Причины появления на политической сцене России такой партии, как ЛДПР понять, в общем-то, несложно. Ее электорат для краткости можно обозначить как "отсидевшая Россия". Для этой части общества характерно восприятие мира через призму тюремных понятий, когда человек человеку волк, когда выживает сильнейший, а для того, чтобы выжить, нужно примкнуть к какой-нибудь стае и надеяться, что ее вожак окажется самым сильным. Вряд ли "отсидевшая Россия" исчезнет из политики даже после того, как в стране улучшится экономическая ситуация и будет решено большинство социальных проблем. В конце концов, в такой относительно благополучной стране, как Франция, близкий ЛДПР по духу Национальный фронт держится в парламенте уже несколько десятилетий.
Более интересный случай представляет собой Российская народно-республиканская партия. Правда, ее лидера А.Лебедя трудно отнести к числу классических люмпенов. При всех своих сумбурных метаниях от одних идеологем к другим, при всей царящей в его голове мешанине он все-таки не принадлежит к тому типу людей, которые полностью лишены социальных корней. В том, что верность корпоративному, военному братству занимает в душе А.Лебедя не последнее место, сомневаться не приходится. То же самое касается и значительной части членов его партии – также отставных военных. Другое дело, что за пределами своей корпорации, выходить за которые им приходится ежедневно и ежечасно, у этого сорта людей прочных привязанностей нет, а значит нет и чувства ответственности. Об этом, в частности, говорит и стиль партийного руководства а ля Лебедь. За недолгое время существования (с марта 1997 г.) партию покинула масса активистов, которых руководство РНРП, использовав, выставило за дверь за ненадобностью. Впрочем, подавляющее большинство "выставленных" – это те же самые "профессиональные партийцы", для которых подобный исход своего рода профессиональный риск.
Существенным отличием РНРП от ЛДПР явилось то, что А.Лебедю удалось застолбить более богатую делянку на политическом поле, нежели Жириновскому (неизвестно, правда, надолго ли). В 1998 г. он был избран губернатором Красноярского края и, следовательно, вошел в состав региональной элиты. После этого он в значительной степени утратил интерес к своей партии. Во всяком случае в выборах 1999 г. РНРП участия не принимала. Впрочем, причина этого может быть и прозаичнее – просто никто не посчитал нужным давать А.Лебедю денег на саморекламу, по опыту зная, что ждать от него благодарности – дело гиблое. Превратить же свою партию, подобно Жириновскому, в прибыльное коммерческое предприятие лидер РНРП не смог или не посчитал нужным. А скорее всего и то и другое.
7. Буржуазия
Буржуазия – самый юный, но зато и наиболее динамично развивающийся класс современного российского общества. Вплоть до конца 80-х гг. в стране в принципе не существовало легального предпринимательства, и данный род занятий проходил в Уголовном кодексе по статье "спекуляция". Так что классу предпринимателей пришлось расти буквально с нуля. Вначале он вообще состоял из люмпенов, пришедших в "кооперацию", чтобы "урвать и удрать", и комсомольских чиновников, перепродававших по рыночным ценам дефицит, доставшийся им по заниженным государственным расценкам. Отсюда – до сих пор сохраняющийся высокий уровень криминализованности и коррумпированности российского бизнеса, теневой характер значительной его части.
Только к середине 90-х гг. буржуазия сделалась сколько-нибудь массовым социальным слоем, который принято несколько стыдливо именовать "средним классом". Под последним в литературе обычно имеется в виду достаточно сложная конструкция – "совокупность сегментов различных социальных слоев и классов" [Автономов 2000]. Критериями для отнесения тех или иных людей к среднему классу обычно служит уровень достатка и образования [Воейков 2000]. Однако когда о среднем классе говорят как об основе гражданского общества, речь, несомненно, идет прежде всего о предпринимателях и менеджерах*. Действительно, когда же это чиновник среднего достатка и среднего уровня образования являлся адептом гражданского общества? Гарантией его благополучия всегда было определенное положение в государственном аппарате. Еще меньше смысла искать опору гражданского общества в люмпенах среднего достатка и среднего уровня образования. (Что касается интеллигенции, то образовательный уровень ее представителей по определению гораздо выше среднего.)
Однако, даже сформировавшись, буржуазия еще долгое время обречена была существовать как "класс в себе", а не "класс для себя". Ее представители не видели нужды объединяться даже для защиты корпоративных интересов, не говоря уже об участии в политике. Объяснялось это целым комплексом причин. Кроме социальной инфантильности, к их числу следует отнести также наличие широких возможностей для экстенсивного роста и для теневой деятельности. К чему обсуждать налоговые ставки, когда можно вообще не платить налогов? Зачем пытаться обуздать коррумпированного чиновника, когда его продажность можно использовать для расширения своего дела?
Те представители бизнеса, которые все-таки шли в политику, отнюдь не ставили перед собой задачу выступать в качестве представителей своего класса, имея гораздо более приземленные цели. Среди "бизнес-политиков" можно упомянуть люмпен-предпринимателей, устремившихся в политику на гребне волны, поднятой ЛДПР (хотя они-то ничем особенным себя не проявили, да и вообще их более привлекало получение депутатской неприкосновенности, нежели возможность для лоббирования), но прежде всего это, конечно, т.н. "олигархи". О первых Маркс сказал, что ради трехсот процентов прибыли они пойдут на любое преступление, о вторых – что они "относятся к установлениям своего режима, как еврей к закону: обходят их, поскольку это удается в каждом отдельном случае, но хотят, чтобы все другие их соблюдали" [Маркс 1955]. Так или иначе, но интересов буржуазии в целом ни первые, ни вторые представлять не могли. Люмпен-предприниматели – в силу своей люмпенской природы, не признающей ничего, кроме собственной выгоды, "олигархи" – потому, что их бизнес являлся всего лишь обратной стороной "домашнего" бизнеса представителей обуржуазившегося слоя бюрократии. Прибылью "олигархи" обязаны были не эффективности своей предпринимательской деятельности, а личным "отводным каналам" от бюджетных финансовых потоков. Их прибыль одновременно являлась убытком для государства, а сама ее возможность объяснялась близостью к тем или иным чиновникам, обладающим правом принимать "индивидуальные решения". Так что подавляющее большинство "олигархов" общероссийского и регионального масштаба правильнее было бы отнести к числу представителей "партии власти", чьи интересы они, собственно, и обслуживали.
Вульгаризация марксизмом сути предпринимательской деятельности проистекала из отождествления буржуа с люмпеном. На самом деле объединение предпринимателей в целях защиты корпоративных интересов требует от каждого из них известного ограничения личного меркантильного интереса. Участие же в политике означает ограничение интереса корпоративного ради приобретения поддержки остальных слоев и классов. Так что защита собственных политических интересов требует от буржуазии высокого уровня социальной зрелости, которой у нее в России 90-х гг. взяться было вроде бы неоткуда. Однако об этом, похоже, само того не желая, позаботилось российское чиновничество. Уже в 1997-98 гг. по целому ряду регионов прошла волна забастовок и демонстраций предпринимателей, протестовавших против произвола местного начальства и взвинчивания размеров всевозможных поборов. Августовский финансовый кризис 1998 г. стал для буржуазии еще одним напоминанием о том, что можно сколько угодно называть политику пустой говорильней, не имеющей лично к тебе никакого отношения, но рано или поздно эта "говорильня" залезет к тебе в карман и за считанные дни обесценит в несколько раз твои сбережения. Формирование правительства Е.Примакова и оживление широких кругов регионального начальства, принявшегося рассуждать о необходимости отказа от "монетаристских догм", также встревожило наиболее образованную часть буржуазии (а удельный вес людей с высшим образованием и даже учеными степенями в российском бизнесе весьма высок).
Так или иначе, но к началу парламентской кампании 1999 г. значительная часть российской буржуазии начала осознавать, что игнорирование политики вряд ли пойдет ей на пользу. Немалая часть предпринимателей, правда, сочла наилучшим видом политических инвестиций поддержку партий федерального и регионального начальства, но наиболее образованная, а следовательно и наиболее зрелая, часть бизнес-класса поняла, что в политической области, как и в деловой жизни, доверять можно в лучшем случае адвокату, но никогда – чиновнику. В роли такого адвоката она выбрала Союз правых сил, деловую репутацию которого сочла наиболее заслуживающей доверие. Тем самым впервые в истории постсоветской России был осуществлен предвыборный союз интеллигентной буржуазии с буржуазной интеллигенции. И есть все основания полагать, что в дальнейшем этот союз послужит основой для формирования собственно буржуазной партии.