5) Затяжное и сложное протекание подросткового кризиса. Подростковый кризис в Америке начинается примерно в 10-11 лет (так как родители активно поощряют в детях поведение, имитирующее поведение подростка) и длится до 20-21 года (так как до этого возраста молодые люди, как правило, не работают и не ведут «взрослый» образ жизни). В американской культуре существует очень мало механизмов, помогающих прохождению подросткового кризиса. Отсутствие ориентации на авторитет взрослого (он подорван еще в детстве), недостаточность социальных ролей и ответственности у подростков делают прохождение подросткового кризиса затяжным и особенно сложным.
6) Смещение (упрощение, размытие) мужской роли. Отказ от ориентации на расширенную семью, раннее развитие и невротизация детей, длительное и сложное прохождение подросткового кризиса и растущая независимости женщин приводят к подрыву мужского авторитета. Роль мужчины в семье смещается на функцию материального обеспечения, перед домашними же проблемами мужчина опускает руки, уходит в работу или ограничивает свое участие в жизни семьи играми с детьми.
7) Женщины имеют гораздо больше авторитета в семье, чем мужчины. Женщины в Америке обладают экономической силой и, следовательно, играют большую роль в решении финансовых вопросов. Сильная государственная поддержка разведенных женщин (законодательство США построено таким образом, что в большинстве случаев решение бракоразводного процесса будет в пользу женщины) дает им еще большую возможность для доминирования.
8) Страх перед материнством. Американское общество требует от матери быть в курсе всех новейших методов и подходов к воспитанию. Женщина начинает искать помощи и информации во всех доступных ей источниках (Интернет, книги, журнал) и получает огромное количество противоречащих друг другу рекомендаций, каждая из которых претендует на единственно верную. А так как женщина, как правило, не может обратиться за советом к своей матери, ситуация рождает тревогу и страхи. У женщин среднего класса также часто наблюдается страх того, что ребенок будет препятствием для их самореализации, саморазвития.
9) Страх старости, которая неизменно влечет за собой зависимость и снижение продуктивности.
2.4 Особенности семейного самосознания
В контексте темы данной работы, представляется необходимым более подробно остановиться на такой характеристике семьи, как семейное самосознание.
Т.М. Мишина ввела понятие «образ семьи», или образ «Мы» (Мишина, 1987), — своеобразное семейное самосознание, важнейшей функцией которого является регуляция поведения семьи на основе согласования позиций отдельных ее членов.
Семейное самосознание — согласованный образ семьи, разделяемые всеми ее членами представления о ценностях семьи, ее статусе, образе жизни, ролях, главенстве, нормах и правилах взаимодействия.
Важнейшим компонентом семейного самосознания является семейная судьба. Можно говорить о двух основных значениях этого понятия. В первом случае речь идет об общей судьбе рода, семьи как единого субъекта. Каждый член семьи мыслит свои жизненных планы и выстраивает свою судьбу в контексте жизненных целей и судьбы семьи как единого целого. Во втором — о семейной судьбе как разделенном представлении членов семьи о сходстве персональных судеб и жизненного пути родственников, их согласованности в пределах родственной сферы.
Еще один важный компонент семейного самосознания — семейная история. Она воплощена в семейной родословной, семейной автобиографии, семейных реликвиях, фотографиях, семейном имени.
В случае гармоничного развития семьи формируется адекватный образ «Мы», отражающий характер супружеских отношений, согласованное ролевое поведение и стиль жизни семьи. Источником формирования образа «Мы» является совместная деятельность и внутрисемейное общение. В случае же возникновения дисфункции семьи актуализируются механизмы защиты, и формируется неадекватный образ «Мы» — так называемые семейные мифы, выполняющие функцию регуляции отношений в дисфункциональной семье. На формирование семейных мифов оказывает влияние «наивно-психологические теории», неадекватные способы каузальной атрибуции, селективность и предвзятость отбора информации и пр.
О.А. Карабанова (Карабанова, 2006, стр. 92-93) пишет о том, что Т.М. Мишина выделяет некоторые защитные механизмы, используемые семьей при создании семейных мифов. В частности, к ним относятся:
· проекция как проецирование на социальное окружение или на другого члена семьи отвергаемых в себе потребностей, мотивов, влечений, представлений. Например, если доминирующим эмоциональным фоном семьи является переживание отсутствия чувства безопасности и базового доверия к миру, что вступает в противоречие с Я-концепцией, приписывающей Я открытость, доверие, доброжелательность, то механизм проекции приведет к формированию враждебного отношения к социальному окружению, к сплочению семьи на основе общего намерения противостоять внешней агрессивности. Образуется, так называемая, «семья-крепость»;
· расщепление как вытеснение и подавление одним из супругов своих отвергаемых личностных качеств в сочетании с культивированием их в партнере. Например, жена, осуждающая и подавляющая в себе агрессивность в отношении мужа, провоцирует его на агрессивное поведение в ситуации конфликта, в результате чего рождается семейный миф о терпимой жене — «мученице» и муже-злодее.
· Сочетание использования защитных механизмов создает разнообразие мифов.
Глава 3. Имплицитные теории семьи[1]
Семья — понятие интуитивно ясное в его прямом и переносном значении. Каждый человек в состоянии выносить некие суждения о конкретной наблюдаемой семье или об отношениях, которые в переносном смысле мы характеризуем как семейные (например: «мы все одна семья!» — девиз футбольной федерации). Однако, пытаясь дать точное определение этого явления, мы сталкиваемся с трудностями. Вероятно, это происходит из-за того, что семья, как часть модели мира человека, — это не понятие, а имплицитная теория (аналогично имплицитной теории личности), которая имеет определенные параметры, свойства, внутренние конструкции и закладывается в результате собственного опыта индивида в родительской семье, опыта предыдущих поколений семьи и общественного опыта. Эти имплицитные теории могут быть частично индивидуальными, а частично содержат инвариант, характеризующий людей определенного пола, возраста и профессии.
Говоря о семье, люди могут подразумевать различные аспекты этого понятия.
Наша семья живет в Москве с 19 века... Я из семьи военных... У нас в семье все женщины хорошо готовят... Семейные реликвии... В отпуск мы с женой и детьми ездили повидаться с семьей... Новый год я встречала дома с семьей... Ты позоришь семью!.. Моя семья против того, чтобы я ... Сохранить семью... Я не хочу замуж, семья слишком связывает женщину... Без семьи не хорошо, и с семьей плохо! Наша фирма — настоящая семья... Давайте решим этот вопрос по-семейному, не впутывая посторонних...
Совершенно очевидно, что в этих высказываниях слово семья обозначает разные феномены. Как правило, собеседник легко понимает, о чем идет речь благодаря тому, что он уже заранее знает, какие отношения, чувства, мотивы и действия связаны с определенной моделью. Вокруг каждого из феноменов класса семья сформировалась своя особая лексика, и носитель языка чувствует, что «так можно сказать», а «так не скажешь» или «так можно сказать только о...». Оценив позицию рассказчика по отношению к упомянутой семье, контекст и использованную лексику, слушатель «выбирает» подходящую модель, на основании которой он может достроить невысказанное, подразумеваемое, чувства, события, дальнейшие действия рассказчика, т.е. «понять» его.
Слушатель, выбрав определенную модель семьи, на ее основании может сделать ряд предположений о ее составе, прошлом и будущем (происхождении и развитии), отношениях между членами семьи. А. Вежбицкая полагает, что такие модели отражаются и транслируются языком с помощью ключевых слов (А. Вежбицкая, 2000). Признаки ключевых слов по А. Вежбицкой – это слова, особенно важные и показательные для отдельно взятой культуры; общеупотребительные, а не периферийные, часто используемые в исследуемой семантической сфере; являющиеся центральными для целого ряда выражений, бытующих в языке. Ключевые слова часто встречаются в пословицах, в изречениях, в популярных песнях, в названиях книг и т.д.
Такие слова анализируются А. Вежбицкой как «центральные точки, вокруг которых организованы целые области культуры. Тщательно исследуя эти центральные точки, мы, возможно, будем в состоянии продемонстрировать общие организационные принципы, придающие структуру и связность культурной сферы в целом и часто имеющие объяснительную силу, которая распространяется на целый ряд областей, ...Возможно, будем в состоянии распутать целый спутанный «клубок» установок ценностей и ожиданий, воплощаемых не только в словах, но и в распространенных сочетаниях, в устойчивых выражениях, в грамматических конструкциях, в пословицах и т.д.» (Вежбицкая, 2000).
Таким образом, мы можем говорить об имплицитной теории семьи, подобно имплицитной теории личности. Это именно теория.
Для нас, таким образом:
1) Имплицитная теория представляет собой поле значений, посредством которого человек воспринимает окружающее, пытается управлять событиями и действовать в соответствии с ситуацией (Франселла, Баннистер, 1987). Имплицитная теория семьи является фрагментом образа мира, организует восприятие реальной семьи и регулирует поведение в ней. На основании собственной имплицитной теории семьи каждый член семьи имеет какое-то представление о том, какая она, его семья, что она из себя представляет, и какое место в ней он занимает. Представления о семье определяют реальные взаимоотношения в семейной сфере.