Вот и оказывается, что так называемое «насилие мужского взгляда» есть не что иное, как проекция со стороны наблюдателя (в роли которого, конечно же, может быть и сам рассматриваемый субъект женского пола), и поэтому дело скорее не в дискурсе патриархата или фаллоцентризма, стоящими за мужским взглядом, а в причастности самого наблюдателя к традиции критики патриархальных отношений, фаллоцентризма, объективации и т.п. К тому же, вследствие того что мужчины пользуются различными, непохожими модусами видения, среди которых сексуализированное рассматривание является лишь одним из набора, девушки и женщины нередко имеют дело с иллюзиями собственной объективации, играющими часто важную роль в процессах динамического реконституирования нарциссической идентичности.
Таким образом, по нашему твердому убеждению, первоочередным все же является не вопрос «что такое насилие?», а вопрос «почему мы воспринимаем как насилие тот или иной феномен, процесс или действие?», ибо от специфики ответа на такой сложный вопрос и зависит в конечном итоге приемлемое определение насилия. Мы прежде всего задались вопросом о том, почему насилие можно увидеть практически повсюду, и закономерно пришли к выводу о конструировании насилия. Вследствие этого предметом наших размышлений по существу стали многие расхожие представления о насилии, начиная с, казалось бы, очевидного и не подлежащего сомнению физического насилия и заканчивая очень распространенными клише о насилии мужского взгляда. В ходе размышлений мы не случайно постоянно апеллировали к примерам из кино, поскольку в границах нашего подхода к феномену насилия очевидным является то, что насилие в процессе своей актуализации так или иначе невозможно без участия визуального компонента в том или ином виде, что в сущности и позволяет нам говорить о явном или неявном визуальном характере насилия. Вместе с тем этот момент также может быть одним из факторов сужения границ феномена насилия, который в последнее время немотивированно стали видеть практически во всем.