Н.В. Крючкова
Саратовский государственный университет, кафедра теории, истории языка и прикладной лингвистики
Берег – один из базовых элементов русского природного ландшафта, а следовательно, связанный с этим объектом ментефакт имеет основание быть одним из древнейших концептов, прочно укоренившихся в национальной концептосфере, и относится к таким концептам, на основе которых осуществляется концептуализация различных явлений, в том числе и не относящихся к сфере натурфактов. Особенности концептуализации берега как одного из важнейших для русской культуры элементов ландшафта представляют интерес и в связи с проблемами типологии и формирования ментефактов, поскольку берег является, по-видимому, достаточно репрезентативным для своей сферы ментальным образованием. Данная сфера может быть обозначена как класс ментефактов, возникших путем концептуального осмысления натурфактов как разновидности конкретных объектов.
Рассмотрим дискурсивное функционирование лексемы берег, позволяющее, на наш взгляд, судить о содержательном наполнении соответствующего концепта. В качестве материала для анализа использовались тексты Национального корпуса русского языка (с 1900 по 2007 г.); проанализировано около 400 контекстов. Внимание уделялось главным образом случаям переносного употребления лексемы берег. Как показывает анализ контекстов с лексемой берег, способы метафорического осмысления образа берега, отношений берега и водной стихии достаточно разнообразны.
Берег (вместе с рекой) в русской лингвокультуре воспринимается как знаковый элемент пространства. Об этом свидетельствует тот факт, что берег может выступать в качестве «заместителя» обозначения некой области пространства, расположенной на берегу реки; этим объясняются метонимические обозначения типа «на берегах Невы» вместо «в Санкт-Петербурге», «на берегах Сены» вместо «в Париже» или «во Франции» и под. Ср.: Будущее, во имя которого пролито столько крови и пота, не принесло на эти берега ни достатка, ни гармонии, ни умиротворения. Эта функция берега распространяется и на «мысленное» или виртуальное пространство, ср.: Гуляя как-то по нашим бескрайним сетям, привольно раскинувшимся на берегах великой реки Интернет, нашел я на одном из серверов упоминание об очередном чемпионате мира среди антивирусов. Берег может символизировать личную (психологическую) сферу субъекта, как, например, в контекстах, где контакт с другим берегом выступает в качестве метафорического обозначения межличностного контакта: Если вы не хотите, чтобы кто-то был несчастным и одиноким на своем Острове – снаряжайте корабль к далеким берегам. Где искать Остров? Оглянитесь – их сколько угодно вокруг. Целый архипелаг!; (Козерог) – одиночка. Ему гораздо сложнее налаживать отношения с людьми, чем большинству других знаков зодиака. Поэтому алкоголь в случае с Козерогом может выступить в качестве мостика «на другие берега» – немного выпив на вечеринке, Козерог станет гораздо оживленнее.
Берег может репрезентировать как «свое», так и «чужое» пространство, однако чаще все же – «свое». Так, берег зачастую используется для обозначения родины: Родимый край, реку,
берег любят не за красивые пейзажи. Этот аспект концептуализации берега как элемента природного ландшафта отражен в лексикографии, ср. значение выражения родные берега в «Русском семантическом словаре» – ‘перен.: родина, отчизна; высок.’.
Роль базовых элементов природного ландшафта, отмечающих «свое» и «чужое» пространство, отмечает В.В. Красных: «Пространственный код, кодирующий в том числе и представления о родной земле и о чужой стороне (стране), о мире живых и о мире мертвых, о границах между мирами, непосредственно связан и с базовой оппозицией «свой – чужой», соотносимой с архетипами сознания»1; такими границами в русской культуре являются, по мнению В.В. Красных, поле, лес, река, горы.
Как показывает анализ дискурсивного употребления, в русской лингвокультуре берег – также один из таких знаковых пространственных элементов, осознаваемым, по-видимому, не только как граница своего и чужого пространства, но и как репрезентирующий элемент, выполняющий заместительную функцию при указании на определенную область пространства («свою» или «чужую» его часть).
Значение образа берега как базового элемента родного пространства в русской лингвокультуре подтверждают и факты диалектной речи. Так, в традиционной русской культуре речные берега служат для обозначения «своего» пространства: «образ родной стороны тесно связан с образом освоенного людьми пространства – им могут быть речные берега... обжитая «теснота», противопоставленная простору...»2; таким «освоенным» участкам пространства противостоят море и лес как не населяемое человеком и потому чуждое ему пространство.
Включаясь (в силу принадлежности к «своему» или «чужому») в личную сферу субъекта, ментефакт берег наделяется эмоционально-оценоч ными коннотациями. В следующем примере оставленный берег – та часть жизни человека, которая была для него счастливой: «Дай руку, далекий бостонский друг, и войдем в нашу молодость, на исчезнувший берег советской Атлантиды, когда каждый из нас был беззаботен, краснощек, любил и был любимым».
Возможная вовлеченность берега в личную сферу как репрезентирующего элемента своего или чужого пространства отражена в работе М.М. Бахтина «К философии поступка»3. По мысли М.М. Бахтина, в ценностную личную сферу может включаться любой объект, но для нас важно то, что для берега как знакового элемента ландшафта в русской лингвокультуре эта вовлеченность в круг «собственных» ценностных «ориентиров» человека возникает не только в системе отдельного художественного текста, но является устойчивой характерной принадлежностью культуры и языка. Именно «нагруженность» образа берега ценностным компонентом и делает его лингвокультурным концептом.
Осознание берега как сферы «своего», «родного» пространства базируется и на противопоставлении берега как части суши, с одной стороны, и водной стихии, с другой. Водное стихия в таком противопоставлении выступает как нечто чуждое человеку, непредсказуемое и неуправляемое; в отличие от нее, берег представляется чем-то прочным, придающим уверенность и потому наделяется положительными коннотациями. Именно это направление концептуализации отражено, например, в следующем контексте: «Одновременное узнавание себя и закрепление знания о себе. Выстраивание из хаоса черновиков «канонического» корпуса текстов как сознательный отказ от одного и намеренная причастность к другому. В конечном счете должен выйти один, общий, по собственному образу и подобию, тело-текст». Еще можно сравнить это с отвоевыванием у Вечности, бескрайнего океана-без-берегов разрастающегося постепенно пространства суши, единственной родины для сочинителя. Переход сознания в зыбкую сферу сновидений, бессознательного соотносится с физическим действием «отчаливанием» от «твердого» берега: «Старухам снились сухие тревожные сны, которые слетали к ним уже не по первой очереди, но старухи о том не знали. Только ночами, отчалив от твердого берега, сносятся живые и слове и спрашивают правду, чтобы передать ее дальше, тем, кого помнили они».
Важная часть концептуальных представлений, связанных с берегом как элементом природного ландшафта, – осознание берега как безопасного места, где человек чувствует себя уверенно и спокойно. Факт оторванности от берега, путешествие по бурному морю ассоциируются с опасной ситуацией, исход которой непредсказуем: А гроза приближалась. Россия, – немая и мертвая. Петербург, оторванный от нее, – как бы оторванный от берега, безумным кораблем мчался в туманы и в гибель.
Аспектом эмоциональной концептуализации берега как безопасной части пространства, противопоставленного непредсказуемой стихии, является и осознание берега как убежища, опоры. Ср., например, использование метафоры берега
по отношению к радиостанции «Эхо Москвы» как последнему оплоту демократических СМИ: «Есть такой роман / после ядерной войны медленно движутся ветра / Австралия в войне не участвовала / южное полушарие еще цело / Австралия / последний берег. Мы недавно фильм смотрели по каналу ТВ-Центр / как умирает этот последний берег / Австралия. Понимаете / если началась ядерная война / если человечество уничтожено / то / как правило / не уцелеют и последние берега. Мы сейчас на последнем берегу. Как вы считаете / Наталья / вы человек грамотный / просвещенный / иностранными языками владеете / значит / много на эту тему читали / как вы думаете / в ситуации такой латентной диктатуры сколько шансов уцелеть у последнего берега / у “Эха Москвы”?» Источником метафоризации здесь также восприятие берега как части суши, дающей твердую опору и противопоставленной поэтому водной стихи, такой опоры не предоставляющей.
Вместе с тем образ берега моря в отдельных случаях ассоциируется и с отрицательными эмоциональными коннотациями, например:
«Вслушиваясь в тишину, вдруг обнаруживаешь дальний плеск. Пробираешься навстречу ему. И вот идешь вдоль залива, сопровождаемый убаюкивающими вздохами прибоя. Море, спасающее от тоски и скованности берега». Здесь отрицательная эмоциональная оценочность подчеркнутого словосочетания является, по-видимому, следствием романтизации морского путешествия; представление о береге как о безопасном месте, о твердой опоре оборачивается в системе подобных романтических ценностей отрицательной стороной. Таким образом, концептуальные представления, связанные с одними и теми же чувственно-воспринимаемыми особенностями, могут наделяться различными эмоциональнооценочными коннотациями, вступая в различные ценностные оппозиции, вовлекаясь в различные концептуальные подсистемы в рамках одной лингвокультуры.
Наряду с физическим восприятием (наглядночувственным образом), основой и источником возникновения ряда аспектов содержания концепта берег, является и сценарий морского путешествия. Так, в ряде контекстов стремление достичь берега, путешествуя в реальном или воображаемом пространстве, соотносится с поиском смысла жизни или стремлением к цели как результату каких-либо конкретных действий или размышлений человека. Ср.: «<Его предостерегают> что поражение на выборах приведет к крушению репутации талантливого политика, сделает его судьбу похожей на судьбу другого известного патриота С. Бабурина, пустившегося на прошлых выборах в одиночное плавание, да так и не доплывшего до желанного берега; К какому берегу двинуться читателю? Как разобраться в потрясающем воображение огромном количестве книг и журналов, накапливавшихся на протяжении нескольких тысячелетий?»