Взаимодействие вины и гнева
Гамбаро (Gambaro, 1967) провел экспериментальное исследование взаимодействия вины и гнева во фрустрирующей ситуации. Эксперимент Гамбаро весьма интересен тем, что он не ограничился очевидным предположением, что предложенная им фрустрирующая ситуация вызовет гнев испытуемых. Он воспользовался техникой самоотчета, чтобы выявить, насколько успешно испытуемые могут управлять субъективным переживанием гнева.
В соответствии с выдвинутой Гамбаро гипотезой, переживание гнева, спровоцированное фрустрирующей ситуацией, должно было вызвать повышение диастоли-ческого давления, а последующее выражение гнева в агрессивном акте - снизить его. Кроме того, Гамбаро предположил, что на результат эксперимента должны оказать влияние личностные качества испытуемых, например те из них, которые измеряются при помощи шкалы агрессии-вины Мошера (Mosher, 1967).
Для целей исследования были созданы четыре экспериментальные ситуации. Роль фрустрирующего раздражителя для испытуемых исполнял ассистент экспериментатора. В первой ситуации испытуемые могли выразить свой гнев, наказав ассистента ударом электрического тока. Во второй ситуации у испытуемых был только опосредованный выход для гнева - они должны были просить экспериментатора о наказании своего обидчика. В третьей ситуации испытуемым было запрещено открыто выражать свой гнев. В четвертой ситуации экспериментальная процедура вовсе не содержала фрустрирующего условия, причин для гнева не было. Испытуемых просто просили заполнить какой-нибудь формуляр.
Самоотчеты испытуемых показали, что они оценивают глубину переживания гнева в ситуации фрустрации выше, чем контрольная группа в ситуации, не содержавшей фрустрирующего фактора. Значения замеров диастолического давления у испытуемых в ситуации фрустрации были значительно выше, чем у испытуемых контрольной группы. После агрессивной реакции отмечалось снижение диастолическо-го давления, причем у испытуемых первой группы оно оказалось значительно более выраженным, чем у испытуемых третьей группы. Диастолическое давление испытуемых второй группы после опосредованной реакции на фрустрирующее условие снизилось примерно на такую же величину, как у испытуемых третьей группы.
Диастолическое давление во фрустрирующей ситуации у испытуемых, показавших высокие значения по шкале вины, и у испытуемых, показавших низкие значения по шкале вины, повысилось в равной степени. Однако снижение диастоличе-ского давления после агрессивной реакции на фрустрирующий фактор у испытуемых, показавши высокие значения по шкале вины, было выражено не так отчетливо, как у испытуемых, показавших низкие значения по шкале вины. А в ситуации, где разрешалась лишь опосредованная реакция на фрустрирующий раздражитель, диасто-лическое давление у испытуемых, показавших высокие значения по шкале вины, не снизилось, а даже несколько возросло.
Это интересное исследование позволяет нам гораздо глубже понять динамику эмоции вины, особенно в ситуации, когда вина связана с переживанием гнева и с агрессивной реакцией на переживание гнева. Эксперимент со всей очевидностью продемонстрировал, что выраженность переживания вины за свои агрессивные поступки (даже в том случае, если агрессия имеет объективные оправдания) тесно связана с физиологическими изменениями, вызванными этими переживаниями и поступками. Например, у тех из испытуемых, которые испытывали сильную вину за свою агрессивность (неважно, находили ли они ей объективное оправдание), наблюдались отчетливые физиологические индикаторы тревоги (повышалось диастоли-ческое давление) после того, как они выражали свой гнев посредством физической агрессии. Напротив, те из испытуемых, которые не испытывали вины за свою агрессивность, агрессивное поведение которых строилось по принципу <око за око, зуб за зуб>, находили в агрессивном выражении гнева успокоение, у них понижалось диа-столическое давление, все физиологические параметры приходили в равновесие. Выводы Гамбаро безусловно представляют интерес, но к ним следует отнестись с известной долей осторожности, нам еще предстоит проверить, насколько жестко связаны полученные ими результаты с конкретными условиями экспериментальной ситуации, насколько выводы, сделанные на основании данных эксперимента, соответствуют реалиям повседневной жизни.
Соломон и соавт. (Solomon, Turner, Lessac, 1968) исследовали эмоцию вины у собак, по мнению авторов, обнаруженные ими закономерности можно распространить и на человеческое переживание вины и поведение, связанное с переживанием вины. Экспериментаторы предлагали собакам сухой корм и консервированное мясо и пытались научить выбирать менее лакомый сухой корм. Таким образом они предполагали развить у подопытных собак <устойчивость к соблазну>. Для того чтобы приучить собак выбирать сухой корм, экспериментаторы использовали наказание (щелчок по носу). Продолжительность отсрочки наказания после неверного поступка (поедание консервированного мяса) в ходе эксперимента изменялась. Длительность отсрочки наказания никак не повлияла на скорость, с которой собаки науча-лись противостоять искушению и избегать наказания. Однако и эмоциональное состояние собак, и их реакции на отсутствие экспериментатора, и реакции на нарушение запрета серьезно менялись в зависимости от того, насколько длительной была отсрочка наказания. Авторы утверждают, что результаты, полученные ими на собаках, можно применить к практике воспитания детей, а именно - следует учитывать, что длительность отсрочки наказания непосредственно связана с <силой переживания стыда и вины у детей>.
К подобным выводам, когда в итоге предпринимается попытка перенести закономерности обусловливания у собак на процессы социализации у детей, следует относиться крайне осторожно, но похоже, что в чем-то они правомерны. Например, если Ребекка испытывает вину, то и само переживание вины, и ее мысли и поступки, связанные с этим переживанием, обязательно будут связаны с тем, когда и как она подвергнется наказанию за свой проступок. Если Ребекка почувствует за собой вину и узнает, что она будет наказана за свой проступок, но через некоторое время, ей придется все это время жить с виной. Она вынуждена будет снова и снова представлять себе ситуацию, вызвавшую переживание вины, ее проступок будет представляться ей все более серьезным, а наказание - все более страшным. Прежде чем сказать <вот погоди - придет отец, уж он тебе задаст>, мать должна тщательно взвесить, на сколь мощное переживание вины она обрекает своего ребенка.
Вина и готовность идти на уступки
Фридман, Уоллингтон и Блесс (Freedman, Wallington, Bless, 1967) сделали обзор исследований Фридмана и Фрэйзера (Freedman, Fraser, 1966), Уоллеса и Садалла (Wallace, Sadalla, 1966), Брока и Бекера (Brock, Becker, 1962) и Карлсмита и Гросса (Carlsmith, Gross, 1966). По мнению авторов, результаты этих исследований позволяют сделать вывод о том, что переживание вины повышает готовность идти на уступки. В то же время авторы заявили, что некоторые из рассмотренных ими исследований имеют слабые места и потому сочли необходимым провести сериюиз трех дополнительных экспериментов.
В первом эксперименте испытуемые оказывались в ситуации, когда они заранее получали представление о сути некоего предстоящего им эксперимента. Они могли сообщить об этом экспериментатору, но могли и солгать. Затем всех испытуемых, и солгавших, и сказавших правду, просили принять участие в другом эксперименте, который носил либо неприятный характер, либо нейтральный. Было обнаружено, что на участие в следующем эксперименте с большей готовностью шли солгавшие испытуемые. При этом неприятный или нейтральный характер предстоящего испытания никак не повлиял на это соотношение.
Во втором эксперименте испытуемые располагались за шатким столом, на котором неким отсутствующим студентом были аккуратно разложены бланки, причем все было устроено таким образом, что бланки неизбежно разлетались и перепутывались. Контрольная группа размещалась за устойчивым столом и не нарушала идеального порядка на столе. Затем экспериментатор просил испытуемых принять участие в эксперименте, который должен был проводить либо тот самый студент, чьи бланки были перепутаны, либо другой, совершенно посторонний экспериментатор. В результате 75 % испытуемых в группе, перепутавшей бланки, согласились участвовать в будущем эксперименте, тогда как в контрольной группе таких оказалось лишь 39 %. Причем на участие в эксперименте, который должен был проводить посторонний экспериментатор, испытуемые из обеих групп соглашались одинаково охотно, различия между группами проявились именно в готовности прийти на помощь тому студенту, чьи бланки были перепутаны. В группе <провинившихся> испытуемых (которых, однако, никто не обвинял) девять человек из десяти изъявили готовность участвовать в эксперименте, который должен был проводить <обиженный> ими студент, тогда как в группе <невинных> такую готовность изъявили только пять испытуемых из пятнадцати.
В третьем эксперименте исследователи попытались выяснить, каким образом переживание вины влияет на готовность к сотрудничеству с обиженным. Ситуация третьего эксперимента была аналогична ситуации второго эксперимента. Затем всех испытуемых просили принять участие в эксперименте, который должен был проводить пострадавший студент. Причем одной половине испытуемых говорили о том, что эксперимент потребует личной встречи со студентом и непосредственного общения с ним, а другой половине сообщали, что участие в эксперименте может быть заочным. Как и в предыдущем эксперименте, большую готовность прийти на помощь потерпевшему студенту проявили испытуемые, чувствовавшие вину перед студентом. Причем если готовность к непосредственному сотрудничеству испытуемые обеих групп проявили в равной степени, то на просьбу поучаствовать в заочном эксперименте, проводимом пострадавшим студентом, гораздо охотнее откликнулись испытуемые из группы, провинившейся перед этим студентом ( 1 1 <виноватых> испытуемых из 15 против 3 <невинных> испытуемых из 17),