Спонтанное усвоение языка и форм речи у детей носит творческий характер, проявляется в речевом и словесном творчестве. Подражание, повтор, несомненно, играют определенную роль в овладении языком, но эти процессы не имеют формы слепого повторения, специального зазубривания образцов. Ребенок самопроизвольно, проявляя творчество, начинает обыгрывать понравившееся слово или форму, активно, многократно использовать их в инициативной речи, отыскивая для них новый контекст, «нащупывая» фонетический облик.
Аграмматизмы (инновации) в детской речи — естественное явление. Они имеют свою динамику, диалектику возникновения и изживания. Возникают в результате сложно организованной работы развивающегося сознания по обобщению и анализу фактов воспринимаемой и собственной речи, активной ориентировочной поисковой деятельности, экспериментирования, игры со словом, а в дальнейшем — и элементарного осознания отдельных фактов грамматики, что приводит к освоению грамматического строя языка, формированию способности к произвольному использованию в речи грамматических средств [38].
Формирование разных сторон грамматического строя языка дошкольника происходит несинхронно, соответственно обучение должно проходить поэтапно. На начальных этапах активизация речевых высказываний носит общий, неспецифический характер, в дальнейшем постановка задач становится все более дифференцированной. На пятом году жизни особое внимание уделяется поощрению словообразования, словотворчества; на шестом году — элементарному анализу структуры предложения, формированию грамматической правильности (в словоизменении); на седьмом году — элементарному осознанию грамматических связей между производными словами, речевому творчеству, произвольному построению сложных синтаксических конструкций [1].
Таким образом, к школьному возрасту ребенок овладевает в основном всей сложной системой практической грамматики. Этот уровень практического владения языком является очень высоким, что позволяет ребенку в школьном возрасте перейти к осознанию грамматических закономерностей при изучении русского языка.
На основе исследований, обозначенных выше, можно следующим образом представить функционирование грамматического компонента языковой способности в речевой деятельности. Речевая деятельность — это речь, направленная на достижение определенных целей, использующая в качестве основного средства знаки языка — членораздельные звуки, слова в словосочетаниях и предложениях. Речь ребенка может быть направлена на достижение практических целей (получить игрушку, упросить бабушку пойти гулять без пальто и т. д.). Это обобщение, в которое речь включена не как самоцель, а как средство воздействия на партнера. Однако речь ребенка может воздействовать и на самого себя («Я не боюсь темноты, поэтому сейчас встану и пойду в неосвещенный коридор; мне не нравится холодный душ, но я хочу быть таким сильным и здоровым, как папа, поэтому буду обливаться после зарядки холодной водой»).
В описанных выше примерах речь подчиняется задачам игры, общения, деятельности; в соответствии с целью текст короток, не развернут, неполон. Обычно такую речь называют ситуативной. Ситуативная речь использует не только знаки языка, но и невербальные средства общения — жесты, мимику, выразительные движения, контакт глаз. Но есть еще один вид речи — художественно-литературное творчество, собственно речевая (художественно-речевая) деятельность, которая стремится в силу поставленных перед ней задач к преодолению этих характеристик. Рождение текста, формирование и формулирование мысли в слове в собственно речевой деятельности становится на какой-то миг как бы самоцелью. Хотя в словесном (литературном) творчестве всегда присутствует другой человек, к которому обращено творчество. Это тоже общение[2].
Таким образом, речевая деятельность — это целенаправленная, мотивированная деятельность, опосредствованная знаками языка и воздействующая на мысли, чувства и поступки другого человека (людей) или на самого себя через создаваемый в процессе ее текст. (Заметим, текст может быть равен всего одному слову.) Когда ребенок общается, он, как правило, весь обращен к миру предметов и к человеку, через управление, через сотрудничество с которым можно в этот мир проникнуть; либо обращен непосредственно к другому человеку, к его внутреннему миру и отражению своего «Я» в нем. Слово, языковая форма при этом «оказывается» как бы стеклом, через которое ребенок смотрит на мир. Этой позиции придерживались сторонники теории слова-стекла (например, А. Р. Лурия [26]). Однако, сталкиваясь с непониманием, встречая языковые трудности на пути к достижению цели, ребенок обращается к слову как к особому объекту познания, встает по отношению к нему в метаязыковую (над языковую) позицию, начинает играть со словом, обследовать его, экспериментировать в сфере смысла и формы. Возникает своеобразный вид игры — языковой. Языковые игры распространяются и на фонетику, и на лексику, и на грамматику. Так рождаются «песенки-шумелки» («эки-кики»), «языковая заумь» («тарабарский язык»), грамматические переборы («сплим», «сплям», «сплюм»), семантические курьезы («голова босиком», «нахмуренные брюки»).
Ученые — Л. С. Выготский, А. Р. Лурия, А. А. Леонтьев, И. А. Зимняя и др.— выделяют в структуре речевой деятельности мотивационную, исполнительскую и ориентировочную часть, такие ее составляющие, как мотив (чего я хочу достичь своим речевым поступком), этап замысла, построение внутренней программы высказывания, исполнительскую часть и блок контроля. Причем все блоки в речевой деятельности работают параллельно, одновременно. Ученые считают, что в речевой деятельности есть как бы два уровня структур — глубинных семантико-синтаксических и поверхностных языковых. Речемыслительный процесс разворачивается поначалу в плане внутренней речи, но план этот не совпадает с тем текстом, с теми структурами, которые мы произносим (слышим). Внутренние семантические структуры языка закладываются в раннем возрасте в период до словесной жестовой речи; они близко взаимосвязаны со структурами внешних практических, игровых, предметных действий, отражают их. Речь-мысль разворачивается в зрительных и сенсомоторных кодах, лишь затем как бы переводится в единицы и структуры речи внешней (Н. И. Жинкин ). Ориентировочная часть речевой деятельности направлена на собеседника, его понимание и поведение, а также на содержание и форму воспринимаемой речи. Блок контроля сличает порождение речи с замыслом и с имеющимися в психике эталонами правильных единиц и конструкций.
Итак, грамматическое структурирование высказывания происходит на этапе внутреннего программирования и развертывания программы сначала на уровне глубинных семантико-синтаксических структур, затем — исполнительского звена и, наконец, в блоке контроля, сличения замысла и исполнения, исполнения и эталонов.
Формирование этой сложной системы в раннем и дошкольном детстве происходит постепенно: сначала, в период дословесной жестовой речи, развиваются глубинные семантико-синтаксические структуры, а в дальнейшем — по мере освоения окружающего пространства, мира вещей и людей — завершается процесс формированием нормативных эталонов грамотности и способов самоконтроля.
Общее недоразвитие речи у детей с нормальным слухом и первично сохранным интеллектом – речевая аномалия, при которой страдает формирование всех компонентов речевой системы: словаря, грамматического строя, звукопроизношения, связной речи.
Дети с третьим уровнем ОНР пользуются развёрнутой фразовой речью, но при этом отмечаются фонетико – фонематические и лексико – грамматические недостатки. Наиболее отчётливо они проявляются в различных видах монологической речи (описание, пересказ, рассказ).
Различные авторы (О.Е. Грибова, Бессонова Т.П. [11], Микляева Н.В. [27], Л.Б. Халилова, Л.Н. Ефименкова, С.Н. Шаховская [43]) в рамках психолингвистического подхода в качестве основного дефекта детей с ОНР называют дефицитарность языковой способности. Нарушение функционирования языковой способности у детей с ОНР проявляется в виде:
- пониженной речевой активности (Белова-Давид Р.А., Б.М. Гриншпун, [3]);
- пониженного внимания к речевому окружению и недостаточно активной наблюдательности (Н.С. Жукова, Мастюкова Е. М., Филичева Т. Б [13]);
- замедленной выработки и патологической инертности речевых стереотипов, плохой переключаемости или напротив, быстром угасании возникших следов в памяти (Г.В. Гуровец, В. И. Лубовский, И.К. Самойлова [цит. по 27]);
- трудности актуализации даже хорошо знакомых слов (Н.С. Жукова[13], Е.М. Мастюкова, Т.Б. Филичева [13]), не осуществляется перенос усвоенной грамматической формы на другие слова (О.Е. Грибова[11], С.Н. Шаховская [43]);
- в речевой беспомощности в новых ситуациях и хаотичных действиях при решении вербальных задач (Н.С. Жукова[13]);
- в нарушении программирования высказывания на всех стадиях его психолингвистического порождения, несформированности динамического стереотипа (Т.Д. Барменкова, В.К. Воробьева, Г.С. Гуменная [цит. по 27]);