Все проявления политической активности явно демонстрируют абсолютное отсутствие в элитной среде элементарных основ и традиций коммуникационного договора, выражающихся в простых, на первый взгляд, категориях - проявление толерантности, взаимопонимания, консенсуса. Взаимодействие как внутри элитных групп, так и на уровне власть/оппозиция, власть/общество проходит на уровне «революционной волны», эмоциональных выпадов и выступлений. Деятельностный режим созидания подменяется идеологически-ориентированными прокламациями.
Проблема заключается в том, что своих собственных традиций и технологий коммуникационного договора, адаптированных к новой парадигме развития, новым условиям и установкам, в управленческих, элитных, властных кругах еще не было выработано. За 15 постсоветских лет стали рушиться уже привычные, выработанные и адаптированные к местным, ментальным, традиционным и новым советским условиям коммуникационные традиции, имеющие свои особенности и каналы, такие как кланово-корпоративные, партийно-номенклатурные, профессионально-профильные и иные. Как правило, они выражались в закрытых, внутренних, «закулисных» формах. Так принимались и самые важные в стране решения, так решались и несложные коллективные вопросы, прикрытые формальной атрибутикой, например, - «почти единогласным голосованием». Принятие общего, псевдодемократического решения проходило кулуарно, в форматах закрытого типа.
Сегодня, когда официальной идеологией провозглашена свобода, гласность, демократия, но полностью отсутствуют традиции или механизмы принятия решений новопринятого образца, происходит закономерный сбой в коммуникации. Вернее, в той ее части, когда обществу необходимо принять серьезное, порой ключевое политическое решение.
События марта 2005 года и последующая «революционность» внесли еще большую сумятицу в процесс принятия решений. Подобная коммуникационная проблема стала «камнем преткновения» в невозможности не только договориться, но и, собственно, вообще взаимодействовать между элитными группами - между властью и оппозицией, часто между самими ветвями власти, между отдельными политиками и чиновниками по ключевым направлениям.
Можно констатировать, что пока в стране, и в том числе на уровне элит, не достигнуты и даже нет попыток выработать особые правила игры, культуры взаимодействия и договора, которая, в свою очередь, охватывает все стороны жизни социума - и управленческую, и политическую, и социальную, и экономическую, и - что не менее важно – идеологическую и идентификационную[206].
Более того, наблюдается процесс отторжения новых технологий коммуникаций и управления политической элитой – все больше проявляется тенденция к консервации[207]. Что негативно сказывается на стабильности общества, как системы в целом, которое достигается способностью элит достигать консенсуса, касающегося принципов политической деятельности и взаимоотношений, а также поддержки существующих или создающихся политических институтов. В условиях социально-политической нестабильности внутри самого переходного общества Киргизии отсутствие коммуникации внутри элиты может вызвать очередной кризис из которого страна может и не выйти.
Если говорить о кадрах, формирующих нынешнюю элиту, то это унаследованная от акаевского режима система подбора и расстановки людей на должности ущемляет не только права и возможности представителей национальных меньшинств, но и собственно самих кыргызов. Например, «нужны ли в Кыргызстане для государственной службы люди, окончившие, скажем, Гарвардский университет? Если нет поддержки «сверху», то нет. Кадры подбираются исходя не из нужд государства, а из собственных нужд - по личной преданности или по «коррупционной бухгалтерии»[208].
Что касается путей и механизмов удержания власти, используемых нынешней элитой, то они недемократичны и мало чем отличаются от механизмов используемых во времена А.Акаева. Самый легальный инструмент – это выборы. Но выборы и сейчас проводятся «по сталинской схеме - выигрывает не тот, кто голосует, а тот, кто считает»[209].
Объективность, следование закону и справедливость в действиях органов государственной власти во время выборов отходят на второй план, поощряется полная лояльность целям и интересам правящего режима. За прошедшее время в сознании госчиновников всех уровней только укрепилось мнение, что выборы - это есть проверка их на надёжность правящему режиму. Масштабные кадровые перемены после выборов стали обычным явлением в действиях исполнительной власти. Поэтому чиновники легко пренебрегают законом, полномасштабно используют административный ресурс и по существу во время выборов занимаются преступной деятельностью[210].
Такое поведение госслужащих привело к моральной деградации всей управленческой вертикали и плачевному положению дел в исполнительной власти. За прошедшее после мартовской революции время в среде госуправленцев не появилось слоя людей, которые стремились бы следовать демократическим ценностям. В основной своей массе они представляют собой временщиков и приспособленцев к любым доминирующим политическим настроениям. Они готовы служить лидеру с любыми взглядами с тем, чтобы сохранить себя в нише государственной власти и иметь возможность реализовать свои личные корыстные интересы[211].
Парламент страны за прошедшее время не смог создать эффективную и продуманную правовую базу защиты не только чиновников, но и своих депутатов. Они также беззащитны ввиду отсутствия справедливой и честной судебной ветви власти. Главной причиной безответственности власти по отношению к законности является хроническая безнаказанность. Все громкие коррупционные скандалы по существу закончились ничем. В таких условиях честный чиновник чувствует себя беззащитным и обделенным, и отстоять свое право на справедливое на основе закона ведение государственных дел не имеет возможности[212].
Отдельного разговора требует деятельность избирательных комиссий всех уровней. В комиссиях состоят в основном представители интеллигенции. Но внимательно наблюдая за их деятельностью, можно сделать вывод о том, что для большинства из них выборы превратились во временное доходное дело и средство манипулиции голосами избирателей[213].
Как сказал один из киргизских аналитиков «в Кыргызстане сейчас эпоха брежневизма. Государственный менеджмент практически не изменился: тот же аппарат ЦК с функциональными и отраслевыми отделами (администрация президента), такой же аппарат правительства, беспомощные министры, судебная система как отрасль исполнительной власти, первые секретари обкомов и райкомов (акимы и губернаторы), которые подконтрольны и зависят от президента (генерального или первого секретаря). Набор функций, характер деятельности, стиль руководства, вертикаль взаимоответственности остаются прежними, советскими»[214].
Все сказанное позволяет говорить, что в политической культуре элиты прежде всего именно традиционность повлияла на развитие этого слоя населения после мартовской революции. Традиционность оказалась сильнее краткосрочных демократических и революционных порывов. И это формирует благодатную почву для появления авторитарного лидера.[215]
Во всех странах мира вторым основным актором политического пространства является оппозиция.
«Взаимоотношения между властью и оппозицией на сегодняшний день выходят на уровень метафорической абстрактной формы взаимоотношений. Я хочу сказать, что сейчас в Кыргызстане отсутствует политика как таковая, остались некие политтехнологические действия. Поэтому поле, на котором идет сражение между оппозицией и властью, это не место сражения конкурентов, которые предлагают идеи, планы, программы, а некое пространство, где основным мотивом и предметом обсуждений являются ошибки правительства. Оппозиция зачастую ничего не предлагая, критикует исполнительную ветвь власти за промахи, причем, нередко делает это умозрительно и необъективно»[216].
Из этого утверждения можно выделить первую характеристику политической культуры оппозиции – критицизм и зависимость от существующей власти. Именно на ошибках власти и может усиливаться современная киргизская оппозиция. Чем больше ошибок, тем сильнее оппозиция. К «самостоятельному альтернативному, действительно оппозиционному действию, похоже, сегодня не способна ни одна из существующих политических партий»[217].
Отсутствие стратегического целеполагания и собственного видения – вторая характеристика. Одной из основных мотиваций протестующих 24 марта 2005 года было «свержение режима Акаева», то есть не идеологическое, программное видение будущего, а просто тактическая ситуативная цель – «Акаев кетсин», в ноябрьские дни года 2006 были - «Бакиев кетсин, Кулов кетсин». В большей массе это были неосознанные слоганы о смене данного, ненавистного в этот день, год, час властного правителя, протестная масса «Мы против - сегодня», без проекции в осознанное «завтра». Эмоциональные, ситуативные требования, артикулируемые массами вслед за их лидерами, без прагматичного, конструктивного будущего, ответственность за которое так и не была заявлена ни одной из политических сил в стане оппозиции[218].
И, прежде всего, потому, что они не имеют перспективной с точки зрения развития страны идеологии, программы и стратегии действий.
В своем большинстве эти группы опираются на социалистические или национал-социалистические идеи, которые хороши для богатых или крайне бедных обществ, но могут быть опасны для развивающихся обществ.