Оказалось, что обособление индивидуального сознания от общественного (которое фактически постулировалось всей традиционной истматовской парадигмой и в известной степени закреплялось обособленностью собственно психологического изучения индивидуального сознания и мышления) в реальности прямо противоположно самой непосредственной, почти синкретичной их связи. Представление о себе в сознании именно российской личности неразрывно связано, соотнесено с представлением об обществе. Но эта связь имеет у разных типов людей разный характер в зависимости от восприятия себя как субъекта или объекта и восприятия (трактовки, интерпретации) общества как субъекта или объекта (Абульханова, Белицкая). Согласно концепции социальных представлений Московичи, основной их функцией является своеобразный перевод необычного, удивительного, странного—в обыденное, привычное, стереотипное. Однако, наши данные показали, что такая закономерность для российского социального мышления не является всеобщей и универсальной: одни типы личностей, оказывается, способны на обратный перевод обычного, стереотипного в новое, удивительное, становящееся проблемой, другие—стереотипно воспринимают и новое и старое, третьи—“фиксируются” на противоречии нового и старого, однако не в состоянии разрешить дилемму привычного и необычного. Иными словами, социальные представления (репрезентации), по определению Московичи, имеющие коллективный, универсальный характер, представляют собой скорее личностные архетипы по терминологии Юнга, т. е. сочетают в себе определенным образом и коллективное и индивидуально-личностное. Соответственно, механизмы социальных представлений в социальном мышлении личности функционируют одновременно с механизмами интерпретации, категоризации и проблематизации, что и определяет у разных типов преобладание проблемно-творческих исследовательских механизмов, т. е. открытого по отношению к социальной действительности сознания или стереотипного, закрытого.
Из этого исследования, в котором одновременно были получены данные о принадлежности того или иного сознания и способа мышления тем или иным социальным слоям общества, следует важный вывод, касающийся общей проблемы перехода от коллективизма к индивидуализму (или отхода от коллективизма), которую поднял авторитетный социальный польский психолог Я.Рейковски [83].
Представляется, что нет необходимости столь же категорично отказываться от коллективизма, как его насаждали и воспитывали. Нужно отделить идеологию тоталитаризма, связанную с удобством управления обществом через коллективы и его социальную утопию коллективизма, от реальной практики организации трудовых коллективов, в которой сосуществовали как позитивные явления соревнования, взаимопомощи и т. д., так и негативные. В системе производства, где наличие коллективов было многолетней традицией и способом организации труда, неизбежен консерватизм и сохранение этой формы в ее объективном и субъективном (социально-психологическом) выражении. Возможно, что этот коллективизм появляется в наше время не в сфере организации труда, а в области политических движений за его оплату и т. д. Реализация новых рыночных экономических отношений в системе производства—весьма длительный процесс, который потребует новых способов управления производством, новых форм организации труда, и трудно сегодня прогнозировать, в какой мере они будут опираться на традиции коллективизма. Таким образом, поставленная Новиковым и др. дискуссионная проблема сохранения “верности” коллективу в теории и практике социальной психологии должна решаться не идеологическим путем—преданности или измены старым формам и ценностям, а собственно научно-исследовательским. По-видимому, преобладание идеологии коллективизма или индивидуализма в обществе в целом зависит теперь в значительной мере от личностного “основания”, т. е. от той реальной типологизации жизненных и мировоззренческих позиций, от той новой дифференциации, которая происходит в нашем обществе. Тенденция индивидуализации, однако, никак не может быть приравнена к индивидуализму, тем более в его существующем в западно-европейском и американском обществе понимании. Сегодня индивидуализации, связанной прежде всего с раздроблением, атомизацией общества, потерей социальной поддержки одними людьми и развертыванием рисковых предпринимательских инициатив другими, противостоят наполненное (или постепенно наполняемое) новым смыслом понимание и идеал общинности, общности, “соборности” россиян и возникновение самых разнообразных корпораций, элит, т. е. новых форм интеграции. Такова проблема—создание новых форм общностей, мера индивидуальности членов которых еще должна быть выяснена и теоретически и жизненно-практически.
Заключение
Развитие социальной психологии как науки, возникшей в социалистическом обществе и функционирующей сегодня в постсоциалистическом, изменяющемся в демократическом направлении обществе, представляет собой сложный и противоречивый процесс, который, с одной стороны, первоначально определяется несомненным влиянием социалистической идеологии, включенностью в практику социалистических отношений—политическую, партийную, пропагандистскую, производственную, трудовую, а с другой—очень слабой востребованностью социальной психологии и социального психолога в обществе 60-70-ых годов. Эту важную роль социальной психологии в обществе по своей инициативе теоретически доказали и практически реализовали сами социальные психологи. Именно поэтому влияние идеологии здесь не было таким значительным, оно опосредовано научными позициями, взглядами, позитивными практическими устремлениями самих ученых.
В теоретизации, проблематизации социальной отечественной психологии сыграли роль и достижения мировой науки, прежде всего внедренные такими учеными, как Андреева, Петровская, Кон и др., и собственные классические (традиционные и оригинальные) позиции отечественной психологии в целом. Можно, пожалуй, сказать, что и резко критические и некритические обращения к западноевропейским и американским концепциям содействовали в целом процессу “моделирования”, категоризации и номинации социальной психологии—развитию ее языка и системы понятий. Определенные сетки и схемы “сканировались” с зарубежных образцов. Однако, двоякая и в равной мере содействовавшая оригинальности отечественной науки тенденция—обращения социальных психологов к экспериментальному исследованию этих моделей или их критически-аналитическому теоретическому сопоставлению с отечественными концепциями — позволила отечественной социальной психологии в целом избежать судьбы подражательного “периферического” варианта мировых образцов. В целом отечественная социальная психология является оригинальной не только по своей социальной эволюции (нашедшей свое отражение в предложенной периодизации), но и в своей проблемно-концептуальной сущности. “Образцы” превратились в проблемы. Таковы, например, теоретические разработки проблем познания картины мира Андреевой, социальных представлений Донцовым, социального мышления Абульхановой-Славской и т. д.
От стремления ученых дискутировать одну—основную проблему—предмета своего исследования, социальная психология перешла к дифференцированному способу существования: и в форме разных направлений, и в преобладании более теоретико-методологических, или более теоретико-эмпирических, или более прикладных исследований. Системный подход сыграл в ней как свою дифференцирующую, так и интегрирующую роль. Однако, именно с ним оказался связан креативный для науки в целом переход от априорного объяснения к проблемно-исследовательскому подходу. Исследовательская, сциентистская в позитивном смысле слова, тенденция полностью характеризует социальную психологию второго периода, даже там, где речь идет о прикладных исследованиях и направлениях. Системный подход оказался подходом практически всех исследователей, независимо от того осознавали и признавали они это или нет.
Основой, на наш взгляд, дифференциации разных исследовательских направлений является то различие и в способе исследования, и в самой теории, которое сегодня может быть понятийно обозначено на языке концепции Московичи: различие в изучении социально-психологических и “психосоциальных” явлений. Фактически же одним из первых к психосоциальным явлениям и соответствующему способу их изучения впервые обратился В.Вундт в своей попытке создать полуфеноменологическую “психологию народов”. Однако, различие между классической социальной психологией и теорией психосоциальных явлений отнюдь не сводится к различию теоретического и феноменологического, описательного изучения явлений. В равной мере речь идет об изучении сущностей. Однако, в одном случае это сущности, характеризующие природу социальной психологии любых обществ и групп, в другом—сущности психологии определенных обществ, народов и групп. Этнопсихология как область социальной психологии является мостом между этими разными направлениями. В последнее время для изучения специфических особенностей психологии определенных обществ в мире используется кросскультурный метод. Например, кросс-культурные исследования, проводящиеся в лаборатории психологии личности Института психологии РАН, показали, как понимают ложь, совесть, счастье и т. д. (Знаков, Джидарьян и др.).
Совокупность этих исследований, охвативших и политические, и моральные, и правовые представления (т. е. в целом социально-ориентированные), а также представления о себе, своей ответственности, личности, другого интеллекта и т. д. (т. е. личностно-ориентированные) выявила в первом приближении указанную проблематику.