ния, но основной упор, как нам представляется, делается на внутренних «потребителей», которые должны чувствовать, что живут в великой стране и, главное, находятся под мудрым руководством, которое приведет их к процветанию.
Попытки мобилизовать «подлинную» приверженность идеологии более характерны для партийной элиты, занимающей административные посты в государственной и военной иерархии. Идеологическая убежденность элиты, пробужденная в ходе повторяющихся образовательных кампаний, может быть использована в качестве теста на политическую лояльность режиму. Доктрина КПК содержит представление о ней как об «авангарде масс», подразумевая, что приверженность элиты может быть представлена как позиция всего населения. Не кажется невероятным, что огромные ресурсы, потраченные на «переформулировку» и пропаганду идеологии, когда-либо окупятся. Особенно в системе, которая подвергается быстрой эволюции и оставляет людей в положении фундаментальной неопределенности по поводу их будущего. Идеологическая реформа может помочь сохранить политическую власть, стабилизируя социальные ожидания, смягчая напряженности перехода, формируя ощущение законности правил [7].
Возрастание влияния и силы трех новых элитных групп - юристов, бизнесменов и возвратившиеся на родину эмигрантов - бросает вызов прежним лидерам-технократам, показывая, что варианты партийной карьеры стали существенно разниться. Различия в их демографическом, образовательном и административном прошлом могут способствовать политическому плюрализму в Китае. Несмотря на различия в квалификации и жизненном опыте, конкурирующие группы элиты для выживания нуждаются друг в друге и в разделе власти, даже если КПК продолжит цементировать эту конструкцию.
Ли Чэн, специалист по исследованиям китайской партийной элиты, говорит о наличии двух коалиций внутри КПК: элитистской и популистской. К первой принадлежат т.н. «принцы» во главе с Си Цзиньпином, ко второй - «комсомольцы», предводительствуемые Ли Кэцяном [8]. Они имеют принципиально разные политические приоритеты. Председатель Си хорошо известен как сторонник развития частного сектора и дальнейшей либерализации экономики, продолжения интеграции Китая в мировую экономику.
Напротив, премьер Госсовета Ли известен своим интересом к проблемам безработицы, строительства доступного жилья, развитию системы элементарных социальных гарантий в области здравоохранения, образования, пенсионного обеспечения. Эти меры необходимы для построения того «гармоничного общества», о котором говорил прежний лидер страны Ху Цзиньтао.
Такая «двухпартийность» внутри КПК - это не только коалиционный механизм сдержек и противовесов оппозиционных сторон, но и способ придать процессу принятия решений большую динамичность и плюрализм. С одной стороны, конфликтующие интересы лидеров могут задерживать принятие решений и тормозить скорость социально-экономических процессов. С другой стороны, принимаемые решения будут более аргументированными, устойчивыми к критике извне.
Еще один эксперимент по демократизации успешно реализуется в Сянгане, где КПК де-юре и де-факто разрешила контролируемую многопартийность. Поскольку деятельность политических партий Особого административного района регулируется Пекином, говорить об их абсолютной свободе нельзя. В перспективе этот опыт может быть использован в сотрудничестве с Тайванем, а также и на основной территории Китая.
Корейская Народно-Демократическая Республика являет в своем названии пример искажения фактов в пропагандистских целях. Декларируемая принадлежность власти «всему трудовому народу» и соблюдение принципов демократии далеко от реальности. В стране действуют три политические партии, входящие в Единый демократический отечественный фронт: Трудовая партия Кореи, Социал-демократическая и партия молодых друзей небесного пути. Эти организации созданы до провозглашения КНДР и сейчас находятся под полным контролем ТПК, разделяя ее идеологическую платформу.
В это же время 11 статья Конституции закрепляет руководящую роль ТПК, которая является правящей с 1946 г. «Блистательный Товарищ» Ким Чен Ын развеял предположения о передаче власти если не другой партии, то хотя бы представителям другой семьи. Если не принимать в расчет некоторые стилистические различия этих руководителей, говорить о серьезных социально-политических изменениях нет оснований.
Как и в КНР, в Северной Корее отчетливо видны признаки символической гигантомании, однако в условиях ограниченности ресурсов усилия сконцентрированы в двух направлениях: ядерная программа и культ вождей. Тема возможности осуществления ядерных ударов актуализируется каждый раз, когда Пхеньян желает напомнить мировому сообществу о проблемах в поставках в КНДР каких-либо ресурсов, гуманитарной помощи, а также подогреть воинственный энтузиазм северокорейского народа, часто в преддверие важных дат (День образования КНДР 9 сентября, День образования ТПК 10 октября, Дни рождения вождей - 16 февраля, 15 апреля и 8 января).
Культ вождей наглядно воплощает обилие по всей стране их гигантских монументов, разнообразие архитектурных, музыкальных и литературных произведений, авторство которых нередко приписывается «великим руководителям». В организации праздников, особенно политических, нехватка материальных средств и технических возможностей может быть успешно компенсирована многотысячной массовостью участников.
Если согласно конфуцианской традиции руководитель государства уподобляется отцу, то партия в таком случае играет по отношению к народу роль заботливой матери. Справедливости ради нужно отметить, «отец» - это не точный перевод с корейского «о-бо-и», что значит «родители». Таким образом, вождь - одновременно «отец и мать» корейского народа [9].
С 1960-х гг. в идеологическую платформу партии вводятся идеи чучхе, т. е. построение социализма в условиях изоляции от международного сообщества. Официальные партийные органы обладают монополией на распространение информации и пользуются ею настолько успешно, что могут формировать в умах граждан абсолютно уникальную картину мира. Тем не менее, с
течением времени и в этом герметичном колпаке возникают прорехи в виде контрабандных товаров из Китая, видеофильмов с картинами южнокорейской жизни, которые нельзя счесть декорациями [10].
С большими трудностями столкнулась основанная на принципах чучхе Тэанская система работы, при которой высшим руководящим органом любого предприятия выступал партийный комитет. Утверждалось, что «политическое руководство партии - это основная гарантия полного выявления творческих способностей народных масс в хозяйственной деятельности» [11]. М. Тригубенко говорит о состоявшемся демонтаже этой системы в связи с энергетическим и продовольственным кризисом и необходимостью привлечения иностранных инвестиций и помощи, а также с фактическим появлением кооперативных форм собственности и коммерческих фирм во внешнеэкономической деятельности [12].
Структура, где нет даже робкого намека на либерализацию - Корейская народная армия. Как заявлял Ким Чен Ир: «Армия есть партия, государство и народ» [13]. Первый Председатель Государственного Комитета Обороны КНДР, Верховный Главнокомандующий Маршал Ким Чен Ын продолжает реализацию политики сонгун, ставящей армию на первое место в экономике, политике и идеологии. В этом смысле можно говорить о сочетании партокра- тических и милитократических черт в политическом режиме КНДР. Не имея намерения представлять Северную Корею в образе вооруженного монстра, невозможно игнорировать тот факт, что основные ресурсы отвлекаются на поддержание высокой степени милитаризации при нерешенности элементарных социальных проблем. Так, согласно данным Всемирной продовольственной организации, хронически недоедают 37% детей в возрасте до пяти лет и 32% беременных женщин. Параллельно с этим Всемирная организация здравоохранения сообщает о крайне низких государственных расходах на медицинское обслуживание (менее $1 в год на чел.) [14]. Таким образом, выживание режима требует от населения физического самопожертвования.
Во второй половине ХХ века в государствах Юго-Восточной Азии установились политические режимы с авторитарного характера правления. Одной из причин перехода к авторитаризму исследователи называют боязнь усиления коммунистического движения. Интересно при этом, что в государствах с прокоммунистическими режимами (Лаос, Камбоджа, Вьетнам) следование советской модели также привело к формированию авторитарных систем.
Социалистическая Республика Вьетнам является действующим примером партократического государства. В середине 1980-х гг. частичная смена партийного руководства в стране совпала с процессами обновления в социалистическом лагере в мировом масштабе. Было принято решение о начале реформ по китайскому образцу. При этом речь не идет о трансформации политической сферы, модернизация затрагивает только экономику и осуществляется под партийным контролем.
Коммунистическая партия Вьетнама является единственной легальной партией в стране. Ее представители занимают большинство мест в парламенте, членами КПВ являются Президент Вьетнама Чыонг Тан Шанг и премьер-
министр Нгуэн Тан Зунг. Отражая деятельность партийных и государственных структур на своем официальном сайте, КПВ не проводит различий между ними [15]. Контроль над всеми партийными структурами осуществляет несколько человек, в основе - членов Политбюро ЦК. Сторонники расценивают такое сосредоточение власти в качестве залога всех политических и экономических достижений, противники, напротив, склонны обвинять руководство партии во всех неудачах ХХ века и современного периода развития.