Мейтус Виктор, Мейтус Владимир
Как же могли администрация США и ее сторонники так недооценить все трудности преобразования России в рыночную демократию? Ответ прежде всего следует искать в их нежелании считаться с историей и неумении оценить культурный контекст. А дело в том, что Россия не была похожа на те государства Центральной и Восточной Европы, которые добились гораздо большего успеха в построении рыночной демократии на руинах коммунистической системы. Отличалась она и от многих западноевропейских государств, какими те были два-три столетия назад, когда сами начинали строить такую демократию. Главное различие заключается в природе государства.
Современное европейское государство - изобретение XVII века, сформировавшееся после того, как религиозные войны секуляризовали политику и доминантой экономической системы стал капитализм. В западной традиции государство выросло из общества, чтобы регулировать поведение индивидов в обществе. Теоретическое понятие естественных прав положило пределы власти государства, а институционализация частной собственности поставила эти права на практическую почву. Возникло четкое сознание разницы’ между частным и общественным, хотя и велись споры о том, где именно следует провести границу.
Россия же большую часть своей истории не была государством в европейском понимании11, а главное - она не была таким государством в момент распада СССР в 1991 г., несмотря на то что советский режим постарался воздвигнуть фасад европейской государственности. В России существовала система «власти». У этого слова нет точного эквивалента в английском языке. Оно означает некую комбинацию силы и авторитета, заключая в себе коннотации и легитимности, и произвола. Великий русский лексикограф В. ИДаль определяет власть как «право, силу и волю над чем[-либо]». В качестве примеров употребления этого слова он в том числе приводит следующие: «Закон определяет власть каждого должностного лица, а верховная власть выше закона»; «Разошлась новгородская власть, разошелся и город»12. В противоположность западной традиции в России власть - или, скажем, «государство» - создала политическое сообщество (насколько оно вообще существует), а может быть, вернее сказал историк-русист Ричард Пайпс: «Государство не выросло из общества, но и не было навязано ему сверху. Скорее, оно росло бок о бок с ним и мало-помалу поглощало его»13.
На одном уровне власть представляла собой структуру взаимоотношений внутри небольшой элиты с персоной царя в центре. В пределах этой системы политика, поскольку таковая существовала, себя и исчерпывала. Три характеристики системы особенно важны для понимания того, с какими трудностями пришлось столкнуться России при построении современного государства в 1990-е гг.
Во-первых, власть была неразрывно связана с понятием собственности. В России не было четкой границы между понятиями суверенитета и владения, между публичной и приватной сферами, между правительством и бизнесом. На протяжении значительной части периода царизма - вплоть до указа Петра III 1762 г., освобождающего дворянство от обязательной государственной службы, - право владеть землей было обусловлено службой царю. Если служба прекращалась, поместье могло быть конфисковано. В то же время землевладельцам позволялось мобилизовать ресурсы любыми средствами, которые они сочтут необходимыми. Такое положение вещей многих комментаторов заставляет говорить об «огосударствлении личной власти»14.
Во-вторых, власть была неделима. Понятие разделения властей чуждо российской политической традиции. Один из первых теоретиков политической власти в России писал: «Две власти государственные в одной державе суть два грозные льва в одной клетке, готовые терзать друг друга...»15 Это не значит, что власть была неограниченной. На самом деле начиная с периода Московской Руси и до революции 1917 г. власть имущим приходилось считаться со многими нравственными, культурными, экономическими и политическими ограничениями. В частности, они были обязаны использовать свою землю на благо своих семей, да и крестьяне привыкли ожидать от носителей власти определенных услуг16. Тем не менее эти ограничения были гораздо менее строгими, чем в Западной Европе.
В-третьих, власть нуждалась в сильном центре - источнике легитимности, скреплявшем всю систему, обеспечивавшем ее стабильность и бесперебойное функционирование. В сердце системы боролись за преимущество множество могущественных кланов. Без сильного центра их соперничество грозило выйти из-под контроля, подорвать единство страны и тем самым лишить средств к жизни сами соперничающие кланы. Один из ведущих специалистов по Московской Руси писал: «Для большинства поколений не имело большого значения, кто стоит в центре системы, но было жизненно важно, чтобы кто - то там был и чтобы общая преданность ему, по крайней мере номинально, была безусловной»17. Тот же исследователь продолжает: «Идея сильного царя была необходима княжеским кланам и чиновникам некНяжеского происхождения как гарантия собственной власти, легитимности своего положения - и защита друг от друга. Именно их собственная нужда в сильном царе заставляла их вводить в заблуждение других - особенно иностранцев - насчет истинных пределов власти великого князя, который, как нам известно, часто бывал ничтожен, хил и бездарен как правитель, но которого неизменно называли “величайшим в мире князем” и тд.»18
Система не терпела борьбы за трон. Она столкнулась с тяжелейшими испытаниями, когда в конце XVI в. пресеклась линия первых русских царей (или великих князей, как они тогда еще назывались). Неясность в вопросе о том, кто же является законным царем, привела к десятилетней Смуте, пока, наконец, кланы не собрались, чтобы выбрать царя, основавшего династию Романовых, которая правила вплоть до 1917 г.
Система власти медленно размывалась в течение XIX в., когда Россия пыталась модернизировать свой политический строй, чтобы сохранить свои позиции перед лицом более передовых европейских великих держав. Решение царя даровать стране конституцию, принятое в ответ на революцию 1905 г., окончательно поставило Россию на торный европейский путь конституционного правления. Создание парламента - Государственной Думы - на основе в известном смысле всенародных выборов вполне соответствовало процессам, протекавшим в Европе. Вообще говоря, Россия повторяла опыт ведущих западноевропейских государств, только с отставанием на несколько десятилетий14. Однако большевистский переворот прервал столь многообещающий путь и во многих отношениях вернул Россию к ее старорусским корням2":
• Власть и собственность снова тесно переплелись. Большевики в своих практических целях положили конец частной собственности. Этот процесс завершился коллективизацией сельского хозяйства в 1930-е гт. Теперь право на эксплуатацию собственности обусловливалось службой государству. Классический труд о советской номенклатуре гласит: «Главное в номенклатуре - власть. Не собственность, а власть. Буржуазия - класс имущий, а потому господствующий. Номенклатура - класс господствующий, а потому имущий»21.
• Власть стала неделимой, как в Московской Руси. Большевики открыто отвергали принцип разделения властей как буржуазный и не годящийся для коммунистического общества. Хотя государство формально было организовано как многонациональная федерация с правительством, подотчетным законодательному органу, избираемому всенародным голосованием, реальная власть в нем принадлежала авторитарной Коммунистической партии. Это была строго централизованная, унитарная организация, не признававшая никакого другого самостоятельного политического авторитета.
• Система нуждалась в сильном центре - или хотя бы мифе о нем. Этот центр скреплял систему олигархического соперничества на самых верхах. Практически таким центром служило Политбюро при Генеральном секретаре, где были представлены самые могущественные олигархические группы.
• Как и в Московской Руси, государство доминировало над обществом. Устремления советского государства были тоталитарными - контроль над всеми аспектами человеческого существования, - пусть даже практические трудности помешали ему в действительности достичь этой цели.
Сама природа советского государства препятствовала быстрому переходу к рыночной демократии. Для этого просто не было подходящего материала. Общество было развито недостаточно для того, чтобы играть роль гражданского общества при демократическом строе. Концепты и лексикон демократического дискурса пришлось импортировать и с большим трудом интернализовать. Стране в целом и элите в частности пришлось учиться по - новому думать о политической власти и ее отправлении. Понадобилось создать сферу публичного, отдельную от сферы приватного. Короче говоря, России нужно было отойти от вековой традиции власти. Поэтому, чтобы сформовать строительные блоки для здания подлинной рыночной демократии, потребуется время, и, чтобы они сложились в прочный институциональный каркас, придется еще поработать.