Отечественному законодательству известен еще один нематериальный объект, на который пытаются распространить вещно-правовой режим. Федеральный закон «Об информации, информатизации и защите информационных ресурсов» [71] оперирует понятием «собственник информационных ресурсов, информационных систем, технологий и средств их обеспечения». И если информационный ресурс, являющийся, по определению того же закона отдельным документом или массивом документов, еще может с изрядной натяжкой считаться за вещь, поскольку документ, в свою очередь, представляет собой зафиксированную на материальном носителе информацию, то информационные системы, технологии и средства их обеспечения (среди которых названный закон выделяет программные, технические, лингвистические, правовые и организационные средства) никакого отношения к вещам не имеют. Тем более нематериальна сама информация, т.е. «сведения о лицах, предметах, фактах, событиях, явлениях и процессах...». Отсюда и употребление вещно-правовых терминов (собственность, владение) совершенно необоснованно. ГК РФ в этом смысле гораздо более корректен, называя в ст.139 управомоченного субъекта «обладателем информации», чье правовое положение разительно отличается от положения собственника вещи. Достаточным показателем может быть невозможность восстановления положения, имевшего место до несанкционированного разглашения информации. Можно, конечно, восстановить доступ к информации, но невозможно стереть ее из памяти лиц, получивших к ней доступ. В результате практически единственным способом защиты прав обладателя информации оказывается возмещение понесенных им убытков. В связи со сказанным следует согласиться с А. Коломийцем, не допускающим распространения на информацию вещного режима, поскольку наиболее рациональным способом регулирования оборота принципиально новых объектов является создание с этой целью и новых правовых механизмов, а вовсе не аналогических конструкций [72].
Итак, установлено отсутствие необходимости в распространении вещных прав на нематериальные объекты, а значит, и в самом понятии нематериальных вещей. Объектом вещного права может быть только вещь, т.е. «местно ограниченная часть внешнего мира, которая лишена способности быть субъектом права» [73]. Отечественный законодатель, однако, не стал закреплять подобное правило в тексте ГК. Более того, некоторые положения действующего законодательства могут быть истолкованы в прямо противоположном смысле. Начать хотя бы с того, что все без исключения статьи тринадцатой главы ГК упоминают только об имуществе, а вовсе не о вещах. Далее, Семейный кодекс РФ [74] вслед за ст.256 ГК объявляет объектом совместной собственности супругов их имущество, при этом, если ГК говорит в указанной статье только о вещах, п.2 ст.34 СК расширяет понятие имущества, включая в него также «...паи, вклады, доли в капитале...», то есть то, что можно назвать res incorporales. Такое перечисление соответствует сложившемуся в нашей стране еще с прошлого века представлению об имуществе как о категории, объединяющей res corporales и incorporales [75], однако заявленному выше тезису явно противоречит. Еще одну проблему создает формулировка п.1 ст.48 ГК, предусматривающего наличие у юридического лица имущества на праве собственности, хозяйственного ведения или оперативного управления, т.е. на одном из вещных прав. В то же время вполне могут существовать такие юридические лица, все имущество которых заключается в разного рода имущественных правах; во всяком случае, ни сам ГК, ни новый закон «О государственной регистрации юридических лиц» [76] не дают оснований для отказа в регистрации по причине отсутствия у образуемого юридического лица имущества в материальной форме. Исходя из этого М.И. Брагинский, например, утверждает, что «право собственности имеет объектом не только вещи, но и права» [77]. В свете предыдущего изложения, однако, куда как более обоснованной представляется точка зрения В.А. Рахмиловича, признающего за перечнем п.1 ст.48 ГК «лишь некую информационно-иллюстративную роль» [78]. Позиция законодателя объясняется, возможно, вполне понятным стремлением избежать догматического закрепления теоретических положений, к тому же, как было показано, далеко не общепризнанных. А нам , как и нашим предшественникам сто лет назад [79], остается обосновывать тезис «объект вещного права – только материальная вещь» невозможностью владения нематериальными объектами, их неуничтожимостью, несовместимой с установлением особых правил на случай гибели объекта, особыми качествами вещно-правовой защиты, самим названием вещных прав, наконец [80]. Действительно, такие качества вещей как их пространственная ограниченность и независимое от человека существование оказывают существенное воздействие на правовое регулирование вещных отношений. Элементарный пример: контрафакция, также, как и лишение владения, есть нарушение абсолютного права, однако незаконное использование чужого объекта интеллектуальной собственности вовсе не лишает законного правообладателя возможности пользоваться тем же объектом; вообще, нематериальными объектами может пользоваться огромное число субъектов, не влияя на права друг друга (речь идет о том, что нет юридически значимого влияния, ибо экономически, конечно, положение каждого пользователя зависит от наличия конкурентов и их количества). Собственник же, лишенный владения вещью, утрачивает и возможность пользования ею, равно как и допуск к пользованию других лиц зависит во многом от качеств самой вещи. Вещь может быть создана без всякого участия человека, последний лишь завладевает ею; результат же интеллектуальной деятельности, наоборот, всегда создается человеком, даже в том случае, когда мы говорим о какой-либо мысли как об удачной находке.
С другой стороны, далеко не все вещи в их бытовом понимании могут быть признаны таковыми для целей правового регулирования. Так, «предметы, созданные природой, но на данном этапе развития человека для него недостижимые, интеллектуально и физически неконтролируемые, вещами с точки зрения права не являются» [81]. По этой причине не признаются вещами небесные тела, атмосферный воздух, хотя газы, например, могут признаваться объектами вещных прав, будучи помещены в какой-либо резервуар и тем самым пространственно ограничены. Более того, иногда отмечается, что для признания предмета вещью требуется возможность обращения его в собственность [82], поэтому не будет вещью и предмет, находящийся вне действия какой-либо правовой системы, но только до тех пор, пока он не будет вовлечен в гражданский оборот и не попадет таким образом под действие определенных правовых норм. «Вещи превращаются в имущество благодаря тем правам, которые существуют в отношении их» [83], в связи с чем невозможно представить себе вещь в юридическом смысле слова в отсутствие права собственности на нее. Поэтому необходимо признать тождество понятий «вещь» и «объект вещного права».
Последнее утверждение потребовало бы корректировки, последуй наш законодатель немецкому примеру. «Tiere sind nicht Sachen» [84], - гласит §90аГГУ. Эта формулировка воспроизведена эстонским (п.3 ст.7 Закона о вещном праве) и молдавским (ст.287 ГК) законодателями. Еще дальше пошли в Азербайджане, где, согласно п.3 ст.135 ГК, «растения и животные не являются вещью». Как особый объект гражданских прав рассматривает животных проект ГК Украины (ст.181). ГК РФ воздержался от определения того, являются ли животные вещью или нет, но в литературе господствует положительный ответ на вопрос [85], исключение если и делается, то только для диких животных в условиях их естественного обитания [86], что вполне согласуется с высказанным выше мнением о неприменимости понятия вещи к объектам, находящимся вне гражданского оборота. Несмотря на противоположность подходов, результат правового регулирования оказывается одинаковым, ибо и в тех странах, где животные не признаются вещами, на них распространяется вещно-правовой режим за некоторыми исключениями. Признание животных вещами представляется более предпочтительным, поскольку, во-первых, количество исключений из общего вещно-правового режима мизерно (Т.Л. Левшина указывает всего три: приобретение права собственности на безнадзорных животных (ст.230-232 ГК РФ), выкуп домашних животных при ненадлежащем обращении с ними (ст.241 ГК РФ) и недопустимость жестокого обращения с животными (абз.2 ст.137 ГК РФ) [87]), а во-вторых, такой подход позволяет сохранять четкость определения вещи.
Итак, подведем итог. Объектами вещных прав являются только пространственно ограниченные вещи, причем лишь те из них, которые доступны человеческому господству.