Его Величество резко отрицательно отозвался о толковом словаре Дж. Ковелла. По словам Якова I, автор «слишком дерзок с общим правом Страны», он «всецело ошибочно понимает фундаментальные и исходные основания и конституции Парламента», а в вопросе прерогативы «зашел дальше, чем это подобает подданному»[44]. О сущности своей власти король сказал, что хотя «своим Королевством он не обязан ни какой избранной власти и не зависит от одобрения народа», тем не менее «закон возложил Корону на его голову, и он является Королем на основании общего права страны»[45]. Развивая далее свою мысль, Яков I заявил, что он сам по себе не имеет полномочия создавать законы или взыскивать какие-либо субсидии dejure без согласия трех сословий Англии. «Существует такое тесное единение и союз между прерогативой и законом, что их нельзя разъединить»[46], — сделал вывод английский король. Свои слова, сказанные о книге Дж. Ковелла, Яков I подтвердил действиями — прокламацией от 25 марта 1610 г. он запретил её[47].
Правовые основания властных полномочий короля были различны. Одна часть полномочий базировалась на римском праве, которое именовалось правом цивильным (civillaw) или правом народов (lawofnations). Другая — на общем праве (commonlaw) и статутах. Многие полномочия имели своим основанием божественное право (jusdivinum), для некоторых фундаментом было феодальное право в узком смысле — jusfeodale.
В соответствии с этим в содержании королевской власти выделялись четыре группы полномочий или четыре рода прерогативы: 1) абсолютная (экстраординарная) прерогатива, составлявшая стержень абсолютной власти; 2) ординарная прерогатива; 3) прерогатива по Божественному праву; 4) прерогатива по феодальному праву.
Названные прерогативы определяли четыре различные грани английской монархии.
При осуществлении абсолютной прерогативы король действовал как Суверенный Государь (SovereignLord) или Император (Emperor) — то есть как глава государства, независимый от каких-либо иностранных государей и от власти римского папы[48]. Статутами, принятыми в 24-й и 25-й годы правления Генриха VIII (то есть в 1533 и 1534 гг.) устанавливалось, что «Королевство Англии является империей, управляемой одним Верховным Главой или Королем, и Корона или Королевская Власть также объявляется поэтому Имперской, и Короли Англии являются в этом отношении… Императорами этого Королевства»[49]. При вступлении на королевский трон в 1554 г. дочери Генриха VIII Марии Тюдор специальным актом было объявлено, что «имперская корона этого королевства со всеми титулами, почестями, прерогативами, полномочиями, юрисдикциями и привилегиями, к ней прибавленными, с ней связанными и ей принадлежащими, божественным провидением Всемогущего Бога, унаследована и перешла в высшей степени законно, справедливо и правомочно к Её Величеству Королеве»[50]. Королева Елизавета, правившая в 1558-1602/1603 гг.[51], также носила имперскую корону Английского королевства. Подобным же образом и Яков I при своем вступлении на королевский престол Англии возложил на себя имперскую корону (theImperiallCrowneofEngland)[52].
Осуществляя ординарную прерогативу, король выступал в качестве верховного правителя (SupremeGovernor), то есть самого высокого должностного лица в системе управления Англией. В отличие от абсолютной прерогативы, наделявшей монарха правом действовать исключительно по своему усмотрению, ординарная прерогатива предполагала обязанность короля согласовывать свои действия с парламентом. В юридическом смысле король и парламент выступали в этом случае «как один единый Политический орган или Лицо»[53].
Подобное представление о характере королевской власти при осуществлении ординарной прерогативы выражал еще такой английский король, как прославившийся своим деспотизмом и жестокостью Генрих VIII (1509-1547). Об этом свидетельствует «Торжественная Декларация Короля, Лордов и Общин», принятая в 25-й год правления Генриха VIII (в 1534 г.). В преамбуле к этому документу говорилось: «Установлено поэтому с Естественной Справедливостью и добрым Разумом, что во всех и во всяких таких Человеческих Законах, созданных в пределах этого Королевства, или введенных в этом Королевстве указанными молчаливым согласием, одобрением и обычаем, ваше Королевское Величество и ваши Лорды Духовные и Светские и Общины, представляющие все государство вашего Королевства в этом Высшем Суде Парламента, имеют полную Власть и Полномочие не только приостанавливать эти и все другие Человеческие Законы этого вашего Королевства, когда этого потребуют достойные люди и дела, но также и отменять, аннулировать, расширять и суживать [сферу действия] указанных Законов и каждого из них, если это покажется вашему Величеству и Знати и Общинам вашего Королевства, представленным в вашем Парламенте, Соответствующим и Подходящим для Блага вашего Королевства»[54].
Это соединение королевской власти с парламентской было не просто теоретической концепцией. Без такого соединения невозможно было обойтись в конкретных условиях английского общества. Существование сильного, самостоятельного местного самоуправления, с одной стороны, и отсутствие в распоряжении королевской власти разветвленного аппарата государственного управления и постоянной армии, с другой стороны, делало сотрудничество короля и парламента при принятии законов необходимостью. Раздробленное на уровне местного самоуправления, английское обществе объединялось на вершине государственной власти — в союзе короля и парламента.
Конечно, на практике этот союз часто подкреплялся (особенно в правление того же Генриха VIII) подкупами парламентариев королем или угрозами короля применить силу в отношении самых непокорных из них. Но нельзя отрицать, что и король, и парламент были заинтересованы в этом союзе — политические группировки, стоявшие за указанными государственными институтами, немало выигрывали от него.
Выступая при осуществлении ординарной прерогативы в единстве с парламентом, королевская власть не становилась слабее. Скорее — наоборот. Генрих VIII сказал однажды парламентариям: «Мы информированы нашими судьями в том, что ни в какое время мы не стоим столь высоко в нашем королевском состоянии, как во время [заседания] парламента, где мы, как глава, и вы, как члены, соединяемся и сливаемся в одно политическое тело (орган)»[55].
Английский правовед Натаниэль Бэкон отмечал в своем трактате, посвященном истории государства и права Англии: «Даже Генрих Восьмой признавал, что Законодательная Власть была не у Короны…Не менее очевидным является то, что Законодательная Власть оставалась в Парламенте, а не у Короля в то время, когда он пребывал на самой большой высоте»[56].
О том, что английская монархия воплощалась не только в единоличной власти короля, но и в соединении королевской власти с властью парламента, писал в одном из своих трактатов Ч. Херл. «Англия — не просто субординационная или абсолютная, но координационная и смешанная Монархия (acoordinativeandmixtMonarchy). Это смешение или координация существует в самом верховенстве власти, иначе Монархия не была бы смешанной. Все Монархии имеют в себе смешение или структуру подчиненных и высших должностных лиц, но здесь Монархия или высшая власть сама составлена из 3 равных друг другу Сословий (Estates), Короля и двух Палат Парламента»[57].
Прерогатива по божественному праву предполагала, что король является наместником Бога на земле (God’’sLieutenantsuponearth). В отличие от абсолютной (экстраординарной) и ординарной прерогатив, состоявших из конкретных полномочий короля и соответственно определявших конкретные сферы практического применения королевской власти, данная прерогатива имела весьма абстрактное содержание. Она выражалась в совокупности различных идеологических концепций, закреплявших высокий статус короля в обществе[58]. Яков I в своей парламентской речи 21/31 марта 1609/1610 г. особо выделил среди них: 1) концепцию божественной власти (divinepower), сравнивающую королевскую власть с властью Бога[59]; 2) патриархальную концепцию, уподобляющую власть короля власти патриарха — главы семьи[60]; 3) концепцию, сопоставляющую короля с головой в человеческом теле[61].
Данные концепции разрабатывали в первые десятилетия XVII в. многие английские философы[62]. Одним из наиболее последовательных сторонников патриархальной теории королевской власти был, например, Р. Филмер (R. Filmer, ум. В 1653 г.), посвятивший ей отдельную книгу под названием «Patriarcha»[63].
Сам Яков I видел во всех этих концепциях всего лишь абстрактную теорию. Когда на практике затрагивался вопрос о настоящем источнике его власти, он всегда ссылался на действующее английское право, а не на концепцию происхождения власти от Бога. Мы уже приводили слова Якова I о том, что «он является Королем на основании общего права страны». Они были предназначены для парламентариев. Однако Яков I то же самое говорил и духовенству.