Если обратиться к тридцатым годам XX в., картина полностью изменяется. Грудное вскармливание почти исчезло, а кормление по часам стало общим правилом, следование санитарным нормам начинается зачастую с первых месяцев жизни. Привнесение в быт различных бытовых приборов ограничило масштаб исследования окружающего мира ребенком. Семьи невелики, в возрасте 3–4 лет ребенка отдают в детский сад. Эта сравнительно высокая степень фрустрации в первые два года жизни, по убеждению Дж. Холлидея, может быть причиной роста случаев психосоматических расстройств, предрасположенность к которым по-видимому закладывается в раннем детстве. «Вместо того, чтобы позволить жизни разворачиваться по естественным законам с сопутствующим созреванием физических характеристик, она была подвергнута навязанной системе формирования, которая преждевременно провоцировала или предрасполагала к физическим расстройствам, порождая напряженные состояния или неправильное функционирование… сердечнососудистой системы и так далее».
Ф. Данбар обратила внимание на индивидуально-личностные особенности людей, страдающих определенными болезнями. Так, по ее мнению, коронарный тромбоз и грудная жаба чаще являются причинами смерти для тех одержимых навязчивыми состояниями и обостренными угрызениями совести людей, на которых возложена большая ответственность.
Общий итог этих исследований привел к разделению всех экспериментаторов на два лагеря. Первая группа разочаровалась во множестве порой нестыкующихся подходов к проблеме и выделении огромного числа как индивидуально-личностных, так и клинических и социальных переменных, привлекаемых к разработке понятия психосоматического заболевания. Они перешли к клиническим экспериментам, ориентируясь только на объективную картину болезни, отказав тем самым пациенту в поисках смысла своей болезни. Вторая группа продолжила изыскания, связанные с изучением смыслообразующей функции личности применительно к психосоматическому заболеванию.
Во второй группе оказался Жак Лакан – крупный клиницист и теоретик психоанализа, лекции которого в свое время слушал М. Фуко. Он провозгласил своей главной задачей «возврат к Фрейду». Главный объект исследования, который выделяется Ж. Лаканом, это образный слой сознания, несводимый к биологическим проявлениям. Ж. Лакан критикует укоренившийся среди современных ему психоаналитиков старый локковский принцип»: в разуме нет ничего такого, чего ранее не было бы в чувствах», считая, что данный подход значительно обедняет психическую реальность человека. Подобный подход в конечном итоге сводит такое сложнейшее по своим функциям и богатое по содержанию психическое явление к информации, растворяя чувства, верования, интуицию, сны в «материальности» физиологических или биологических реакций.
Защищая психическую реальность, Ж. Лакан пишет: «Истина со всей ее ценностью лежит вне науки: наука может гордиться своим «союзом с истиной, она может исследовать ее проявления и значения, но она ни в коем случае не должна считать достижение истины своей собственной целью». То есть, по мысли Ж. Лакана, именно ненаучное, участливое, другими словами, включенное внимание к человеческим страданиям, подход к психике через патологию позволил З. Фрейду признать реальность того психического материала, который необходимо прояснить и преобразовать, чтобы вылечить больного. То, что говорит и чувствует пациент, представляется не имеющим смысла только с позиции так называемой абстрактной истины официальной медицины, которая сортирует получаемые данные на значимые или незначимые, выбирает одни показания и опускает другие, ориентируясь лишь на собственные представления и открытые ею же закономерности. Каков же на самом деле реальный целостный смысл происходящего, для пациента не играет никакой роли в процессе его лечения этими методами.
Где же находится истина? С позиций классического психоанализа «истина может быть найдена… в чистой воды experimentummentis, чтобы дать акту субъекта, получающего заключенное' в нем сообщение, смысл, делающий этот акт актом из его истории и сообщающий этому акту его истинность».
Другими словами, истина связывается Ж. Лаканом, с одной стороны с индивидуальной психикой человека, точнее – с определенным слоем этой психики – с бессознательным; с другой стороны – с индивидуальным смыслом. Исходя из этих посылок Ж. Лакан предлагает программу изучения индивидуального смысла. Во-первых, стоит здесь обратить внимание на тело, «где исторический симптом обнаруживает структуру языка и расшифровывается как надпись, которая, однажды будучи прочитана, может затем быть уничтожена без особого сожаления». Это тело Ж. Лакан называет памятником, имея в виду возможность латентных патологических процессов, которые могут долгое время храниться в теле, не проявляясь в симптоматике и синдроматике. Во-вторых, смысл необходимо искать в «архивных документах», которые представляют собой воспоминания детства. В-третьих, Ж. Лакан обращает внимание на словарный запас человека, а главное – на особенности его применения, а также стиль жизни и характер личности. Несомненно, с точки зрения Ж. Лакана, смысл может быть найден посредством изучения речи человека, поскольку именно она «сообщает действиям индивида смысл; область его – это область конкретного дискурса как поля трансиндивидуальной реальности субъекта; в ней происходит возникновение истины в реальном».
Далее Ж. Лакан указывает на необходимость исследования традиций и даже легенд, где индивидуальная история человека облекается в героизированные формы. В качестве последнего фактора Ж. Лакан называет «следы искажений, которые возникают при согласовании с соседними главами фальсифицированной главы, чей смысл должен быть восстановлен нашим собственным истолкованием».
Терапевтический процесс, который должен быть основан на так называемой «презумпции осмысленности», можно осуществить, опираясь на два принципа. Во-первых, признание права психической реальности на самостоятельность, безотборность и несистематизированность, обратные действия которым мы постоянно наблюдаем у официальной медицины. Во-вторых, процесс излечения сосредоточивается вокруг перестройки в сознании больного образа его собственной истории, содержащей скрытую психическую травму, то есть изменений осознания смысла болезни.
Врач уже не воплощает, с точки зрения Ж. Лакана, в своем мире карающую инстанцию, обладающую истинными знаниями о пациенте. Перед врачом – запутанный клубок хитросплетений неповторимой индивидуальной человеческой жизни, несводимой к трансцендентным ей критериям социальной истории. В результате, вместо монологического декретирования врача в отношении больного между ними устанавливается диалог. Следовательно, процесс лечения – это диалог врача и пациента, а «вся проблема состоит в отношениях речи и языка внутри пациента».
Разведение языка и речи имеют для Ж. Лакана принципиальное значение. Речь фиксирует общую направленность психического состояния больного и выполняет социальную функцию выражения, то есть «обнаруживает одновременно и единство значения в намерении, и сущностную двусмысленность, превращающую его в субъективное выражение, в грех против мысли, в ложь ей». Главная опасность здесь, по Ж. Лакану, в уступчивом отождествлении пациента с каким-то одним предложенным культурой образом. Поэтому необходим качественно иной подход, связанный с индивидуальными проявлениями речи пациента, выраженными в символическом, то есть в языке. Субъекты языка и речи различны. Субъект речи – «Я» как основа всех центраций, всех иллюзорных идентификаций, обладающая лишь видимостью подлинного синтеза всех проявлений психики индивида. Субъект языка – сам принцип дискретности психической структуры в действии. Речь несмотря на ее кажущуюся полноту – «пустая», лишенная подлинной, внутренней связности, а язык символического – «наполненный», осмысленный, превращенный из хаоса разрозненных архивных документов индивидуальной истории больного в упорядоченную и последовательную историю. «Чтобы освободить речь субъекта, мы вводим его в язык его желания, т.е. в первичный язык, на котором, помимо всего того, что он нам о себе рассказывает, он говорит нам что-то уже безотчетно, и говорит в первую очередь символами симптома». Таким образом, языковая практика пациента – это расшифровка воображаемого и воссоздание символического.
Симптомы болезни сосредоточиваются в местах особой напряженности, вскрываемых «полной» речью. Диалогичность не представляет непрестанного «говорения». Суть ее в том, что «материализуя отсутствие», она включает тем самым в сферу осмысления прерывности, молчание, паузы. Эти разрывы или наоборот, сгустки в языковой цепи: «метафорические сгущения, нагромождения, иерархические напластования элементов или их же метонимические смещения. Таким образом, и метафора, и метонимия, эти традиционные приемы риторики и стилистики, служат для врача и для больного средством перехода с воображаемого уровня на символический, мостом между бессмыслицей и смыслом».
Специально исследуя важнейшую, по его мнению, характеристику речи – означающее, как сознательную сторону языка, Ж. Лакан подчеркивает, что понятие «означающее» может служить детерминантой поведения человека. Раскрывается этот тезис на примере «Похищенного письма» Э. По, в котором письмо с неизвестным для действующих лиц содержанием выступает как причина поведения, раскрывая смысл их поступков.
Ж. Лакан специально указывает на то, что отношения врача и больного строятся на внимающем присутствии врача. Именно это присутствие не дает речи больного рассеяться в пространстве, а возвращает ее к «исходному пункту», и тем самым в сознание больного «входят» его собственные, но уже преломленные, преобразованные самим ходом своего развертывания содержания.