Наконец, в удовлетворении виндикационных требований отказывается при условии, что имущество не было похищено или утеряно собственником или иным законным владельцем, а выбыло из их владения по их воле. Это требование представляет собой, по сути дела, перевод на современный русский язык германского афоризма Hand muss Hand wahren. На почве действующего отечественного законодательства, однако, оно породило проблему удовлетворения виндикационных исков при изъятии имущества в порядке исполнительного производства, если такое изъятие признается впоследствии незаконным и, как следствие, не влечет возникновения права собственности у лица, приобретшего имущество на торгах. По дореволюционному законодательству «проданные с публичного торга предметы, после передачи, во всяком случае остаются за покупщиком (ст.1061 (ч.1 т.X Свода законов Российской Империи. – А.Л.)), хотя бы впоследствии оказалось, что они не принадлежали тому лицу, от имени которого производилась продажа» [32]. ГК РСФСР 1922 г. вообще допускал виндикацию не во всех случаях имущества из владения собственника помимо его воли, а «лишь когда оно им (собственником) утеряно или похищено у него» (ст.60) и, хотя теория и практика пошли по пути расширительного толкования данной нормы [33], вопрос о виндикации в нашем случае не поднимался. Ряд современных гражданских кодексов, как дальнего (ст.1714 ГК Квебека), так и ближнего зарубежья (п.3 ст.261 ГК Казахстана; ст.229 ГК Узбекистана) прямо исключают удовлетворение исковых требований при приобретении имущества на торгах. Действующий ГК РФ, в отличие от ГК РСФСР 1964 г. (ч.2 ст.152), таких правил не содержит, что дало М.Я. Кирилловой основание для следующего утверждения: «Принудительная продажа имущества в порядке, установленном для исполнения решений, означает изъятие конкретных вещей помимо воли собственника... хотя приобретатель такого имущества будет добросовестным, но незаконным владельцем, требование собственника подлежит удовлетворению» [34]. De lege lata с этим следует согласиться с тем замечанием, что для удовлетворения виндикационного иска в данном случае необходимо предварительное признание торгов недействительными [35], но с точки зрения общей концепции ограничения виндикации такое решение является необоснованным, ибо, как справедливо замечает А.И. Авласевич, «данное лишение владения нельзя сравнивать с утерей, кражей или иными подобными обстоятельствами (выделено автором. – А.Л.)» [36] хотя бы потому, что «если должник не согласен с арестом имущества, предполагает, что торги будут незаконными, он может обратиться в суд об освобождении имущества от ареста, то есть до проведения торгов он может влиять на ситуацию (выделено автором. – А.Л.), чего не скажешь о приобретателе» [37]. По этой причине необходимо дополнить ст.302 ГК РФ еще одним пунктом, подобным п.3 ст.261 ГК Республики Казахстан: «Истребование имущества по основаниям, указанным в пункте 1 настоящей статьи, не допускается, если имущество было продано в порядке, установленном для исполнения судебных решений».
Последние два условия (возмездность приобретения имущества и добровольность его выбытия из владения собственника) не применяются при истребовании денег и ценных бумаг на предъявителя. В соответствии с п.3 ст.302 ГК РФ их приобретателю достаточно сослаться на свою добросовестность, чтобы виндикационный иск к нему был отклонен. Установление такого строгого ограничения виндикации объясняется обычно необходимостью обеспечить бóльшую стабильность оборота такого рода объектов. Если в отношении предъявительских ценных бумаг этого объяснения вполне достаточно, то запрет на истребование денег, как представляется, обусловлен более глубинными причинами. Однако, прежде чем рассматривать их, обратимся к одному из не упомянутых выше качеств объектов вещных прав и, соответственно, истребуемых виндикационным иском предметов. Общепризнанно, что таковыми могут быть лишь индивидуально-определенные предметы. «Относиться, «как к своей», можно только к определенной, к данной вещи. На языке права это значит, что объектом права собственности является всегда индивидуально-определенная вещь», - писал Ю.К. Толстой [38]. М.М. Агарков давал еще более широкую формулировку: «Объект абсолютного права (выделение мое. – А.Л.) всегда является индивидуально-определенным» [39]. «Если вещь не может быть индивидуализирована, - продолжает Л.Г. Ефимова, - то в связи с ней возможно лишь обязательственное, но не вещное отношение» [40]. Впрочем, возможность существования таких вещей вызывает серьезные сомнения. В учебной литературе, как дореволюционной [41], так и современной [42], справедливо замечается условность деления вещей на индивидуально-определенные и родовые. В конечном счете определить индивидуально можно любую вещь. Даже если она не отличается от других по своей форме, физическим или химическим свойствам, всякая вещь в определенный момент времени занимает строго определенное место в пространстве и другой вещи в тот же самый момент в этом месте быть не может. А раз так, за неимением других отличительных признаков, вещь может быть выделена из ряда ей подобных путем указания на ее местонахождение. Таким образом, родовых вещей не существует, однако участники гражданского оборота могут в своих целях определить, будут они относиться к вещам как к индивидуальным объектам или же объединят их в некоторый род. М.И. Брагинский, обсуждая вопрос об иррегулярном хранении, пишет: «Законодатель явно акцентировал внимание на том, что родовой является вещь, которую признает таковой договор, избранный им правовой режим» [43], а значит, в конечном счете, – стороны, которые заключили именно такой договор и избрали тем самым именно такой правовой режим. Законодатель, конечно, может запретить определять некоторые вещи, например недвижимость, родовыми признаками, но невозможно запретить индивидуальное определение какого-либо имущества. Указанная классификация вещей имеет значение только для динамики гражданского оборота – обязательственных отношений и определения момента перехода права собственности. Объектами же статических отношений принадлежности всегда выступают индивидуально-определенные предметы. Меж тем, деньги традиционно рассматриваются как вещи, определяемые родовыми признаками. «Все денежные знаки, обращающиеся в стране, - писал Л.А. Лунц, - составляют один род предметов и отличаются друг от друга лишь тою степенью, в которой они могут исполнять платежную функцию; степень же определяется для каждого знака по отношению к известной счетной единице, вследствие чего все денежные знаки объединены отношением к этой единице» [44]. Родовая характеристика денег является необходимым следствием их функций и, прежде всего, способности выступать в качестве всеобщего средства обращения [45]. Денежные знаки – банкноты и монеты, будучи вещами, разумеется, могут быть индивидуализированы, однако, как только это будет сделано, они уже не смогут более выполнять функции денег. Недаром обязательства, связанные с передачей индивидуально-определенных денежных знаков, не признаются денежными обязательствами [46]. Рассматриваемые же как носители денег, материальные предметы утрачивают свою индивидуальность, что влечет чрезвычайное упрощение вещно-правового режима. Запрет на виндикацию денег (а точнее – денежных знаков) от добросовестного приобретателя обусловлен принципиальной невозможностью истребования вещным иском неиндивидуализированного имущества. В силу этого владение денежными знаками более не отделяется от собственности и вполне заменяет ее. Денежный платеж sine causa [47] немедленно влечет неосновательное обогащение получателя, так что сомнительной представляется возможность виндикации денег и от недобросовестного приобретателя.