Человек XVII века, Г. Котошихин в своем сочинении «О России в царствование Алексея Михайловича» рассказывает, что когда у царя бывает парадный обед, то приглашенные бояре «садятся за стол по чину своему, боярин под боярином, окольничий под окольничим и под боярами, думной человек под думным человеком и под окольничими и под боярами, а иные из них, ведая с кем в породе своей ровность, - под теми людьми садиться за столом не начнут, поедут по домам, или у царя того дни отпрашиваются куда к кому в гости, и таких царь отпускает. А если царь увидит, что они начнут у него проситься в гости на обман, не хотя под которым человеком сидеть, или, не спросивши царя, поедет к себе домой; и таким велит быть и за столом сидеть под кем доведется. И они садиться не начнут, а начнут бить челом, что ему ниже того боярина или окольничего или думного человека сидеть немочно, потому что он родом с ним ровен, или честнее, и на службе и за столом прежде того род их с тем родом, под которым велят сидеть, не бывал; и такого царь велит посадить силой; и он посадить себя не даст и того боярина бесчестит и лает. А как его посадят сильно, и он под ним не сидит же и выбивается из-за стола вон, и его не пускают и разговаривают, чтобы он царя не приводил на гнев и был послушен; и он кричит: «хотя-де царь ему велит голову отсечь, а ему под тем не сидеть», и спустится под стол; и царь укажет его вывести вон и послать в тюрьму или до указу к себе на очи пускать не велит. А после того за то ослушание отнимается у них честь боярство или окольничество и думное дворянство, и потом те люди старой своей службы дослуживаются вновь». Так упорно отстаивали знатные люди свое старшинство, шли под царский гнев, только бы не унизить своего родословного старейшинства и не создать своему роду потерьки.
Верховным судьей таких споров из-за мест был великий государь, разбиравший местнические дела или самолично, или поручавший разбор их Боярской Думе.
Споры о местах, без чего не обходилось почти ни одно высшее назначение, ни один пир в царском дворце, заставляли правительство прибегать к одной мере, которая насколько смягчала вредные для дела следствия местничества. Это было объявление данной службы или собрания без мест, В военном управлении некоторые должности полковых воевод были объявлены в XVII в. навсегда «без мест». Тогда не могло быть никакого спора о местах, а если какой-нибудь княжич заупрямится служить рядом с менее знатным человеком и станет бить челом, что-де ему с таким-то на службе «быть не мочно», то из Москвы царь пошлеть ему строгий выговор. «Не дури! Ведаем мы своих холопов и на свою службу посылаем, где кому пригоже быть; а те полки давно приговорены посылать без мест». Иных упрямцев и такая строгая отповедь не приводила в благоразумие.
Но в XVI веке дело так просто не обстояло. В 1579 г. бояре и воеводы московской армии, перессорившись из-за мест, замялись и не пошли на неприятельский город. Тогда царь Иван Васильевич Грозный, «кручинясь», прислал в армию дьяка и московского дворянина, приказав им промышлять всем делом мимо воевод, а воеводам только «быть» при этих случайных главнокомандующих.
Спорившего из-за места неосновательно, «не поделом», царь, после рассмотрения дела, приказывал «выдать головой» тому, кого этот несправедливый спорщик хотел «пересесть». Выдача головой происходила так: по царскому приказанию дьяк или подьячий вел «выдаваемого головой» пешком за двор соперника. Одно это путешествие пешком составляло для знатного человека бесчестье. Приведя виноватого на двор его соперника, подьячий отдавал его на нижнем крыльце и объявлял хозяину, что царь пожаловал его — выдает ему такого-то головой. Пожалованный бил челом на царской милости и дарил дьяка или подьячего, а выданного ему головой отпускал домой, стараясь быть с ним поласковее, но все-таки не позволяя ему садиться на лошадь у себя на дворе. Выданный головой обыкновенно при этом ругался и бранился, как умел, и пожалованный должен был сносить эту брань терпелив о, иначе, ответом на оскорбления, он оскорбил бы «пославшего», т.е., самого царя.
Когда спорщик из-за места возбуждал дело слишком неосновательно, то царь, кроме выдачи головой, приказывал еще наказать его батогами, если местник не был думным человеком; думные люди телесному наказанию не подлежали.
Таким образом высший правительственный класс Московского государства составляли люди родословные, знатные, аристократы, говоря языком нашего времени. Эти родословные люди путем местничества строго держали высшее управление в своем кругу и сообщали всему государственному строю Московского государства аристократический характер; другими словами, царь всей Руси правил при помощи знатных людей, знатных по происхождению, которых он не мог не назначать на высшие должности, а назначая, должен был руководствоваться «породой» тех, кого назначал, а не заслугами их на службе. «Глядя на такой состав высшего правительства в первой половине XVI в., — говорить профессор В. 0. Ключевский, — приказный московский публицист, умевший «воротить» летописцами и родословными, мог основательно сказать: «То все старинные привычные власти Русской земли; те же власти, какие правили землей прежде по уделам; только прежде они правили ею по частям и поодиночке, а теперь, собравшись в местах, они правят всей землей и все вместе в известном порядке старшинства расстанавливаясь у главных колес правительственной машины». Но если московское боярство своим новым составом могло производить такое впечатление на общество, то его правительственное положение давало и ему право сказать: мы, советники государя Московского и всей Руси, потому и призываемся к власти в Думу, что мы сами по себе власти всей Русской земли; теперь государь править Русской землей с нами именно потому, что мы, то есть наши отцы, правили ей и без него».
Но когда московский князь стал великим князем, царем и государем самодержцем всей Руси, он не мог признавать стремление княжего боярства на обязательное для него первенство княжить в Думе и на службе. Новое отношение к высшей знати со стороны московских государей возбуждало в среде бояр опасения и желания во что бы то ни стало сохранить свою власть. В среде княжат поднималась глухая борьба, козни, интриги, сношения с иноземцами, — все в целях охраны своего верховного положения в государстве. В малолетство сына Василия III эти затаенные стремления знати вскрылись, а когда малолетний великий князь Иван Васильевич вырос и стал грозным царем Иваном Васильевичем, впечатления детства дали ему достаточно тяжелых воспоминаний, чтобы внести озлобленность в его отношения к советникам верховной власти. Началась знаменитая борьба царя Ивана со знатью. Путем опричины сделал княжую знать бессильной и значительно подорвал ее богатства. Многие знатные семьи были истреблены. Чтобы умерить в Думе значение бояр - княжат, царь Иван стал назначать туда людей незнатных, но знающих дело и зависевших в своем благополучии не от «породы», а от него — великого государя. Таких незнатных, но нужных ему людей царь Иван жаловал чином думных дворян. Они заседали в Думе вместе с боярами и окольничьими.
Преследуя знать и стараясь держать ее по возможности дальше от непосредственного участия в делах, царь Иван и в приказы назначал по-прежнему на первые места бояр, а в товарищи им давал дьяков, людей простых, выслуживавшихся только своим знанием дела. Дьяки являются в XVI в. собственно настоящими правителями приказов и в этом звании оказывают сильное влияние на дела в Боярской Думе, участвуя в ее заседаниях в чинах думных дьяков.
Таким образом с конца XVI в. Боярская Дума перестает быть советом исключительно знати, княжат, потомков удельных князей при государе всей Руси, и в среду ее начинают проникать новые люди, незнатные, в чинах думных дворян и думных дьяков. Думные дьяки не имеют права сидеть в Думе без разрешения государя, не участвуют во всех делах с таким же правом голоса, как и первостепенные бояре и окольничие.
В Смутное время княжее боярство попыталось вернуть свою силу. Свергнув с престола первого самозванца, бояре провозгласили царе модного из знатнейших в их среде, князя Василия Шуйского, но против этого «боярского царя» поднялись и средние служилые люди и крестьянство, т.е. те слои населения, которые больше других терпели от боярского засилья. Царь Василий недолго усидел на царстве. Боярство окончательно уронило свое значение в народе после того, как согласилось на избрание в цари московские и всей Руси польского королевича Владислава. Наличная Боярская Дума выдержала, правда, не совсем по своей воле осаду Кремля вместе с польским гарнизоном, когда на выручку Москвы пришло ополчение низовых городов. Политическое влияние боярства упало в это время так, что, когда началось избрание нового царя, избирательный собор предложил думцам уехать в их деревни, и они были позваны в Москву после того, как наметилось избрание нового государя. Этому падению политического значения княжего боярства очень способствовало то обстоятельство, что после мер Грозного царя и событий Смутного времени ряды знатного княжеского боярства сильно поредели. В первой половине XVII в., как замечает Котошихин, «прежние большие роды князей и бояр многие без остатка миновали». Угасли фамилии князей Милославских, Шуйских, Воротынских, и место их заняли другие, менее родовитые люди. И при новых царях Боярская Дума по-прежнему является советом наиболее знатных и родовитых людей при государе, но теперь, в XVII в., эта знать не так знатна, если можно так выразиться, как она была знатна в XVI в.
В первом ряду бояр царя Алексея стоят князья Одоевские, Голицыны, Пронские, Репнины, Ростовские-Бехтеяровы, Буйносовы, Темкины, Сицкие, Трубецкие, Урусовы, Шаховские, и из некняжеских фамилий – Морозовы и Шереметьевы.