Принципиальные различия между научным и религиозным знанием наиболее отчетливо видны на примере специфики понимания в науке и религии одной из главных характеристик знания — его истинности и соответственно понятия «истина».
С точки зрения современной науки истинность представляет собой категорию логики и теории познания. В науке высказывание, утверждение или мнение считается истинным, если и только если оно соответствует фактам. «Как известно, оценка результатов (продуктов) познания в плане их соответствия/несоответствия отображаемым объектам получает выражение в понятиях "истинно" и "ложно". Эти понятия (называемые истинностными значениями знания) по традиции считаются важнейшими характеристиками познавательных процессов, а построенные на их основе гносеологические концепции образуют тот раздел философской науки, который именуется теорией истины» [16; 68]. В человеческом общении истинность любого суждения характеризует либо соответствие высказывания фактам, действительности (корреспондентная теория истины [30]), либо внутреннюю согласованность знания, определяемую через его соотношение не с действительностью, а с другим знанием, истинность которого уже доказана (когерентная теория истины [31]). Истины нет ни в объективной реальности, ни в знании о реальности: истина — это метазнание, т. е. новое знание, возникающее из нашего оценочного суждения о том, соответствует ли знание действительности [24].
Философские концепции дают современным психологам ключ к решению проблемы истинности знаний о мире. Применение категории истины в контексте естественнонаучных исследований является вполне корректным, так как отвечает целям научного анализа. Однако для правильного описания социальных взаимодействий, поведения людей содержание этого понятия оказывается слишком узким и потому явно недостаточным. Дело в том, что если рассматривать знание только как истинное или ложное описание реальности, то этого недостаточно для принятия решения о совершении какого-либо поступка. Мы решаемся на конкретный поступок после ценностно-нормативной оценки знания, установления его соответствия нашим представлениям о должном, т. е. допустимых и возможных способах поведения человека в обществе. Психологической основой любого поступка является сопоставление наличной социальной ситуации с такой, какой, по его мнению, она должна быть в соответствии с моральными и правовыми нормами. Сочетание истинностной и ценностно-нормативной оценки знания воплощено в психологической категории «правда» [5].
Третий признак религиозной истины — она приходит к верующему не через разум, а через чувства. «Детская непосредственность» переживания является залогом его истинности. Такая истина динамична, процессуальна и субъективно дана в переживании. В Новом Завете слово «истина» нередко встречается в таких сочетаниях, которые современному ученому кажутся логически и синтаксически неправильными. Например, Иисус говорил, что он есть истина, а его последователи должны творить истину. Это трудно понять с точки зрения гносеологического и онтологического понимания истины как оценки адекватности или неадекватности воспроизведения объекта, предметного мира в знании. Однако если проинтерпретировать такие высказывания как выражение той действующей чувственной истины, которая формируется, развивается и проявляется в религиозном переживании, молитве, то становится понятней ее непохожесть на истину — статичный результат научного познания.
Научные и религиозные истины не исключают, а взаимно дополняют друг друга. На это обращал внимание еще русский философ и психолог С. Л. Франк: «Истины, данные через чувство, и истины, данные через мышление, относясь к разным областям, не встречаются и потому и не сталкиваются между собой; и — что самое важное — даже само понятие истины имеет различный смысл в применении к каждой из этих областей. Религиозная правда не есть, подобно научной, интеллектуальное воспроизведение объекта; она есть жизнь в объекте, живое слияние с ним; и, как указано, сама противоположность между субъектом и объектом, образующая конституирующий признак теоретического познания, погашается в религиозном переживании; и потому последнее есть вообще не столько знание об объекте, сколько тождество с ним, переживание целостной субъективно-объективной правды» (цит. по [27; 26]).
После краткого анализа сходства и различия религиозного и научного путей изучения проблемы духовности перейду к рассмотрению отличительных особенностей основных направлений поиска психологической природы этого феномена. В многообразии современных подходов к проблеме можно выделить по меньшей мере четыре основных направления.
Первое направление — поиски корней духовности не столько в самом человеке, особенностях его личности и склонности к рефлексии, сколько в продуктах жизнедеятельности: объективации высших проявлений человеческого духа, творчества в памятниках старины, произведениях науки и искусства. Духовность субъекта — результат его приобщения к общечеловеческим ценностям, духовной культуре, а дух — прежде всего категория культурологическая, мировоззренческая [14; 212,272]. С этой позиции дух представляет собой объективное явление, обязательно предполагающее, потенциально содержащее в себе активность субъекта. Активность направлена на опредмечивание идей, формирование значений, определяющих семантическое поле культуры, духовный опыт человечества.
В социологии весомый вклад в подобное понимание духа внес М. Вебер [4]. Он применял понятие «дух капитализма» для определения такого строя мышления людей, для которого характерно систематическое рациональное стремление к получению законной и этически безупречной прибыли в рамках своей профессии [4; 85]. Как известно, важнейшим положением христианства является вера человека в спасение души. В протестантской этике в качестве наилучшего средства для обретения внутренней уверенности в спасении рассматривается неутомимая деятельность субъекта в рамках своей профессии: она направлена на пользу общества, рациональное преобразование социального мироздания и потому угодна Богу, приумножает Его славу.
В США одним из великих людей, преисполненных «капиталистическим духом» и проповедовавшим утилитарное обоснование этических норм, был Б. Франклин. В частности, он считал, что честность полезна, ибо она приносит кредит. Так же обстоит дело с аккуратностью, умеренностью, пунктуальностью: все эти качества именно потому и являются добродетелями, что в конце концов так или иначе приводят к выгоде в профессиональных делах. Он писал: «Я убедился наконец в том, что... правдивость, честность и искренность имеют громадное значение для счастья нашей жизни; с этого момента я решил воспитывать их в себе на протяжении всей своей жизни и решение это записал в свой дневник. Откровение как таковое не имело для меня решающего значения; я полагал: хотя определенные поступки не являются дурными только потому, что они запрещены учением, или хорошими потому, что они им предписаны, однако, принимая во внимание все обстоятельства, вполне вероятно, что одни поступки запрещаются именно потому, что они по своей природе вредны, другие предписаны именно потому, что они благотворны» (цит. по: [4; 112 — 113]).
Таким образом, важным источником духовности субъекта являются этические нормы, на которые он ориентируется в повседневной жизни (в том числе обусловленные не только его представлением о должном, нравственном отношении к другому человеку, но и практическими, утилитарными соображениями). В этических, эстетических, юридических и прочих нормах закреплены высшие образцы человеческой культуры. И если субъект усваивает, переживает их как внутренне обязательные образцы поведения, то он приобщается к высшим духовным ценностям бытия. Духовное богатство человека возрастает, когда закрепленные в общественных нормах духовные ценности становятся неотъемлемой частью его духовного мира, субъективной реальности [19].
Нормы и образцы поведения зафиксированы в языковых значениях, происхождение и структура которых давно интересовали лингвистов, философов, культурологов, психологов. В отечественной психологии идеи, связанные с формированием значений как семантического основания культуры, духовного опыта человечества, развивал А. Н. Леонтьев. В наше время конкретно-научный анализ результатов объективации значений в общественном сознании осуществляет В. Ф. Петренко с сотрудниками [11], [12]. На основании их исследований можно сказать, что духовность человека, каждого члена общества, порождается в процессе усвоения им значений, объективированных в общественном сознании, и выявления «скрытых» за значениями смыслов. С психологической точки зрения духовное Я понимающего мир субъекта формируется именно в процессах смыслообразования — порождения им как смысла конкретных социальных событий и ситуаций, так и смысла жизни в целом. Следовательно, истоки духовности человека надо искать не в значениях, а за ними — в глубинном смысле поступков людей, исторических событий, эпохи и т. п.
Характер процессов смыслообразования, ведущих к порождению духовного, в значительной степени зависит от духовных способностей человека [25], [26]. Есть основания считать, что важными компонентами духовных способностей являются не только направленность и ценностно-смысловая организация личности, но и ее компетентность. Компетентность проявляется в способности человека приобретать новые знания и умения, справляться с задачами, существенными либо для его профессиональной деятельности, либо в целом для бытия. Компетентность отражает общий уровень интеллектуального, нравственного и эстетического развития личности, включающий опыт порождения смыслов культурно-исторического наследия различных эпох.