоция вины залечила душевные раны Мишель, помогла ей преодолеть обиду на отца, осознать свою любовь и привязанность к нему. Заметьте, что ее первой реакцией на переживание вины было желание исправить совершенную ошибку. В конце концов победила любовь, чувство вины прошло. Гнев нашел другое, более разумное основание, а печаль охватывала девушку лишь время от времени. Только страх остался неизменным.
Я часто с печалью думала об отце, только изредка грусть оставляла меня. Зато страх так и не исчез, он все время был со мной. Я боялась, что отец погибнет, что я никогда больше не увижу его, - и как мне тогда жить?
В сложных жизненных ситуациях человек всегда испытывает множество эмоций. Для Мишель этот трудный, полный печали и страха период закончился только с возвращением отца.
Я трепетала от восторга, но, когда увидела отца, выходящего из самолета, я словно оцепенела. Я не могла сдвинуться с места, словно каждый мускул моего тела был парализован. Но чем меньше становилось расстояние, отделявшее его от нас, тем сильнее колотилось мое сердце. Я уже не видела ничего и никого, кроме него. Он заключил нас троих в объятья. Я так крепко прижималась к нему, мне так хотелось навсегда остаться в его объятьях. Он вернулся! Он с нами! Я вижу его, я слышу его голос, я чувствую его запах!
Столько чувств переполняло меня, что мне казалось, что я вот-вот лопну. Я уже не могла сдерживать слезы, впервые за два года я заплакала. Я плакала оттого, что пришлось пережить мне, моей матери, сестре и особенно ему. моему дорогому отцу, который прошел через ад и вернулся оттуда живым, - плакала от того, что все наконец позади.
Мишель повезло. В течение двух лет она переживала сильнейшие негативные эмоции, но благодаря своим личностным ресурсам и поддержке родных не только решила свои проблемы, но и стала сильнее. Ее история служит наглядным подтверждением принципа, сформулированного в этой главе: эмоции всегда с нами, они влияют на наше восприятие, мышление и поведение.