«Число безработных в Украине в течение 1998 года возросло в более чем полтора раза по сравнению с 1997 годом. По данным Госкомстата, на 1 января 1999 года статус безработного имели 1003,2 тыс. граждан, а уровень безработицы на 1 февраля составлял 3,3% от численности трудоспособного населения в трудоспособном возрасте, а на конец 1999 года ожидается увеличение данного показателя до 5%...»
«…в настоящее время Донецкая область находится под угрозой депопуляции в связи с ухудшением всех демографических показателей - рождаемости, смертности, естественного прироста, ожидаемой продолжительности жизни. Последний показатель, например, сократился с 70 лет в 1989 г. до 65 лет в 1995 г., а естественный прирост на 1000 человек в этот период также уменьшился, то есть началась убыль населения. При этом необходимо отметить, что в целом, такая угроза распространяется на все области Украины…»
«За 90-е годы в целом по Украине заметно повысились показатели и темпы роста заболеваемости отдельными видами недугов (в частности - инфекционными). Так, количество больных с впервые установленным диагнозом активного туберкулеза выросло (по сравнению с 1990 г.) в 1,5 раза. Особенно быстрыми темпами заболеваемость туберкулезом распространяется среди социально дезадаптированных контингентов (мигрантов, бездомных) - с 1986 г. в 60 раз…»
«В результате сокращения расходов на здравоохранение из бюджетных средств значительно уменьшились расходы на приобретение медикаментов, оборудования и инвентаря для медицинских учреждений. Ежегодно наблюдается сокращение сети медицинских учреждений системы Министерства здравоохранения, уменьшение численности врачей и среднего медицинского персонала, уменьшение обеспечения бесплатными медицинскими препаратами и питанием в стационарах, что в свою очередь влечет за собой ухудшение медицинского обслуживания населения…»
«За 11 месяцев 1998 года номинальная заработная плата в Донецкой области уменьшилась по сравнению с 1997 годом на 7,6% и составила в среднем по области 194,5 грн. (56,8 долларов по курсу Нацбанка Украины). Оплата труда заметно снизилась практически во всех основных отраслях материального производства: в промышленности, в сельском хозяйстве, на транспорте, в строительстве, в торговле и т.д….»
«Снижение номинальной заработной платы в Донецкой области наряду с сохраняющими довольно высокие темпы инфляционными процессами (индекс инфляции в ноябре 1998 года составил 103,0) обусловило и падение реальных заработков населения - с начала 1998 года - на 21%.
Кроме того, остается острой проблема получения того, что заработано - на середину ноября 1998 года задолженность по заработной плате составила 887,9 млн. грн., что эквивалентно 5,4 месяца работы трудящихся…»
«Ежегодное снижение выпуска потребительских товаров, которое в среднем за год составляло по 19%, привело к тому, что в 1997 г. их объемы равны лишь 22,6% от уровня производства за 1990 г…»
«В Украине в 1998 году по сравнению с 1997 годом уменьшились, прежде всего, расходы на финансирование мероприятий по государственному регулированию цен (с 1,9 до 0,9% ВВП), образование (с 5,4 до 4,5% ВВП), охрану здоровья (с 4,3 до 3,7% ВВП), науку (с 0,63 до 0,4% ВВП), экономику (с 6,4 до 5,5% ВВП), а также затраты целевых социальных фондов.
В 1998 году Украина имела самый низкий за последние 5 лет уровень расходов на образование и охрану здоровья…»
«В 1997 году по сравнению с 1996 годом темп снижения численности работников в городах Донецкой области составил: Снежное 85,4%, Горловка - 86,4%, Селидово - 87,7%, Красноармейск - 88,8%, Енакиево - 89,5% …»
и так далее, и так далее … (см. Указ. Соч.)
Из приведенных данных видно, что в Украине (Донбасс – конкретный пример, позволяющий судить о тенденциях, имеющих общий характер[27][27]) наблюдается планомерное снижение уровня жизни основной массы населения. При чем, указанный процесс сопровождается прогрессирующей социальной дифференциацией (см. предыдущий разделы), оттоком трудоспособного населения из производственной сферы, люмпенизацией малообеспеченых слоев народа, укрупнением миграционных (из малых городов – в деревню; из областных центров – в Киев; из Восточной Украины – в Центральную и Западную) и иммиграционных потоков (в РФ, США, Канаду и Западную Европу)[28][28], экономической и практической изоляцией отдельных административных единиц (малых городов, поселков, сел – у населения нет средств для погашения транспортных расходов), снижением показателей воспроизведения населения[29][29] и т.д., и т.п.
Разумеется, прежде всего, упомянутые процессы обусловлены планомерным (несмотря на кратковременные стагнационные периоды) ухудшением экономической ситуации в Украине.
Но дело не только в этом.
В основе идеологии национализма лежит пренебрежение интересами и бытийными обстоятельствами конкретной личности во имя реализации «интересов нации[30][30]». В практическом ключе, реализацию данной установки организуют лидеры националистических движений[31][31]. В условиях современной Украины данная черта национализма находит ментальную опору в развязывании частнособственнических инстинктов представителей политической, экономической и интеллектуальной элит – процесс, прогрессирующий в современной Украине. Националистическое меньшинство «приватизирует» исторические судьбы народов (вариант глобализации); как реакция, каждый конкретный индивид обнаруживает стремление личностно «освоить» тот «участок» общественного бытия, который оказывается ему «по силам». В итоге, социальная значимость всякого общественного института: от семьи до государства – подвергается разрушительной ревизии и – как результат - в обществе инициируются губительные процессы, о которых упоминалось выше.
Иными словами, адепты национализма несут прямую ответственность за крушение привычной среды обитания Человека, включая социальную сферу, сферу производственных и – как результат – межличностных отношений, за формирование трагической социальной ситуации, в которой пребывает сегодня украинский народ.
Национализм и общественное сознание. Являясь, по определению, системой идеологических установок, национализм, прежде всего, ориентирован на трансформацию общественного сознания. Отчасти, роль нацификации, как ревизующего фактора общественного сознания (ее влияние на формирование специфики политического мышления, социальных институтов, как итога актуализации ситуативной специфики последнего ets) описана в предыдущих разделах работы; другие ее проявления будут указаны ниже. Здесь же мы остановимся на тех психологических феноменах, которые в контексте заявленной темы представляются наиболее впечатляющими.
Так, скажем, начиная со времен референдума о государственной независимости, украинские социологи, с завидной периодичностью проводят опросы населения, имеющие целью выяснить, кем же, все-таки, осознают себя граждане Украины: украинцами, русскими, русскоязычными, русскокультурными ets. При этом задаются вопросы: на каком языке вы думаете?, общаетесь в семье?, на производстве?, книги каких (русских или украинских) авторов предпочитаете? и т.д., и т.п[32][32].
По данным большинства упомянутых опросов[33][33], две трети граждан Украины относят себя к категории «русскоязычных». Разумеется, это, само по себе, - серьезный повод для беспокойства.[34][34] И не единственный. Ближайшим следствием вербализации национальной самоидентификации (которая в условиях «деруссификации» Украины, проводимой администрацией Кучмы, обретает характер фрейдовской элиминации), является то обстоятельство, что русскоязычные респонденты с неизбежностью начинают примерять на себя роли «социальных изгоев»[35][35], что порождает в общественном сознании комплекс «национальной неполноценности» и, следующую отсюда, социальную апатию (вспомним социальное поведение индийских «неприкасаемых»). Апатичность и, связанная с нею, социальная возбудимость обусловливают закономерную конфликтность общественной жизни в Украине, носящую – что логично! - спорадический характер.
С другой стороны, педалирование национальной тематики в Украине, на практике, порождает раздвоение общественного сознания, так что, в итоге, русскоязычные граждане Украины у себя на родине начинают ощущать себя русскими людьми, в России – украинцами, а на Западе или, скажем, в среднеазиатских республиках бывшего СССР – снова русскими. В конечном счете, как правило, в такой ситуации, человек утрачивает способность к национальной самоидентификации (пример Набокова) и, следовательно (см. русскую философию от Михайловского до Лосского), ощущение глубинной укорененности в бытии[36][36].
И это – далеко не игрушки! Ощущения «дома», «земли», «родины» - основополагающие в сознании личности (сравни: М. Хайдеггер). Вне понятий этого категориального ряда, Человек оказывается один на один с бесконечной вариативностью (изменчивостью) природы-как-таковой, социальной природы (истории), в частности, и пространственно-временного континуума (как отвлеченной категории). Немногие сильные личности способны выдержать испытание невыдуманным (поклон Жданову!) космополитизмом (вспомним русскую эмиграцию «первой волны»; вспомним украинских казаков, «растворившихся» в Иране!). Что же говорить о целом народе, испытуемом обезличиванием[37][37].
Социальная апатия, помноженная на космополитизм, обусловливает развитие аморализма нации, который из поверхностной характеристики повседневной жизни перерастает в имманентную категорию общественного бытия. В этом качестве, аморализм (см. Тацита) являет себя, как признак крушения социума. В итоге, на поверхности социальной действительности происходит апологизация народных мифов, подобных байроновской интерпретации фигуры Мазепы, или шевченковских воспеваний «казачьей вольницы» («синие жупаны, золотые пики»), а в реальности осуществляется аннигиляция целых пластов украинской культуры, как питательной среды общественного сознания.[38][38]