Введение.
Выше означенная тема заинтересовала меня потому, что мои знания в сфере психоанализа были достаточно скудны. Но сейчас, после написания этой работы, они, то есть знания, достаточно расширились и углубились. Я не хочу сказать, что я стал выдающимся психоаналитиком, но я могу ответить на ряд вопросов, освещённых в моей работе.
Психоанализ. Аналитическая Психология.
Аналитическая психология – одна из школ глубинной психологии, базирующаяся на понятиях и открытиях в области человеческой психики, сделанных швейцарским психологом Карлом Густавом Юнгом (1875 – 1961). Юнг предложил достаточно обширную и впечатляющую систему взглядов на природу человеческой психики. Его труды – 20 томов неполного собрания сочинений, выпущенного на немецком и английском языках, включают глубоко разработанную теорию структуры и динамики психического, - сознательного и бессознательного, - обстоятельную теорию психологических типов и детальное описание универсальных психических образов, берущих своё начало в глубинных пластах бессознательной психики.
Психоанализ – общая теория и метод лечения нервных и психических заболеваний. Психоанализ возник в начале века как одно из направлений медицинской психологии сначала усилиями З. Фрейда, а затем и его последователей, постепенно превратился в учение, претендующее на оригинальное решение чуть ли не всех мировоззренческих проблем. Одновременно он стал частью повседневного существования миллионов людей в Западной Европе и, в особенности, в США. Психоанализ является философским учением о человеке, социальной философией, принадлежа, таким образом, к факторам идеологического порядка.
Юнг начал работать над «Психологическими типами» после своего окончательного разрыва с Фрейдом, когда он вышел из Психоаналитической ассоциации и оставил кафедру в Цюрихском университете. Этот критический период (с 1913 по 1918 годы) болезненного одиночества, который сам Юнг позже определил как «время внутренней неуверенности», «кризис середины жизни», оказался интенсивно насыщен образами собственного бессознательного, о чем он впоследствии и написал в автобиографической книге «Воспоминания. Сновидения. Размышления». Там, среди прочего, есть и такое свидетельство.
«Эта работа возникла первоначально из моей потребности определить те пути, по которым мои взгляды отличались от взглядов Фрейда и Адлера. Пытаясь ответить на этот вопрос, я натолкнулся на проблему типов, поскольку именно психологический тип с самого начала определяет и ограничивает личностное суждение. Поэтому моя книга стала попыткой заняться взаимоотношениями и связями индивида с внешней средой, другими людьми и вещами. В ней обсуждаются различные аспекты сознания, многочисленные установки, сознательного разума к окружающему его миру, и, таким образом, конституируется психология сознания, из которой просматривается то, что можно назвать клиническим углом зрения».
Подобно тому, как не ощущают сердца, пока оно бьет нормально, так первобытный человек не воспринимает психики, как чего-то, хотя и связанного с его природой, но всё же особенного, - пока эта психика функционирует без задержек и конфликтов. Собственно говоря, без осознанной душевной расколотости и не могла бы никогда возникнуть никакая, пусть даже очень далёкая от строгой научности, эмпирическая психология. Она есть плод, здоровый конечно, осознания этой расколотости, которое породило рефлексию и вызвало к деятельности особое начало, воспринимающее внутренний мир, в отличие от элементов восприятия, то есть психологического объекта. Так началось объективирование психики (на помощь которой до того приходила магия, мифология и религия), то есть становление её предметом сознательного восприятия; и чем дальше шло это объективирование, тем более и более эти восприятия преобразовывались в познания, потому что тем более и более воспринимающий субъект освобождался в своей деятельности от определяемости душевными элементами. Дальнейшее развитие психологии, как специальной науки, а тем более возникновение психоаналитической теории и практики есть результат таких коллективных и индивидуальных потрясений современного культурного человечества, которые уже не могли найти истолкование и умиротворяющий исход в мифологии, религии и метафизике, как то было в древности и в средневековье или сейчас ещё у первобытных народов. Психика должна была вскрыта и обнажена как внутренняя природа, чтобы ее теоретическая автономность, могла быть осознана в той же мере, в какой это уже давно имело место в физике.
Не одна ветвь психологии не оказалась в такой мере на высоте упомянутых задач практики и теории, как психоанализ. Понятно, что идеи психоанализа волнуют сегодня не только медицинскую и философскую, но и общую литературу и беллетристику.
Среди теоретиков и практиков психоанализа Карл Густав Юнг занимает совершенно особое положение. Недаром он, чтобы и терминологически отмежеваться, называет своё учение аналитической психологией. Во врачебной практике он, разумеется, действует вполне согласно своей теории, не отметая, однако, при этом плодотворных приёмов, выработанных психоанализом венской школы в лице её основателе Зигмунда Фрейда. Не отвергает Юнг и ценных результатов, к которым пришёл первый из отступников – Альфред Адлер, вызвавший раскол в венской школе. Вполне обоснованное «отступничество» Юнга, высоко чтящего и по сию пору своего, как он выражается, «мейстера Фрейда», было неизбежным шагом не столько для него самого, сколько для всего психоаналитического течения. Ведь это последнее принадлежит к тем явлениям культуры и цивилизации, которые носят преимущественно коллективистический характер и, раскрываясь в своём поступательном движении диалектически, обязывают своих представителей, поскольку для последних само дело важнее личных соображений, зорко всматриваться в целеустремлённость этого движения, в особенности же тогда, когда налицо тяготение (как это имеет место в венской школе) к тому, чтобы закрыть систему. Это тяготение отводит взор от само собой намечающихся ближайших шагов – выполнение их, однако, и сделало бы невозможным и излишним закрытие системы.
Стагнация фрейдианства не подлежит сомнению, сколько бы сторонники его ни пытались отрицать её. Но констатировать это вовсе не означает быть противником Фрейда, умалять великие заслуги его не только как создателя психоаналитической терапевтики, но и как первостепенного теоретика психоанализа, собрание сочинений из одиннадцати томов классических трудов которого сохранит основополагающее значение. Замечательно, что отступившая от фрейдианства доктрина Адлера, с быстротой и блеском докатившись до заключительных своих выводов, впала в такую же стагнацию. Иной участи нельзя было ожидать для этой венской подшколы: она есть такого рода оппозиция, право на существование, которой основывается исключительно на законе компенсирующего контраста (взаимовосполнение противоположностей), поэтому она есть и останется спутником планеты, некогда оторвавшимся от неё и разделяющим её судьбу, именно постольку, поскольку психотпологизм Адлера есть противоположность таковому Фрейда. Адлер, сводящий всё к комплексу власти, - антитезис, психологически восполняющий тезис Фрейда, сводящего всё к эротическому комплексу, - лишь по недоразумению полагает себе адлерианство логически контрадикторным фрейдианству. Решительно критический момент для венского психоанализа наступил именно тогда, когда фрейдианство, выделив из себя адлерианство, не поняло смысла этого отступничества и не сумело вобрать его в себя обратно, дав предварительно ему добежать до своих последовательных выводов. Здесь пересёкся рост венского психоанализа. И фрейдианству, и адлерианству оставалось лишь расширяться в подробностях, распространительно применяя свои достижения. Именно здесь и вступает тема Юнга.
О ней нельзя сказать, что она есть синтезис в том смысле, в каком тема Адлера есть антитезис – только. Будь это так, не было бы цюрихской школы, а лишь цюрихское отделение венской школы, считаемое, разумеется, последней за ересь. Учение Юнга ни есть синтезис. Он только попутно не мог не совершить само собой диалектически наметившегося синтезиса – как раз созданием психотипологии – и Юнг поступил именно таким образом, в силу того, что нес с собой свою тему, в корне иную, нежели фрейдистская. Что это так и не иначе, нельзя здесь доказать, а только слегка наметить, ибо несомненные определения требуют не строчек, а страниц.
Юнг вызывает гораздо сильнейшее противление, нежели Фрейд. Гораздо легче и удобнее принять острую психосексуальную теорию Фрейда, отведя ей строго очерченное и подобающее ей место. Пансексуальзм же, как миропонимание, есть притязание чересчур наивное. Иначе обстоит дело с аналитической психологией Юнга. Отклонить притязания последней не так-то легко. В противоположность психосексуализму она вторгается в область всей психической жизни не как тесно сомкнутая колонна, а как широко развернутая армия, разделенная на много отрядов, с различных сторон охватывающих психическую область, но, конечно, подчиненных единому намерению (саморегулированию психики как энергетического феномена).
Так или иначе, но как-то вдруг все заговорило о Юнге. Его имя, дотоле известное наряду с именами других выдающихся психоаналитиков, стало всюду произноситься как имя исследователя и мыслителя, имеющего сказать нечто крайне важное для современности. Вследствие этого публичные лекции Юнг вынужден нередко повторять, чтобы дать возможность всем желающим прослушать их. Знаменитый профессор синологии Рихард Вильгельм после изучения трудов Юнга и после бесед с ним, констатировал факт наличия в Юнге всей той подлинной китайской премудрости. Обрести которую немыслимо из старых или модных книг о культуре и религии Дальнего Востока. Окунуться в которую он, Вильгельм, имел счастье благодаря многолетнему пребыванию в Китае и случайному знакомству с последними наиболее выдающимися представителями древних учений конфуцианства и игинга.