Точка зрения других противоположна. Они возражают против перечисления полномочий собственника: «триада», по их мнению, не выражает ни существа, ни всего объема права собственности.
Названные уже нами споры в советской цивилистической литературе в отношении «триады» правомочий собственника возобновились в связи с принятием первой части ГК РФ.
В.П. Мозолин, обосновывая «устарелость» триады, полагает, что на современном этапе развития отношений собственности она во многих случаях стала утрачивать свои регулирующие функции[49].
В научных работах отстаивается точки зрения авторов, ратующих за расширение права собственности за счет других правомочий. Например, Ю.Г. Ткаченко, В.В. Черников неотъемлемым элементом содержания субъективного права собственности называют четвертое право – право притязания, которое означает гарантируемую юридическую возможность субъекта права собственности требовать соблюдения юридических обязанностей от других лиц и возможность защищать свои интересы[50].
К праву притязания О.Н. Калибернова предлагает добавить право собственника на безопасность, которое заключается в признании прав собственника неприкосновенными для всех остальных несобственников[51]. Названным авторам оппонирует М.А. Александрина, которая считает, что «в действительности «право собственника на безопасность» и «право притязания» не что иное, как абсолютный характер субъективного права собственности. Указание на него как на одну из характерных черт субъективного права собственности даже необходимо в рамках понятия указанного права. Но оно никак не соотносится с понятием и сущностью правомочия собственника»[52].
Наиболее обоснованным выглядит утверждение о необходимости выделения полномочия управления имуществом.
В.П. Мозолин, высказывая мнение о необходимости введения в содержание права собственности помимо «триады» правомочия «управления имуществом», отмечал, что «право управления относится к категории динамических правомочий, призванных обеспечить реализацию правомочий владения, пользования и распоряжения имуществом со стороны собственника»[53]. Что касается данного предложения о выделении в праве собственности дополнительного правомочия по управлению имуществом, то оно также не приводит к более точному определению содержания этого права. Возможность управления поглощается возможностью распоряжения имуществом[54]. Реализация этого правомочия происходит посредством разнообразных актов поведения собственника, в том числе как действиями по управлению имуществом, так и другими, не противоречащими закону действиями в отношении объекта права собственности.
ГК РФ не поставил точку в развитии категории управления имуществом. Так, В.К. Андреев, ссылаясь на Указ Президента РФ от 9 марта 2004 года «О системе и структуре федеральных органов исполнительной власти»[55], отмечал, что под функциями по управлению государственным имуществом понимается осуществление полномочий собственника в отношении федерального имущества, в том числе, переданного федеральным государственным предприятиям, федеральным казенным предприятиям и государственным учреждениям, подведомственным федеральному агентству, а также управление находящимися в федеральной собственности акциями открытых акционерных обществ. Далее автор делает вывод: «право государственной собственности, равно как и муниципальной, включает в себя и управление»[56]. По данной точке зрения можно выдвинуть все те же возражения, которые приводились выше. От себя добавим лишь одно замечание. Нецелесообразно рассматривать включение правомочия управления имуществом в рамках только государственной и муниципальной собственности, так как содержание права собственности для любых форм собственности остается неизменным.
Представляется, что позиция авторов, доказывающих возможность включения в содержание права собственности правомочий, не отождествляемых с владением, пользованием и распоряжением, будет всегда уязвима. Так, С.А. Хохлов отмечал, что при разработке ГК РФ предлагалось наряду с правомочиями владение, пользование и распоряжение указать правомочие по управлению имуществом, однако законодатель последовал нашим российским традициям. «Уже многие годы мы ограничивались тремя правомочиями. И когда речь идет об управлении имуществом триады достаточно. Управление может рассматриваться как составная часть права собственника распоряжаться имуществом»[57].
В последних работах современных авторов появилась тенденция исследовать управление в более широком аспекте как функцию, которая основывается на господстве управляющего над лицом или имуществом, отражающуюся во всех институтах гражданского права[58], так и в суженном варианте как управление имуществом систему действий, связанных с осуществлением правомочий и исполнением обязанностей собственником этого имущества[59].
Зарубежные юристы стали критически относиться к «триаде» полномочий собственника. По их мнению, правомочия собственника должны быть расширены. К «триаде» правомочий добавляются от одного (правомочия управления) до одиннадцати других элементов (каталог правомочий А. Орноре). Представляется, что такая позиция зарубежных авторов навеяна моделью доверительной, «расщепленной» собственности, допускающей существование нескольких различных правомочий собственника на одно и то же имущество у нескольких лиц одновременно. При таком подходе даже в любой системе права есть опасность охарактеризовать право собственности как «связку», «пучок», «совокупность» прав, которые могут существовать в различных сочетаниях самостоятельно. Представляется, что право собственности – это целостная категория, а не сумма частичных прав.
Подводя итог рассуждениям, отметим, что право собственности не есть сумма трех отдельных правомочий, так как они не выражают полного содержания права собственности, поскольку все три правомочия может осуществлять и другое лицо, не являющееся собственником имущества, которое находится в его владении, пользовании и распоряжении (например, доверительный управляющий). Тем не менее их обозначение в основополагающих нормах о праве собственности необходимы как определенные ориентиры, отражающие наиболее значимые действия, которые может совершать собственник. Это целесообразно и для юридической техники, когда при подготовке различных нормативных правовых актов используется единая официальная терминология, характеризующая особенности тех или иных отношений.
Итак, содержанием субъективного права собственности является совокупность образующих его правомочий: владение, пользование, распоряжение. Однако такое перечисление неточно, так как, во-первых, законодатель допустил возможность в отношении имущества, принадлежащего собственнику, совершать любые действия по своему усмотрению. Во-вторых, данное перечисление не отражает всей полноты содержания субъективного права. Любое субъективное право, в том числе и право собственности, включает в себя не менее двух правомочий, а именно: возможность на совершение определенных действий самим управомоченным и возможность требования от других лиц такого поведения, которое обязывает воздерживаться от совершения действий, которые бы мешали собственнику владеть, пользоваться и распоряжаться принадлежащим ему имуществом.
Говоря о правомочии требования, отечественные цивилисты описывают его следующим образом: другие лица не должны совершать таких действий, которые мешали бы собственнику осуществлять владение, пользование и распоряжение его имуществом [60].
На взгляд О.А. Поротиковой, триада собственника нисколько не выпадает из видения структуры любого права, более того, она полностью относится именно к первому общему структурному элементу (праву на собственные действия). Другие субъективные права складываются из иных конкретных возможностей по удовлетворению интереса правообладателя, но они также укладываются в общую схему, состоящую из трех вышеперечисленных составляющих. Можно сказать, что, несмотря на разницу в конкретном наполнении элементов субъективного права, общее его содержание остается неизменным и будет охватываться отмеченной структурой. Право требования представляет собой такую часть структуры субъективного права, которая также в равной мере присуща содержанию любого субъективного права. Роль этого правомочия наиболее ярко выражена в структуре обязательственных, относительных гражданских прав. В категории абсолютных прав этот элемент содержания выполняет роль гарантии собственного поведения[61].
Владение, пользование и распоряжение имуществом есть правовые возможности совершать те действия, которые дозволены собственнику. Признавая за собственником такие возможности, ГК РФ не раскрывает содержания каждой из них. Однако оно не вызывает споров. Все три правомочия не являются строго обособленными, а теснейшим образом взаимосвязаны. Так, владение связано с пользованием. Владение существует во всех случаях, когда лицо имеет фактическую возможность пользоваться вещью. Наоборот, пользование, как правило, возможно лишь при наличии владения[62]. Аналогичная связь существует между распоряжением и пользованием. Пользование заключается в извлечении из вещи того, что может удовлетворить потребности собственника. Он может удовлетворить потребности посредством отчуждения или уничтожения вещи в процессе ее потребления. Это тоже называется пользованием, а в отношении некоторых вещей – это единственный возможный способ их использования с учетом их естественных свойств, например, когда речь идет о потребляемых вещах. Передача вещи собственником в пользование другому лицу занимает промежуточное положение между пользованием и распоряжением[63]. Передача имущества во временное возмездное пользование – это один из способов извлечения доходов. С другой стороны, договоры аренды, найма, хранения и другие можно признать актами распоряжения, так как они влекут за собой в определенной мере изменение правовой принадлежности вещи.