Кроме того итээровцев не могло не радовать некоторое усиление элементов рационализма и прагматизма в экономической политике большевиков, наметившееся еще до введения НЭПа (проявлением чего явился, например, широко разрекламированный проект ГОЭЛРО).
Все это стимулировало активное участие старых специалистов (в т. ч. и уральских) в начале 1920-х гг. не только в собственно производственной деятельности, но и в процессах организации системы технического образования и повышения квалификации для ИТР.
Достижения уральских ИТР в профессиональной сфере в 1920—1922 гг. состояли не только из перспективных проектов, наметок на будущее, но и из инженерных решений, которые удалось реализовать на практике в это трудное время.
Так, например, инженер М. А. Соловов в период конца 1919—1920 г. успешно выполнил задание Главметалла ВСНХ по организации производства на Урале паровозных дымогарных труб, отсутствие которых ставило железнодорожный транспорт страны в катастрофическое положение: паровозы ежедневно выходили из строя десятками, особенно на фронте. Специалистов такого профиля в Екатеринбургской губернии не оказалось. Ижорский завод сумел дать в помощь лишь двух практиков. Несмотря на все трудности, уже 1 августа 1920 г. на Шайтанском заводе была выпущена первая цельнотянутая паровозная труба, в дальнейшем завод работал в три смены [ГААОСО, ф. 1, оп. 2, д. 43927, II, л . 174 ]. Успешная деятельность М. А. Соловова была отмечена Г. И. Ломовым [см.: Ломов].
Под руководством инженера Н. И. Барабошкина уже в апреле 1920 г. вступил в строй действующих Екатеринбургский аффинажный завод [см.: Барабошкин, Бакунин, 33 ].
Оригинальную работу, имеющую важное прикладное значение — повышение себестоимости изделий уральских заводов, выполнил в 1920 г. В. Е. Грум-Гржимайло. Он «живыми примерами доказывал, что заводы устарелые и технически отсталые могут давать благодаря умелому руководству более высокие технические результаты, чем заводы, оборудованные по новым, совершенным способам, но не имеющие хорошего руководства» [Грум-Гржимайло, Пильник, 142 ].
В конце 1922 г., когда система электроснабжения Екатеринбурга вследствие роста промышленности пришла в катастрофическое состояние, группа инженеров во главе с Л. И. Фольварковым выдвигает идею постройки крупной электростанции в районе полуострова Конный. Но это решение противоречило плану ГОЭЛРО, по которому в районе ВИЗа предусматривалась постройка только местной электростанции, а новые потребности в электроэнергии по Уральскому региону намечалось восполнить через сооружение Егоршинской станции. Однако жизнь заставляла вносить коррективы в Генеральный план электрификации. Л. И. Фольваркову удалось убедить экономкомиссию Уралпромбюро в рациональности свои идеи. Он был назначен главным инженером строительства новой станции [см.: ГАСО, ф. 95, оп. 1, д. 1189, л . 53—56, 58—59, 65 ]. Эта электростанция, получившая впоследствии название «Луч», была построена в 1927 г.
Самым большим достижением инженерной мысли Урала начала 1920-х гг. стала разработка в 1922 г. пятилетнего перспективного плана восстановления уральской черной и цветной металлургии. Согласно этому плану, производство чугуна должно было вырасти с 146, 6 тыс. т в 1922/23 хозяйственном году (16 % от уровня 1913 г.) до 400 тыс. т в 1926/27 хозяйственном году (43, 6 %); мартеновских слитков — с 211, 6 тыс. т (24, 5 %) до 476 тыс. т (55, 2 %), красной меди — с 1, 66 тыс. т (10 %) до 3, 33 тыс. т (20 %) [см.: ГААОСО, ф. 1, оп. 2, д. 43927, XXII, л . 235 об . ].
Как указывал в 50-е гг. один из главных разработчиков проекта инженер Б. С. Дунаев, этот план учитывал такие факторы, как нехватка оборотного капитала у трестов, квалифицированных рабочих, государственных субсидий и т. д. [Там же].
Создание пятилетнего плана началось не на пустом месте. Уже в 1920 г. в Екатеринбурге состоялось совещание представителей всех отраслей индустрии региона с участием членов ВСНХ и Уралпромбюро, на котором была проведена разбивка всех предприятий региона на три группы: 1) подлежащие пуску в первую очередь; 2) подлежащие постепенному пуску во вторую очередь (временно консервируемые); 3) подлежащие ликвидации в ближайшем будущем вследствие их незначительной мощности, изношенности и устарелости оборудования, необеспеченности сырьем, значительной удаленности от железных дорог и т. д. [Там же, л . 227 ]
В дальнейшем неукоснительно соблюдался принцип концентрации производства, что позволило значительно снизить себестоимость продукции: в 1921/22 г. работало 60 заводов из 76. В 1922/23 — 46 [Там же, л . 273 об . ].
Как видим, была разработана экономически обоснованная комплексная программа восстановления важнейших отраслей индустрии региона, максимально использующая преимущества этатизма. Авторов этой программа определить нелегко. Б. С. Дунаев отмечает, что, кроме него, в ее составлении приняли участие инженеры П. В. Гончаров и Н. В. Кашакашвили [Там же, л . 235 об . ]. Инженер П. А. Гирбасов называет другие фамилии — В. Н. Волков и В. А. Гассельблат [Там же, IV, л . 110. ]. Очевидно, это был все же плод усилий целой группы ведущих инженеров региона. «Уральская пятилетка» была одним из первых опытов планирования в стране.
Конечно же, в 1919—1922 гг. в практической работе уральские ИТР сталкивались не только с успехами. Так, например, не удалось использовать преимущества централизованной системы распределения технических специалистов для наиболее рационального размещения их по предприятиям и учреждениям региона. Бюро по учету и распределению технических сил Уралпромбюро ВСНХ первоначально пыталось укомплектовывать предприятия старым составом специалистов, прибывающих из Сибири, так как практически каждый завод имел свою специфику, на освоение которой требовалось значительное время, поэтому специалист, уже работавший на данном предприятии до 1919 г., мог сразу же активно включиться в процесс его восстановления. Однако на пути реализации данного решения встали неразрешимые затруднения. Многие рабочие не могли простить ИТР ухода с Колчаком в Сибирь. Поэтому 24 марта 1922 г. на заседании Екатеринбургского Губкома РКП(б) по докладу предгуботдела ГПУ было решено «предложить Уралпромбюро принять меры, чтобы возвращающиеся спецы не назначались на старые места ввиду выявившегося недовольства на этой почве среди рабочих» [ЦДООСО, ф. 1494, оп. 1, д. 110, л . 33 ].
Провалом закончилась и одна из самых больших авантюр эпохи «военного коммунизма» на Урале — попытка постройки машиностроительного завода. Как отмечает впоследствии инженер Б. С. Дунаев, в январе — феврале 1920 г. Ревсовет 1-й Трудовой армии одобрил выдвинутый инженером Н. А. Спижарным план: 1) создание на ВИЗе отдела машиностроения путем реконструкции его вспомогательных цехов; 2) постройка вблизи Верх-Исетска нового машиностроительного завода. На стройку было направлено до 20 инженеров и техников, был обещан красноармейский паек. Ведущие специалисты Уралпромбюро В. А. Гассельблат, Е. Е. Нольштейн и другие проявили скептическое отношение к этой затее и были правы: обещанный паек не выдавался, дисциплина ухудшалась. В июле 1920 г. Н. А. Спижарный уехал в Москву и в Уралпромбюро и в Екатеринбургском Райметаллуправлении «начали поговаривать, что вся предпринятая по инициативе Спижарного работа является пустой затеей». В 1921 г. строительство было заморожено [ГААОСО, ф. 1, оп. 2, д. 43927, III, л . 72—73 ]. Идею создания машиностроительного завода на Урале пришлось отложить до конца 1920-х гг.
Итак, подведем некоторые итоги. Распространение системы трудповинности на ИТР Урала, произошедшее с конца 1919 г., безусловно, являлось актом их профессиональной и правовой дискриминации, поскольку при этом терялась свобода выбора места работы, возможность согласования с работодателем выполняемых производственных функций, условий оплаты труда и т. д. Однако при этом важно отметить и то, что эта дискриминационная в целом система в отношении технической интеллигенции на Урале смягчалась целым рядом условий и обстоятельств. Вследствие острейшей нехватки кадров принудительное распределение «спецов» осуществлялось исключительно на руководящие должности в индустрии, причем значительный отток ИТР из Уральского региона в 1917—1919 гг. в целом даже повысил (по сравнению с дореволюционным) производственный статус большинства мобилизованных инженеров и техников. Бывший рядовой техник в этих условиях зачастую становился заведующим цехом, бывшие главные инженеры заводов занимали места эмигрировавших за границу членов правлений трестов и т. д. Столь высокая вертикальная социальная мобильность была немыслима при старом режиме. Кроме того, насущная потребность в эффективном использовании интеллектуального потенциала квалифицированных кадров заставляла органы власти идти на значительное повышение оплаты труда ИТР (спецставки, индивидуальные договора), предоставление им решающих рычагов технического управления на производстве. Острая нехватка специалистов в регионе приводила к конкуренции между хозорганами за право обладания инженерами и техниками, «переманиванию» их путем большего материального стимулирования даже через нарушение директив центральных органов власти, т.е. к применению элементов скрытого вольного найма. В этом плане принудительный характер распределения специалистов становился во многом формальным. Относительная рыхлость, незрелость командно-бюрократической системы управления промышленностью в данный период времени также облегчала эффективную трудовую деятельность ИТР региона. Все это создало условия для настоящего всплеска профессиональной активности технической интеллигенции Урала в период с конца 1919 по 1922 г., усиленной вынужденным перерывом в работе в предшествующее трехлетие, перспективами новаторских технических планов большевистского руководства, мотивами профессионального долга и т. д.
Список литературы
Барабошкин А . Н ., Бакунин А . В . Н. Н. Барабошкин // Научно-техническая интеллигенция Урала: дела и судьбы. Екатеринбург, 1993.