Генезис цивилизаций есть результат поиска адекватных Ответов на Вопросы, предъявляемые людьми либо природой - стимулы «бесплодной земли» и «новой земли», либо человеческим же окружением - стимулы «удара» и «давления». Во-первых, новая цивилизация может появится непосредственно из примитивного общества путем качественного изменения его структуры, выделения из общей массы некоторого творческого меньшинства (элиты), берущего на себя формирование Ответа и разработку новых методов и направлений социальной активности при помощи механизмов мимесиса. Мимесис - социальное подражание, «приобщение через имитацию к социальным ценностям». Я. Г. Шемякин толкует это понятие расширительно, считая мимесисом, в частности , происходящее сегодня в России интенсивное заимствование элемента западной культуры (сам Тойнби использовал этот термин лишь в отношении внутри-, а не межцивилизационных отношений.
Второй возможный вариант - возникновение цивилизации, использующей достижения (например, стандартные наборы социальных действий или особо эффективные методы реализации мимесиса) цивилизации предшествующей. Как подмечено Тойнби, в качестве хранителя и передатчика информации такого рода особенно часто выступают конфессиональные институты: церковь могла «в период опасного междуцарствия, когда на смену гибнущему социальному телу приходило в муках другое, стать жизнетворным центром, ядром нового общества». По всей видимости, в России осуществлялся именно второй путь складывания цивилизации, а значит, многие ее аспекты должны объясняться через характерные особенности материнских цивилизаций (христианской в целом и византийско-православной в частности).
Если единство западной цивилизации почти всегда обеспечивалось деятельностью католической церкви и самим ее существованием (причем даже после Реформации роль цементирующего цивилизацию фактора играли европейская культура и менталитет, католической же церковью и сформированные), то монолитность российской цивилизации обеспечивалась гораздо более прочными государственными структурами. Католическая церковь, несмотря на все политические амбиции папства, оставалась тем не менее принципиально над государственным и наднациональным институтом. Русская же история, по словам Н. Бердяева, «явила совершенно исключительное зрелище - полнейшую национализацию церкви Христовой, которая определяет себя как вселенскую».
Превращение государства в универсальное Тойнби использует часто, хотя и определяет весьма расплывчато. Как правило, имеется в виду государство, стремящееся к включению в свой состав всей породившей его цивилизации(если не всего обозримого круга земель), пытающееся таким образом предотвратить себя от распада. Глобальность подобной цели порождает претензии государства на то, чтобы быть чем-то большим, нежели просто социально-политическая единица, и приобрести некое духовное значение. На базе этого духовного значения, сформулированного господствующим меньшинством, государство мобилизует на хранение цивилизации все различные ресурсы общества и нередко достигает таким образом успеха: «И после того, как подошел естественный срок кончины, универсальное государство имеет шанс продолжать свое существование».(2)
Тойнби считает синонимичными понятия «универсальное государство» и «империя». Действительно, при всей непроясненности в современной науке проблемы империи как типа государства и общества трудно оспорить тезис, выдвинутый Ш. Н. Айзенштадтом: «...Хотя империи обычно основывались на традиционной легитимации, они часто использовали некоторые более широкие, потенциально универсальные политические и культурные ориентации, выходившие за пределы свойственного любой из составляющих империю частей».(1) И в этом смысле империя тоже оказывается универсальным государством. По мнению Тойнби, византийское православие, столкнувшись с целым спектром проблем, сделало попытку возродить римскую империю (яркий пример универсального государства), использовав таким образом опыт материнской цивилизации.
Подобно тому, как Византия использовала опыт Рима, так и Россия обратилась к моделям материнской цивилизации (самой Византии ), также оказавшись универсальным государством. Так или иначе налицо достаточно необычное совпадение в одном явлении феноменов цивилизаций, универсального и национального государств.
Тойнби подчеркивает: «Во-первых, универсальное государство возникает после, а не до надлома цивилизаций. Это не лето общества, а бабье лето его - последний всплеск тепла перед сыростью осени и холодом зимы. Во-вторых, универсальное государство - продукт доминирующих меньшинств, то есть тех социальных групп, которые когда-то обладали творческой силой, но затем утратили ее». Надлом цивилизации - это момент, когда творческая элита перестает находить адекватные Ответы, соответственно падает доверие к ней со стороны массы, и ранее добровольный мимесис приходится поддерживать уже достаточно жесткими методами.
Универсальное государство как раз и есть предельный вариант насильственной реализации социального мимесиса: «Универсальные государства - симптомы социального распада; однако это одновременно попытка взять под контроль, предотвратить падение в пропасть».
Однако однажды появившееся в России универсальное государство выдерживало самые опасные зигзаги истории и неизбежно реанимировалось даже после таких периодов всеобщего хаоса, как Смутное время или Гражданская война, таких сильных ударов извне, как нашествие Наполеона и две мировые войны. Более того, даже сейчас еще нельзя с полной уверенностью говорить о его кончине - дальнейшие судьбы страны могут сложиться весьма по-разному.
Высокая инерционность России сглаживала и многие потрясения, которые для другой цивилизации оказались бы роковыми. Обычно силовое поддержание социального мимесиса все равно не спасает ни господствующее меньшинство, ни руководимую им цивилизацию - поскольку каждый неправильный Ответ влечет за собой лавину новых
Вызовов, реагировать на которые элита не успевает, и не умеет. Другую цивилизацию, другое государство такие тотальные «ротации» правящей элиты подвергли бы в жесточайший кризис. Россия же и как бы и не заметила - не успела отреагировать.
Способна ли концепция Тойнби претендовать на роль целостной модели, позволяющей дать адекватное описание всех аспектов российского феномена? Даже ее апологету очевидно, что многие особенности российского опыта в ней не учтены - в частности, одновременная принадлежность России к классам и цивилизаций, и универсальных государств (а это должно весьма серьезно модифицировать ее цивилизационные характеристики).
Весьма продуктивным кажется и дальнейший конкретный анализ российской истории с точки зрения цивилизационного подхода, таких его категорий, как социальный мимесис, «способы» разрешения предшествующих («материнских») цивилизаций; как роль имперского и универсального компонентов в российской государственности.
Вопросы о содержании самого понятия «Россия», о ее месте в мире и, в частности, о соотношении понятия «Россия» с полярным противопоставлением «Запад» и «Восток», вновь остро встали перед общественной мыслью. Полемика на этот счет имеет давнюю историю и осложнена отсутствием ясности даже ключевых терминов - так, еще в 1922 году П. М. Бицилли отмечал: «К числу понятий особенно часто употребляемых, и притом с наименьшей степенью критики, принадлежат понятия Востока и Запада. Противоположность Востока и Запада - ходячая формула со времен еще Геродота».(1) Если и выявилось с достаточной определенностью в ходе полемики, так это невозможность отождествления России с каким-то из поясов, «между которыми раскачивается мир» (по выражению Г. Гессе).(2) Уникальность российского опыта, неповторимость духовного и исторического пути России часто декларировалась и декларируется по мотивам субъективным, сугубо идеологическим. Достаточно очевидно, что «евразийское положение» России, не сводящееся к чисто географической трактовке, «не позволяет оценить ее историю под углом зрения либо европейского социального прогресса, либо частичной и медленной модернизации Азии. В самой России западная и восточная ее части (как, впрочем, северная и южная ) всегда представляли разные миры, включавшие в себя ареалы, находившееся на различных уровнях развития. Отсюда понятно, что Россию никогда нельзя было полностью ассоциировать с Востоком, либо с Западом».
Таким образом, проблемы возникают не просто вокруг особенностей России как страны и государства - Россию необходимо рассматривать как отдельную цивилизацию, самостоятельную и самобытную, анализ которой требует особого методологического и понятийного аппарата.
Ключевым в осмыслении современного процесса объединения Европы стало понятие «европейская идея»; в широком смысле слова - это идея европейской общности, заключающей в себе многообразие народов и культур.
Европейская цивилизация рассматривается как культурно-историческое целое, основанное на общности истоков, исторической судьбы и наследия. Европа - это прежде всего целостность, сформированная уникальным наследием греческой философии, римского права и христианских традиций. Среди факторов определивших европейское сознание, назовем также противодействие внешней угрозе, прежде всего мусульманской.
Христианство впитало в себя ценности античных Греции и Рима и передало их формировавшимся европейским народам. Через концепцию человеческой личности, свободной и ответственной, оно заложило основу учения о правах человека; последовательно проводя различие между светской и духовными властями, создало предпосылки формирования гражданского общества и индивидуальной свободы. В зоне средневекового христианства сложились важнейшие формы европейской цивилизации. Самые ранние проекты объединения Европы относятся еще к XV веку: так, во второй половине XV в. Король Богемии Иржи Подебрад предложил свой проект федерации парламента, и 1960-е годы переизданный в Праге[4].