В.Розанов назвал этот способ социальнополитического мышления эстетическим пониманием истории.
Как видим, методологическая позиция Дугина имеет свои предпосылки и аналоги в истории общественнополитической мысли, что, однако, не свидетельствует о ее бесспорности. Этот метод можно обозначить как идеологомировоззренческую редукцию или сведение всей сложности человеческого существования к одной простейшей, хотя и существенной интуитивной достоверности. Несомненно, что борьба государственных и блоковых структур за свои интересы очевидна и действительна, часто это циничная и ожесточенная борьба, но не только и не столько эта борьба определяет существование людей на планете. Возможно ли сегодня говорить о каких-либо исключительных интересах и различных типах цивилизаций, доводящих страны и регионы до непримиримой вражды? Думается, нет. Возьмем для примера то, что нам ближе всего, — нашу собственную историческую судьбу. Согласно Дугину, Россия есть центральная сила «материкового» типа цивилизации и ей предназначено отстаивать чистоту интересов «мирового острова». Однако посмотрим на вещи трезво. Историческая судьба России тесно связана с историческими судьбами других стран Европы. Россия — христианская страна, и хотя мы исповедуем Православие, видимо, наиболее близкое «восточному» менталитету направление христианства, тем не менее это сложный синтетический продукт иудео-греко-римской цивилизации. И здесь Россия не более, чем старательный ученик. Далее, реформы Петра 1 были ориентированы европейскими ценностями, хотя и принесли весомые геополитические результаты. И, наконец, самое важное: Дугин полагает, что Россия, как «материковое» государство, в большей степени тяготеет к социоцентризму в противоположность индивидуализму и антропоцентризму, тогда как на самом деле элементы последнего занимают заметное место в новой и новейшей истории России. Ведь XIX век нашей истории-это время высоких достижений как в военно-политической сфере, так и в сфере культуры, проходил под знаком все усиливающейся тенденции к индивидуализму. Без допущения преобладающего значения индивидуальной творческой активности невозможен феномен А.Пушкина. На этой же основе состоялась вся русская классическая литература, наука, право и т.д. Нужно также иметь в виду и следующее обстоятельство. По-прежнему решающим фактором силы и состоятельности того или иного государства при всех противоречиях внутри этой сферы деятельности человека является наука. Сама эта форма сознательной деятельности невозможна без свободной индивидуальной творческой деятельности, а генезис научного подхода к действительности коренится в традиции античного мира и гуманистической культуре Возрождения. Аргументы против теоретической конструкции Дугина можно множить до бесконечности, но из основных назовем еще два:
Во-первых, здесь есть существенное, собственно теоретическое упущение. Не обосновано главное теоретическое средство — редукция к геополитическому интересу. Со времен Декарта доведение теоретического анализа до простейшего и существеннейшего начала или нескольких начал есть эффективное средство научного сознания. Однако редукция у Декарта дополняется требованием исчерпывающей полноты исследования, учетом всех факторов. Дугин, несомненно, излишне упростил свою теоретическую задачу, дополнив свое упрощение милитаристским мифом, из разряда научной деятельности перешел в разряд беллетристики.
Во-вторых, это опасная беллетристика. Мы уже имеем немалый опыт отношения к человеку как совершенно незначительному фрагменту социальной реальности, когда задачи социальной глобалистики неизмеримо превышали масштаб человеческой личности. Мы помним, к каким непоправимым утратам это привело.
В иной плоскости современного социокультурного мифотворчества развивается теоретическая система А.С.Ахиезера, представленная книгой «Россия. Критика исторического опыта» [5].
Если концепция Дугина представляет собой некий вариант социологического имманентизма и логика его изложения следует за внутренними процессами, происходящими в исследуемых им структурах (так, по крайней мере, ему представляется), то книга Ахиезера в большей степени несет в себе определенную предзаданность. Это связано с тем, что автор явно тяготеет к идеологии «общества открытости», и эта «открытость» понимается в системе ценностей того мира, который принято называть «западноевропейская цивилизация».
В контексте книги, несомненно, лежит представление о социологической дихотомии, которую в свое время отчетливо сформулировал С.Хантингтон. По существу, имеется два типа общественных образований — это общество традиционного типа и общество современного типа. Общество современного типа — это общество, построенное по моделям западноевропейской цивилизации (гуманизм), в категорию традиционных обществ попадают все остальные общественные образования. Очевидно, что Ахиезер предпочитает модель современного общества (модерн). Он согласен с тем, что для достижения этого желаемого состояния необходимо проделать путь «модернизации». По этому пути с неизбежностью следует Россия, но ... Тут, собственно, и начинается аналитическая работа Ахиезера. Он ищет и находит те обстоятельства и препятствия, которые Россия не смогла преодолеть для того, чтобы встать в ряд «современных» обществ.
Следует сразу отметить, что рассматриваемая нами работа — это обширный и добросовестный труд: автор привлек обилие различных материалов из исторических, социологических трудов своих предшественников, однако «грех» упрощения и тут имеет место. Ахиезер использует несколько ключевых понятий и смысловых связок для своей аналитической работы. Наиболее важным из применяемых им методологических средств является понятие «инверсия» (лат «inversio» — переворачивание, перестановка). Логический словарь дает объяснение термина как обращение. 2 Ахиезер понимает инверсию как важнейшую логическую категорию. «Она носит консервативный характер.и не выходит за рамки исторически сложившегося культурного богатства. Инверсия является логической формой самого простого принятия решений» [5]. Инверсия — это как бы соскальзывание в архаику мысли в тот самый момент, когда требуется новое и адекватное ситуации решение. Инверсионная логика тяготеет к традиционализму.
Другим важным понятием является «медиация». «Медиация — процесс наращивания рефлексии соответствующего субъекта через формирование последовательной системы все более конкретных оппозиций. Результатом медиации является. срединная культура как следствие преодоления ограниченности ранее сложившийся культуры» [5].
Эти два логических понятия, включив в себя социальное содержание, становятся важными инструментами социологии и культурологии. Инверсионные процессы во многом тождественны стагнирующим, консервативным тенденциям в обществе, когда неумение понять и принять новое, меняющееся в общественной жизни, ведет к тотальному отрицанию этой новизны, последнее может превратиться в «косу инверсии», радикальный социальный взрыв, уничтожающий все и всех и отбрасывающий общество в пучину дикости и насилия. Медиация, напротив, несет в себе конструктивное преобразующее начало, также с неизбежностью сопутствующее общественному развитию. Если инверсия стремится замкнуть общественную эволюцию в циклы, то медиация, напротив, стремится разорвать эти циклы и вывести общество на новый уровень линеарного поступательного развития. Отсюда оппозиция инверсии и медиации, с одной стороны, их диалектическое единство, с другой, внутренняя разнородность, обостряющая в ряде случаев ситуацию в обществе до крайности, когда инверсионная реакция сметает все ранее завоеванные достижения прогресса. Общественные изменения, происходящие в рамках обозначенной выше оппозиции, характеризуются таким понятием, как «маятник Ахиезе- ра». Идея этого маятника, приложенная к истории того или иного государства, показывает, как ряд последовательных усилий общества перейти на новый этап своего прогрессивного развития сметаются сокрушительной инверсией и вновь наблюдается попятное движение. Тем не менее колебания повторяются вновь, и вновь и прогрессивное движение, пусть с трудностями, но продолжается вперед. В случае с Россией все обстоит несколько иначе, и постоянная борьба традиционализма и либерализма все время проигрывается в пользу традиционализма, а колебание маятника есть движение от катастрофы к катастрофе.
Если инверсия и медиация, по крайней мере, понятия наукообразные, идущие от логики, то использование такого представления, как манихейство, приводит нас непосредственно в сферу интуитивно-мифологического. Согласно Ахиезеру, манихейство является исторически наиболее адекватным и полным массовым воплощением инверсионной логики. Манихейство в истории России реализовано двояким образом. Во-первых, это непосредственное влияние религиозной доктрины. По мнению Ахиезера, такие влияния были возможны в дохристианский период русской истории и могли отразиться в национальных подсознательных контекстах. Во-вторых, манихейство выступает как некая ценностная система координат, смысл которой заключается, с одной стороны, в жестком разграничении добра и зла (идея, которая заимствована от зороастрийцев), с другой стороны, зло и добро представляются существующими от века, и борьба между ними никогда не прекратится. Зло здесь тождественно людям, которые отпали от добра и присоединились к космическому злу. Поэтому все человеческие проблемы должны решаться избиением людей- насекомых, уничтожением враждебных сословий, групп, государственности. Манихейство оказало сильное влияние на средневековые ереси — альбигойскую, богомильскую, катаров, павликиан и т.д. Манихейство у Ахиезера трактуется как «вечный соблазн культуры» [5]. Он полагает, что историческая судьба России в значительной степени связана именно с инверсионными, манихейски- ми традициями. Различные циклы истории России понимаются Ахиезером как большей частью малоуспешные попытки преодолеть традиционализм и приблизиться к либерализму. Новая и новейшая история России рассматривается им под этим углом зрения, и утверждается, что Россия как бы «застряла» между этими двумя глобальными суперцивилизациями — традиционной и модернистской.