Однако не только эта тема, более характерная как мы позже увидим Людвига Бинсвангера, занимает Ясперса в ходе данной работы. Он также задается следующим вопросом: Несут ли в себе некоторые формы болезней "не только разрушительное, но и позитивное значение"? "Проявляется ли творческий дар вопрекиболезни или выступает в качестве одного из ее следствий"? Ответить на этот вопрос Ясперс пытается на основе анализа жизненного пути и творчества Ван Гога и Гельдерлина. Ясперс пишет о том, что соприкоснувшись с миром Ван Гога, он пережил нечто, что он ранее фрагментарно встречал у шизофренических больных, однако в случае Ван Гога это было ярко и интенсивно:
Тут словно открывается на время первоисточник фактического существования, словно скрытые основы нашего бытия непосредственно проявляют себя. Но для нас это – потрясение, которое мы долго выносить не можем, от которого мы с облегчением вновь ускользаем… Это такое потрясение, которое не ведет к ассимиляции чуждого, но толкает нас к преображению в иное соразмерное нам воплощение. Это невероятно волнующий, но не собственный наш мир, из него исходит некое самосомнение, некие призывы к собственной экзистенции – и они благотворны, потому что инициируют какое-то превращение. (там же, с.236)
Далее Ясперс выдвигает мысль о том, что, возможно, именно в наше время шизофрения может является условием некой подлинности в тех областях, где в «не столь развязные времена и без шизофрении могла сохраняться подлинность восприятия и изображения». Мы живем во времена искусственного подражания, превращения всякой духовности в производство и учреждение. В данном пункте Ясперс сходится с Мартином Хайдеггером, характеризуя такого рода бытие как бытие неподлинное. В тоже время Ясперс весьма далек от того, чтобы каким-либо образом превозносить шизофрению, он ясно определяет ее как болезнь и утверждает, что шизофрения – это не духовное состояние. Если воспользоваться терминологией Хайдеггера, можно выразить мысль Ясперса следующим образом: в нынешнее время вследствие тотального забвения бытия, бытие само прорывается в мир в форме шизофрении.
Влияние Карла Ясперса на дальнейшее развитие феноменологической и экзистенциальной мысли остается до сих пор недооцененным. Между тем, практически все основные линии дальнейшего развития экзистенциальной психологии, включая экзистенциальный анализ Бинсвангера с его экзистенциально априорными структурами, так или иначе уже обозначены в работах Ясперса, прежде всего в «Общей психопатологии». Не в пример своему швейцарскому коллеге, Ясперс тщательно разводит научное и философское знание, что делает его тексты более ясными и последовательными. Работы Ясперса способствует более полному, более глубокому и более ясному пониманию реалий человеческого бытия, особенно в ракурсе рассмотрения: патология – здоровье. Но там, где проявляется его сила, кроется и его слабость: Ясперс не оставляет своим последователям детально проработанной развернутой системы, равным образом как и живой образной метафористической исповеди своих мыслей. Он практически не уязвим для критики, но и взять у него что-то для дальнейшей разработки (особенно в сфере психологической практики), кроме не слишком развернутых идей общего характера особенно нечего. Тем не менее, Ясперс был пионером феноменологического метода в психологии и психиатрии и его влияние на всех последующих фенологических психологов и психиатров неоспоримо. Его патографические описания выходят за рамки сугубо феноменологического исследования и являются, в некотором роде, предвестниками последующих классических случаев экзистенциального анализа.
1.3. Герменевтическая феноменология Мартина Хайдеггера. Метод Dasein аналитики. Смысл и подлинность бытия.
Такой вещи как человек, являющейся человеком только благодаря самому себе не существует.
Мартин Хайдеггер
Основной вопрос всей философии Хайдеггера – есть вопрос о смысле бытия. Причем в первую очередь это вопрос “экспликации бытийного смысла жизни как того самого предмета, каковой есть мы сами”. ( Хайдеггер, 1993 б, с.74) Способ проработки этого вопроса для Хайдеггера феноменологический. Поскольку только феноменология не запродает себя ни какой точке зрения, ни какому направлению, «поскольку феноменология никогда не бывает и некогда не может стать ни тем, ни другим пока не понимает сама себя. Выражение феноменология выражает, прежде всего, методическое понятие. Оно характеризует не содержательное ч т о предметов философского исследования, но их к а к». (Хайдеггер, 1993 б, с.27).
Однако феноменологический метод Хайдеггера далек от традиционно понимаемой феноменологии Канта и Гуссерля. Расхожее понятие феномена берущее свои истоки у Канта через эмпирическую наглядность – не есть согласно Хайдеггера феноменологическое понятие феномена. По Хайдеггеру Феномен есть то, что «кажет себя, то, что выводит на свет и приводит к ясности». Сущее может казать себя разным способом. Существует также возможность того, что сущее будет казать себя как то, что оно на самом деле, не есть, такое состояние есть кажимость.
Феномен – себя в себе самом показывание – означает особый род встречи чего-то. Сокрытость – есть антоним феномену… Себя-само-так-по-себе-кажущее есть феномены феноменологии. (Там же, с.31)
Вторая частьфеноменологии как науки о феноменах есть Логос. Логос дает чему-то видеться для говорящих друг с другом. В допущении внять сущее Логос выступает как основание, отношение и пропорция. Логос Хайдеггера есть истинность – открывание, то что выводит вещи из сокрытости – в явленность. Логос феноменологии бытия, которое есть мы сами (Dasein) имеет характер герменевтики, через которую само это бытие извещается о своем смысле и своих основосруктурах. Феноменология тогда означает: дать увидеть то, что себя кажет, из него самого так, как оно само от себя кажет. (Там же, с.34). Взятая предметно-содержательно феноменология, есть наука о бытии сущего т.е. онтология.
Таким образом мы можем видеть что в лозунге «К самим вещам» Хайдеггер идет еще дальше своего учителя Гуссерля. Точка отсчета его мысли смещается с человека на сами феномены, на бытие вещей как они есть. Не вещи рассматриваются с точки зрения, что они есть для человека, а человек рассматривается как то, что он есть для бытия вещей, а точнее сказать каким образом есть человек в своей неразрывной связи с вещами, с миром. Именно этот пункт дает нам право определить подход Хайдеггера как онтоценрический (от греч. Онтос – бытие), в противоположность антропоцентрированному подходу его предшественников, современников и даже некоторых последователей (Летуновский, 2001) .
Предпонимание и вовлеченность в мир.
Как было указано ранее, в существе своей философии Хайдеггер продолжает феноменологическую традицию своего учителя Гуссерля. Однако делает он это столь специфично, что иногда говорят о противоположности их подходов. Если Гуссерль исследуя проблему восприятия, все еще стремится к тому, чтобы занять позицию «чистого наблюдателя», то для Хайдеггера само это восприятие «не является самостоятельным рассмотрением и изучением вещей, но возникает в конкретном практическом обхождении с вещами». Согласно Хайдеггеру, всякой созерцательной позиции предшествует неясная, неотчетливо осознаваемая, практическая вовлеченность в обращение с миром вещей. Эту предшествующую вовлеченность Хайдеггер эксплицирует в концепции предпонимания.
Предпонимание – есть способ развертывания понимания как онтологического определения человеческого бытия. Предпонимание – есть изначальное исходное понимание в отличие от вторичного по отношению к нему и производного от него понимания как метода познания. Предпонимание организует само пространство мышления и задает сам горизонт познания. Предпонимание не зависит от рефлексии, а напротив составляет ее основу и источник всех очевидностей сознания. Природа предпонимания носит не трансцендентальный и не психологический характер, а выражает сам способ бытия человека. Структуру предпонимания образуют «предмнения», «предвиденья» и «предвосхищения», которые в совокупности предопределяют и мышление и поведения человека
Базисный контекст предпонимания формируется в рамках практического обращения с миром вещей. Более того, по мере успешного продвижения к занятию позиции чистого наблюдателя оскудевает диапазон данности вещи. И если Гуссерль настаивает на отказе от практически-жизненной вовлеченности в мир обращения с вещами, Хайдеггер выстраивает структурно-иерархические отношения с точностью до наоборот: опыт восприятия «вещности» не может раскрываться вне вещей.
Не случайно в своей переписке с Ясперсом Хайдеггер говорит о том, если его «Бытие и время» против кого-либо и направлены, так это против Гуссерля (Хайдеггер М/ Ясперс К., 2001). Их миры противоположны: Для Гуссерля это мир созерцания, мир опыта, состоящего из смыслопридания и смыслонаполнения, мир ученого отслеживающего этапы и процесс формирования смысла и значения, при этом подразумевается, что все остальные факты свидетельствующие о наличии иных форм отношений с миром, не принимаются в расчет. Хайдеггер ставит под сомнение сами условия, необходимые для осуществления созерцательных практик «Нет голого субъекта без мира» (Хайдеггер, 1993, II). Мы уже есть в мире до акта созерцания. Хайдеггер задается вопросом, а способно ли вообще созерцательное отношение адекватно выявить изначальный опыт нашей укорененности в мир повседневности.