Смекни!
smekni.com

ПРАКТИКА И ТЕОРИЯ ИНДИВИДУАЛЬНОЙ ПСИХОЛОГИИ (стр. 5 из 12)

Вскоре, однако, у этих предрасположенных к нервным за­болеваниям детей на переднем плане отчетливо проступает чув­ство обиды. В связи с этим появляется гиперчувствителъность, которая постоянно нарушает равновесие психики. Таким де­тям хочется всем обладать, все съесть, все услышать, все уви­деть, все узнать. Они хотят превзойти всех остальных и делать все самостоятельно. Их фантазия играет с разного рода идеями величия: они хотят спасать других, видят себя героями, верят в княжеское происхождение, считают себя преследуемыми, при­тесненными, золушками. Почва для жгучего, ненасытного чес­толюбия, крушение которого можно с уверенностью предска­зать, подготовлена. Теперь пробуждаются и усиливаются дур­ные инстинкты. Жадность и зависть из-за того, что ребенок не в состоянии обеспечить удовлетворение своих желаний, стано­вятся беспредельными. Алчно и стремительно мчится он за лю­бым триумфом, становится неуправляемым, несдержанным, грубым с младшими, лживым со старшими и поглядывает на всех с упорным недоверием. Понятно, сколько всего хороший воспитатель может исправить, а плохой усугубить в этом зарож­дающемся себялюбии. В самом благоприятном случае разви­вается неутолимая жажда знаний или вырастает тепличное ра­стение — вундеркинд, в неблагоприятном случае просыпаются преступные наклонности или же создается образ человека, с трудом решающегося на что-либо, который пытается замаски­ровать свое отступление перед требованиями жизни сконстру­ированным неврозом.

Таким образом, в качестве результата таких непосредствен­ных наблюдений из детской жизни можно заключить, что дет­ские черты подчиненности, несамостоятельности и послуша­ния, иначе говоря, пассивности ребенка очень быстро — а иногда при невротической диспозиции очень резко — допол­няются чертами упрямства и неповиновения, признаками за­таенной враждебности. Более тщательное рассмотрение вы­являет смешение пассивных и активных черт, но всегда преоб­ладает тенденция к прорыву от девичьего послушания к мальчи­шескому упрямству. Во всяком случае имеется достаточно оснований считать, что черты упрямства являются реакцией, протестом против побуждения к послушанию или вынужден­ного подчинения и направлены на то, чтобы ребенок смог быстрее удовлетворить свои желания, добиться признания, внимания, привилегий. Если эта чреватая последствиями по­зиция достигнута, то ребенку постоянно кажется, что его пы­таются заставить подчиняться и он устраивает обструкцию во всех проявлениях повседневной жизни: в еде, питье, сне, в испражнении мочи и кала, а также при умывании и купании. Требования чувства общности ущемляются. Стремление к вла­сти проявляется главным образом в пустом, жалком притвор­стве и стяжательстве.

У другого, пожалуй, самого опасного типа детей, предрас­положенных к нервным болезням, эта контрастирующая склон­ность к подчинению и активному протесту проявляется более связно, в виде средства достижения цели. Они как бы разгада­ли малое в диалектике жизни и стремятся удовлетворить свои беспредельные желания путем самого безграничного подчинения (мазохизма). Именно они хуже всего переносят унижения, не­удачи, принуждение, ожидание и особенно отсутствие победы и, как и остальные дети, склонные к нервным заболеваниям, страшатся действий, решений, чужого, нового. Благодаря со­зданному ими самими алиби болезни они, как правило, фик­сируются на сознании фаталистической слабости, чтобы затем отстраниться от требований общества и изолироваться.

Эта своего рода двойная жизнь, по сути замаскированное “стой!” или “назад!”, остающееся у нормальных детей в умерен­ных пределах и даже формирующее характер взрослого, не по­зволяет невротику преследовать полезную цель в согласии с собой и, конструируя страх и сомнение, затрудняет его решения*.

Другие типы спасаются от страха и сомнений в навязчивых состояниях и постоянно гоняются за успехом, повсюду подо­зревают нападки, притеснение и несправедливость и судорож­но пытаются играть роль избавителя и героя, нередко направ­ляя свои силы на неподходящие объекты (донкихотство). Не­насытно и сладострастно, с видимостью силы они домогаются доказательств любви, не находя удовлетворения (Дон Жуан, Мессалина). В их стремлениях никогда нет гармонии, так как двойственный характер их сущности, как бы двойная жизнь не­вротиков (“double vie”, “диссоциация”, “расщепление сознания” у разных авторов) прочно основывается на частях психики, воспри­нимаемых как женская и мужская, которые как будто стремят­ся к единству, но планомерно не достигают своего синтеза, что­бы предохранить личность от столкновения с действительнос­тью. Индивидуальная психология должна здесь принять реши­тельные меры и путем углубленной интроспекции и расширения сознания обеспечить господство интеллекта над дивергирую­щими, ранее непонятными, а теперь осознанными побуждени­ями.

То, что пронизывает дух народа в виде глубоко укоренив­шегося чувства, что с давних пор возбуждало интерес поэтов и мыслителей — насильственная, но по-прежнему согласующаяся с нашей социальной жизнью оценка и символизация через “мужское” и “женское”*, рано внедряется и в детские представ­ления. Таким образом, ребенку (в отдельных случаях по-разно­му) мужскими представляются такие понятия, как сила, вели­чие, богатство, знание, победа, грубость, жестокость, насилие, активность, а противоположные — женскими.

Нормальная потребность ребенка в опоре, чрезмерная под­чиненность детей, склонных к нервным заболеваниям, их чув­ство слабости и оберегаемое гиперчувствительностью чувство неполноценности, ощущение своей природной ущербности, своего постоянного оттеснения на задний план и обделенности — все вместе сливается в чувство женственности, тогда как их активное стремление, и у девочек и у мальчиков, их погоня за достижением удовлетворения, разжигание своих желаний и страстей брошены на чашу весов в качестве мужского протес­та. Так, на основе ложной оценки, которая, однако, обильно питается проявлениями нашей социальной жизни, развивает­ся психический гермафродитизм ребенка, “диалектически” под­держивающийся своей внутренней противоречивостью и сам по себе развивающий динамику, безрассудное навязчивое стремление к усиленному мужскому протесту для устранения дисгармонии.

Неизбежное знакомство с сексуальной проблемой особен­но усиливает мужской протест, питает дисгармонический ком­плекс сексуальными фантазиями и желаниями, формирует ран­нюю половую зрелость и из-за страха перед “женской” любов­ной зависимостью может дать толчок к разного рода перверси­ям. Если же половая роль остается для ребенка непонятной и неосвоенной, то психический гермафродитизм ребенка еще больше усугубляется, а тем самым возрастает и внутреннее пси­хическое напряжение**. В таком случае природная неуверен­ность, колебания, сомнения закрепляются, а психика гермаф­родита еще больше поляризуется. Справиться с возрастающим расщеплением сознания становится чрезвычайно сложно, это удается сделать лишь с помощью уловок — нервных симпто­мов, душевного отступления и изоляции.

Энергия и волевые усилия врача, пациента и воспитателя разбиваются об эту проблему. Тогда только индивидуально-пси­хологическому методу удается внести ясность в эти процессы бессознательного и произвести коррекцию неправильного раз­вития. Многое из того, что здесь сказано, впоследствии было изложено в качестве обоснования “комплекса кастрации”.


ДАЛЬНЕЙШИЕ ТЕЗИСЫ К ПРАКТИКЕ ИНДИВИДУАЛЬНОЙ ПСИХОЛОГИИ

Таким образом, мы приходим к следующим положениям:

I. Любой невроз может пониматься как ошибочная с точки зрения культуры попытка избавиться от чувства неполноцен­ности, чтобы обрести чувство превосходства.

II. Путь невроза не ведет к социальной активности, он не направлен на решение имеющихся жизненных вопросов, а ско­рее упирается в малый круг семьи и приводит пациента к изо­ляции.

III. Вследствие аранжировки сверхчувствительности и не­терпимости большой круг общества оказывается полностью или в значительной степени исключенным. Поэтому в наличии остается лишь малый круг для уловок, способствующих достижению превосходства и проявлению соответствующих характер­ных особенностей. Тем самым становится возможной самозащита и уклонение пациента от требований общества и реше­ния жизненных задач, как правило, при сохранении видимости
его воли.

IV. В основном оторванный от реальности, невротик живет в воображении и фантазии и пользуется множеством уловок, которые позволяют ему уклоняться от требований действительности и добиваться идеальной ситуации, избавляющей его от работы для общества и от ответственности.