Проблема защиты национальных меньшинств возникла в Европе ещё XIX веке. Уже тогда национальные меньшинства не желали ассимилироваться, хотели сохранять и развивать свои национальные особенности и настоятельно призывали законодателя к себе на помощь, то есть требовали специальных правовых гарантий. С тех пор эти законные требования постоянно наталкиваются на упорное сопротивление этничностей, которые добились своей государственности.
Если анализировать ситуацию в Финляндии, то, по мнению финского историка Э. Ютиккала, национальный идентитет Финляндии начала создавать бюрократия. К концу шведского периода этот идентитет находился в зачаточном состоянии.[2]
Бюрократии не удалось развить идентитет нации в целом, а лишь интеллигенции. Исследователь национальных движений Э. Хобсбаум обратил внимание на неравномерность развития «национального сознания» среди различных социальных групп. Именно интеллигенция создала общефинский идентитет, а также на раздельной языковой основе финский и шведский идентитеты.[3]
Одной из особенностей политической и культурной жизни Финляндии ХIХ в. являлась так называемая «языковая борьба». Несмотря на выход княжества из состава Швеции, господствующее положение в обществе занимали шведы. Шведский язык оставался языком управления и обучения. Финский же продолжал оставаться языком простого народа. Это вызывало недовольство не только среди широких слоев финского населения, но и среди части шведоязычной интеллигенции, увлеченной идеями западного романтизма.
Романтизм выдвинул язык в качестве основного признака нации. Распространение подобных взглядов стимулировало зарождение в 10-30-е гг. ХIХ в. фенномании - финского национального движения, направленного против шведоязычной верхушки финляндского общества.
Духовный вождь данного направления преподаватель Або-академии (университета в Турку) А.И. Арвидссон пришел к выводу, что национально-культурное возрождение, ставшее возможным после 1809 г., приведет финский народ к государственно-политической самостоятельности.[4]
Финское национальное пробуждение достигло своего апогея в 40-е гг. ХХ в., когда признанный лидер фенноманов, профессор Гельсингфорсского университета И.В. Снельман выработал национальную языковую программу и обосновал ее. Он обратился к образованным кругам общества способствовать развитию финской национальной идеи: «Мы уже не шведы, русскими стать не можем, так будем же финнами».[5] По мнению И.В. Снельмана, финский язык должен был получить доступ к управлению, в судопроизводство, в школы и университет. Финно-язычному по происхождению, но говорящему по-шведски господствующему сословию необходимо сделать финский язык родным. Этот призыв получил отклик среди интеллигенции. В результате финский язык был приведен в соответствие с нормами литературного языка и делопроизводства.
В ответ на притязания фенноманов, в 60-е г. ХIХ в. зародилось шведское национальное движение. Основной целью шведоманов являлось сохранение привилегированных позиций шведоязычного меньшинства населения. По их представлениям, шведоязычное население княжества образовало в Финляндии собственную «нацию», расово превосходящую финнов. Шведоманы считали себя частью единого скандинавского мира с присущими ему традициями свободы, правопорядка и либерализма.[6]
Естественным результатом такого самоощущения являлось то, что шведская ориентация в Финляндии стала синонимом оппозиции к политической системе России. Шведоязычное меньшинство княжества вело борьбу на два фронта - против имперских амбиций России и против собственных фенноманов. Последние же в своем противоборстве со шведской элитой находили поддержку у России.
В начале 60-х г. оформилось также третье идеологическое течение Финляндии - либерализм. Либералы требовали проведения политических реформ, созыва сейма, участия граждан в работе местного самоуправления, а также освобождения экономики от пут меркантилистской регламентации. Языковой вопрос не являлся для них первостепенным. Позднее лозунгом либералов стали слова: «Один народ, два языка». Следует отметить, что либеральное течение имело слабое влияние, и впоследствии основная его часть примкнула к создаваемой шведоманами Шведской народной партии.[7]
60 - 80-e г. ХIХ в. ознаменовались для Финляндии дальнейшим укреплением и расширением ее автономии. Поскольку финляндцы оставались лояльными во время Крымской войны и сохраняли спокойствие в период Польского восстания 1863 г., Александр II созвал в 1863 г. финляндский сейм. В этом же 1869 г. был утвержден сеймовый устав, определивший периодичность созыва сейма, что укрепило позиции местной правящей элиты.
В целом, по замечанию финского историка Л. Крузиуса-Аренберга, «Финляндия служила европейским фасадом России, который должен был показать общественному мнению западноевропейских стран, что вхождение в состав Российской империи есть благо»[8].
Укрепление автономии Финляндии происходило в тот момент, когда в России получили распространение различные националистические идеологии. Консервативный национализм, ставший при Николае II официальной идеологией Петербурга, признавал русскость и православие единственными гарантиями политической благонадежности. Привилегии для нерусских народов представлялись националистическим кругам России как существенное отклонение от проверенных веками норм. Поэтому та атмосфера космополитизма, которая отличала русско-финляндские отношения в 1/2 ХIХ в., в конце столетия безвозвратно ушла в прошлое.[9]
После поражения первой русской революции политика интеграции княжества в общеимперскую систему продолжалась. 17 июня 1910 г. Дума и Государственный Совет одобрили закон, согласно которому финляндское законодательство по всем наиболее важным вопросам передавалось в ведение российских властей. Для представителей Финляндии в центральных органах России оговаривалась необходимость знания русского языка. Закон 1910 г. должен был послужить правовой основой для последующего уничтожения финляндской конституции.[10] После него в обход сейма последовал ряд других законодательных мер: о равноправии русских подданных с финляндцами, о подчинении финской лоцманской службы русскому военно-морскому ведомству и др.
Ущемления ранее приобретенных привилегий вызвали соответствующее усиление националистического движения в финляндском народе. В данной связи, вероятно, можно считать активный сепаратизм части финляндского общества следствием «российского периода диктатуры», берущим свое начало с конца ХIХ - начала XX в.[11] До обозначенного времени в Финляндии фактически присутствовали изоляционизм, «игра» в рамках предоставленной свободы, а также теоретические спекуляции о будущем статусе княжества.
В 1917 г. после обретения Финляндией независимости представители всех аландских коммун собираются на тайное собрание и подают петицию шведскому королю с просьбой восстановить государственность в пределах Шведского королевства. Эта петиция была поддержана и в массовом адресе, подписанном подавляющим большинством взрослого населения.
Однако Финляндия, объявившая себя независимой республикой на основании принципа о праве наций на самоопределение, на который ссылались и аландцы в своем желании воссоединиться со Швецией, не хотела терять столь Аланды и предложила жителям островов остаться в составе страны, обещая им некоторую форму внутреннего самоуправления. Но в тот момент островитян такие условия не устраивали, и поскольку вопрос носил международный характер, они обратились к «третейскому судье», в только что созданную Лигу Наций с просьбой оставить их в составе Швеции. Лига Наций постановила оставить Аландские острова в составе Финляндии, но на совершенно необычных условиях. В июне 1921 г. Совет Лиги Наций принял решение, согласно которому Финляндия получила суверенитет над Аландскими островами и в свою очередь обязалась гарантировать населению островов сохранение шведского языка, культуры и местных обычаев. В дополнение Финляндия и Швеция подписали договор о том, как эти гарантии должны осуществляться, и одновременно признали нейтралитет Аландских островов.
Как показала история, это решение оказалось единственно верным. В выигрыше оказались все участвующие стороны, и в первую очередь аландцы, которые, будучи людьми законопослушными, с вынесенным вердиктом согласились. Им повезло еще раз.