Смекни!
smekni.com

Человек - семиотическое существо (стр. 2 из 3)

Третья реконструкция. Приглядимся к богам Древнего Египта, Шумера, Вавилона, Древней Индии и Китая (напомню, по моей классификации, они относятся к культуре древних царств). Выше я старался показать, что главная их особенность в том, что они управляют человеком (обладают властью), любым, даже царем (фараоном). Другая особенность — каждая профессия и специальность имели своего бога-покровителя. Наконец, еще одно важное свойство языческих богов — они всегда действуют совместно с человеком. Сеет ли он зерно в поле, строит ли свой дом, зачинает ли собственного сына или дочь, всегда вместе с ним действуют соответствующие боги, которые направляют человека и помогают ему [135]. Осмысляя перечисленные характеристики богов, я предположил, что боги — это мифологическое осознание (конституирование) новой социальной реальности — разделения труда и систем управления (власти), соответственно, отношения человека с богами выражали в мифологической форме участие человека в разделении труда и в системах управления и власти.

По механизму обнаружение реальности богов должно напоминать процесс, который привел к представлению о душе. Только здесь для сборки разных смыслов и выявления новой реальности потребовались более сложные схемы — мифы о том, как боги создали мир и человека, пожертвовав для этой цели своей жизнью. Продумаем эти реконструкции с точки зрения проблемы конституирования человека в культуре.

Первое, что приходится предположить: существуют периоды, когда мы не можем говорить о каких-то структурах или качествах человека, их просто еще нет в действительности. Например, до формирования первого семиозиса можно говорить только о биологическом поведении человекообразных обезьян; до изобретения идеи архаической души человек как культурное существо еще не существовал; до формирования представления о богах не было человека культуры древних царств. Второе — новые качества и свойства человека, новые типы человека формируются в процессах и практиках, которые запускаются активностью человека, направленной на разрешение так называемых ситуаций разрыва или витальных катастроф.

Причиной изобретения знаковых средств являются «ситуации разрыва». Их преодоление, мыслимое по функциональной логике, и ведет к формированию знаковых средств. Конкретно, задавалось некоторое целое, понимаемое как деятельность, потом строилось рассуждение, имитирующее относительно этого целого процесс (ситуацию) , препятствующий нормальному функционированию деятельности, наконец, вводилось знаковое средство, позволяющее вернуться к нормальному функционированию исходной деятельности.

В отличие от понятия «ситуация разрыва» понятие «витальная катастрофа» предполагает реализацию не функциональной логики, а гуманитарного подхода и другое понимание развития культуры. Новая культура — это прежде всего новообразование (новое целое), во вторую очередь заимствование элементов предыдущей культуры. И объяснить ее нужно как новое целое, а не в качестве результата развития и усложнения предшествующей культуры. Этой цели и служит понятие «витальная катастрофа», предполагающее анализ предпосылок новой культуры, новых возможностей, определенных проблем (каким образом в свое время они переживались и осознавались, это другой вопрос).

Например, объясняя происхождение человека, я выделил следующую предпосылку и одновременно проблему — изменение климата, приведшее к тому, что человекообразные обезьяны вынуждены были жить в экстремальных условиях. Наличие у ряда сообществ человекообразных обезьян развитой сигнальной системы и сильной власти вожака рассматривалось мной как новая возможность. Именно данные предпосылка, проблема (выживание в экстремальных условиях) и возможности позволили мне объяснить массовый переход к парадоксальному поведению, а также образование на основе сигнальной системы первого семиозиса. Назовем эту витальную катастрофу «нулевой».

«Первой витальной катастрофой» можно назвать следующую во времени, разрешение которой приводит к формированию представления об архаической душе и дальше — культуры. Здесь я выделил такие предпосылки, возможности и проблемы: «человек», перешедший к семиотическому поведению, в частности поэтому вынужденный искать «семиотическое объяснение» основных психических процессов (что такое смерть, болезнь, сновидения?), которые для животных не составляют непреодолимых затруднений (они в этих случаях действуют инстинктивно и ситуативно); изобретение рисунка и скульптурных изображений, воспринимавшихся как живые существа, их тоже нужно было понять семиотически; необходимость для племени принимать решения, действовать в указанных ситуациях (смерти, болезни, сновидений, «встречи» с живыми существами, созданными самими людьми).

«Витальная катастрофа» предшествовала становлению культуры древних царств. Это формирование больших сообществ (народов); переход к интенсивному земледелию, предполагавшему согласованную и организованную работу многих людей; необходимость защиты этих людей и объектов их труда (воды, земли, производств) от кочевников и других народов, наконец, наметившееся разделение труда и первые навыки управления коллективами.

Становление человека в культуре происходит одновременно с самой культурой. В этом плане разрешение витальной катастрофы идет по двум основным направлениям: с одной стороны, формируются базисные культурные сценарии, складываются социальные институты, хозяйство и экономика, система власти, общество и сообщества, с другой — практики, направленные на человека, и внутри них сам человек данной культуры. Например, в архаической культуре параллельно формированию представлений о душе (духах), семье, охоте и собирательству, родоплеменной системе складывались архаические практики захоронения, лечения, толкования сновидений, вызывания душ, общения с ними (жертвоприношения, просьбы, угрозы и прочее), брачных отношений, инициации и ряд других, подробно рассмотренные в культурологической литературе. Заметим, все эти практики были коллективные, человек в них не только участвовал, но и одновременно выступал объектом (его хоронили, лечили, толковали его сны, проводили через инициацию и т.д.). Всего один пример. «Важнейший и наиболее образцовый переходный обряд — инициация, отрывающая юношу, достигшего половой зрелости, от матери и сестер, от группы непосвященных женщин и детей и переводящая его в группу взрослых мужчин-охотников с последующим правом женитьбы и т.д. Этот переход включает физические испытания на выносливость, мучительную посвятительную операцию и овладение основами племенной мудрости в форме мифов, инсценируемых перед посвящаемыми. Инициация включает также символическую временную смерть и контакт с духами, открывающий путь для оживления или, вернее, нового рождения в новом качестве. Символика временной смерти часто выражается в мотиве проглатывания его чудовищем, посещения царства мертвых или страны духов, борьбы с духами, добывания там ритуальных предметов и религиозных тайн» [103. С. 226]. Включенный в эти процедуры юноша должен был строго соблюдать все «предписания» обычая; он не был волен не только изменять что-либо из заведенного, но даже желать что-нибудь, не укладывающееся в процесс инициации.

Согласимся, человек не пассивное существо, он активен и действует осмысленно. Поэтому включение человека в архаические практики предполагало для него соответствующее этим практикам осмысление действительности, включая самосознание. Другими словами, как необходимое условие становления перечисленных архаических практик выступает формирование представлений о душе, смерти, болезни (здоровье-нездоровье), снах, брачных отношениях, уподобленных охоте, проведении человека в период инициации через смерть и прочее.

Дополнение. В социальном отношении так (отчасти) происходит и до сих пор. Проиллюстрируем это на теме здоровья. Обычно, говоря о здоровье, подразумевают, что здоровье — это естественный феномен, т.е. особое состояние данного природой организма или психики. Но вспомним медицинский дискурс здоровья. Во -первых, сохранение, поддержание и восстановление здоровья и в архаической культуре и сегодня обязательно предполагает медицинские услуги и технологии (лечение, оздоровление, профилактику и пр.). Во-вторых, нормы здоровья, на которые ориентированы медицинские технологии, тоже не естественный феномен, а скорее искусственный. Действительно, с социальной точки зрения (а именно на нее ориентирован медицинский дискурс) здоровый — это тот, кто эффективно функционирует. Когда, например, в наше время летчик или военный проходит обязательный медицинский осмотр (не потому, что они плохо себя почувствовали, а потому, что они обязаны быть здоровыми), мы, обдумывая этот факт, начинаем понимать, что здоровье специалиста определяется не относительно естественного, природного состояния человека, а относительно социальных требований к его функционированию в том или ином производстве. Но и обычное понимание здоровья ребенка, женщины, мужчины с социальной точки зрения несет на себе печать этого же функционального отношения. В медицине здоровье ребенка определяется не относительно его идеальных природных характеристик, а относительно будущих требований к его социальному функционированию: когда ребенок пойдет в школу, он должен эффективно учиться; когда подрастет — эффективно служить в армии; когда создаст семью — родить и воспитать здоровых детей; когда пойдет работать — эффективно выполнять свои функции как специалист и т.п.