3. Требования аутентичности текстов и соответствия восприятия исключают друг друга и не могут быть выполнены одновременно. В связи с этим переводы можно разделить на классические — ориентированные на автора и текст, и авангардистские — ориентированные на читателя и контекст.
4. Перевод не может быть эквивалентен исходному тексту, каким бы ни был этот текст, и какое бы значение мы ни вкладывали в понятие “эквивалентен”.
II. ЛОГИКА ПЕРЕВОДА
Правила классического (или “текстуального”) перевода до определенной степени могут быть формализованы.
1. Следует стремиться к максимальной аутентичности понятий в оригинале и в переводе.
2. Выражения, имеющие на языке перевода нулевой семантический спектр, даются в транскрипции (“дао”, “карма” и т.п.).
3. Имена и названия переводятся в соответствии с установившейся традицией.
Последнее правило, конечно, противоречит предыдущим. Однако ни переводчику, ни издателю не удастся убедить публику в том что персонажа повестей Марка Твена звали Хаккелбэри Финн, что имя Мария по-английски звучит, как Марая, и что сказки Кэрролла повествуют о приключениях девочки по имени Элис. Сомневаюсь я и в том, что существует необходимость превращать принца Корвина в Кевина, а его сына — в Мелина. (Тогда почему бы не обозвать Роберта Фишера Робэтом Фиша?).
Трансляция имен представляет собой едва ни не главную трудность классического перевода — здесь несоответствие контекста выступает в зримой форме. Имя лишено смысла и воспринимается чисто фонетически. Культурная традиция содержит определенные правила восприятия звукосочетаний — в разных культурах разные. Так. в русскоязычной среде имена Маша и Мэри может носить героиня сказки, а имена Мария и, тем более, Марая — нет. Алиса — идеальное сказочное имя, а Элис больше подходит для детективной повести. Имена Кейт и Джиллиан вообще не осознаются как женские
Есть и другая сторона дела. Тройка имен — Илья, Никита (Добрынин) и Алеша — из повести В.Губарева “Путешествие на Утреннюю звезду” содержит намек, прозрачный только для русского читателя. Но точно так же исполнены скрытого смысла и многие западноевропейские имена — Артур, Ричард, Роланд, Жанна.
Вариантов решения этой задачи не счесть. Чаще всего имена даются в буквальном написании: Robert — Роберт, иногда — в транскрипции: Alice — Элис. Используется и нечто среднее: Kate — Кэт (хотя правильнее — Кейт). Имена формально переводят на русский язык: Kate — Катя, Julia — Юля,. контекстуально транслируют: Аня в стране чудес, Соня в стране чудес, русифицируют: Виолетта. Нэнси.
К массе недоразумений приводит “смысловой перевод”: Бильбо Торбинс, Фродо Сумникс, Мелкин, Лавр Наркис или Сюслень Маслютик и пр. (Читая мемуары Д.Бьюкенена, я с трудом идентифицировал хорошо знакомые мне корабли английской эскадры. Переводчик превратил “Лайона”, “Куин Мэри” и “Принцесс Ройял” (“Lion”, “Queen Mary” “Princess Royal”) в “Льва”, “Королеву Марию” и “Принцессу”.
В двадцатые годы в военно-исторической литературе распространилась традиция давать иноязычные имена и названия на языке оригинала — хорошая идея, но, увы, неприемлемая для художественного перевода.
4. Конструкции, обладающие широким семантическим спектром, переводятся “по контексту”.
Другими словами — как бог на душу положит. И какой бы вариант не выбрал переводчик. его обязательно обвинят в пренебрежении оригиналом. Конечно. “Pattern” в “Хрониках Эмбера” Р. Желязны не означает “Лабиринт”. Что делать переводчику? Давать транскрипцию? Предлагать читателю трехстраничную сноску об употреблении термина “Pattern” в английском языке (образец, модель, форма, выкройка, узор, стиль, лекало и т. д.)? Или, следуя примеру безымянного переводчика-любителя, продублированного М.Гилинским, предпочесть термин из ассоциативного ряда? И то плохо, и другое, и третье.
Еще хуже обстоит дело с формализацией перевода, сохраняющего контекст. Переводчик оказывается в положении конструктора, которому предлагают скопировать новейший американский истребитель и при этом предупреждают, что аналогичных двигателей промышленность не производит, отечественный радиолокатор весит двенадцать тонн, а для питания бортовой ЭВМ требуется дополнительная электростанция, не говоря уже о том. что термоустойчивой пластмассы тоже нет... но тактико-технические данные должны, тем не менее, строго соответствовать.
Льюис Кэрролл, прекрасно понимающий непереводимость своих сказок, рекомендовал именно такой путь: построить полный аналог исходного текста на материалах другой культуры. После нескольких не вполне удачных и вполне неудачных попыток задачу решила Н. Демурова, создавшая, по сути, специальную теорию перевода Л.Кэрролла на русский язык. Так что, не прошло и ста лет, и программа автора Алисы была реализована.
Положим, дело здесь — в особой сложности текста. Но уверены ли мы в том, что “Повелитель света” Р. Желязны или “Левая Рука Тьмы” У. Ле Гуин намного проще? Будем ждать адекватного перевода к концу XXI века?
Или, все-таки, воспользуемся так называемыми ФЛП-шными поделками?
Да, конечно, переводы эти кошмарны как с точки зрения текста, так и с позиции контекста. Но давайте отдавать себе отчет в том, что пока не были построены фешенебельные океанские лайнеры, люди плавали через Атлантику на утлых суденышках, весьма подверженных “непреодолимым силам морской стихии”
“Мореплавание необходимо”.
III. ЭТИКА ПЕРЕВОДА
Будем рассматривать оригинал и переводы через призму мироощущения Эмберовского цикла Р. Желязны. Первоначальный текст произведения находится в Эмбере. единственно правильном — реальном — мире. Текст отбрасывает тени — или, если хотите, создает отражения. Отражения эти связаны с Эмбером, но отличны от него; отличия накапливаются по мере удаления от истинного мира и приближения к царству Хаоса, где случайность торжествует над закономерностью, произвол над законом, энтропия над порядком исходного текста.
Эта модель не только позволяет наглядно представить бесконечный спектр возможных переводов — равноправных, но не равносильных, — но и позволяет наметить пути к решению некоторых этических проблем.
Прежде всего, согласимся с тем, что, подобно тому, как принц Корвин не отвечает за последствия правления убогих тиранов из отражений, носящих его имя, так и автор оригинала не отвечает за выкрутасы переводчика.
Во-вторых, отдадим себе отчет в том, что автор не властен над своим произведением. Раз уж он выпустил его из рук, предложив текст издателю, он утратил суверенитет над этим текстом и не может препятствовать читателю интерпретировать произведение по-своему. Между тем, одной из форм такой интерпретации и является создание зависимого произведения, каковым является перевод.
В таком случае, автор не вправе запрещать переводы своих текстов и не должен требовать гонорары с иноязычных издателей.
Мы избежим многих трудностей, если признаем переводчика автором зависимого произведения, пользующимся всей полнотой прав на созданный им текст.
Право авторства, разумеется, должно сохраниться и при обратном переводе. Автор, который оттранслирует на английский “Хранителей” А.Кистяковского и В.Муравьева, получит все права на созданный им текст. По всей вероятности, это не породит особых юридических или нравственных проблем. Скорее всего, новый — дважды транслированный — текст будет мало чем отличаться от исходного и попадет тем самым под закон о плагиате. При значительных отличиях он почти наверняка окажется хуже исходного (снижение толкований при переводе!). Если же он,. вдруг, окажется лучше оригинала, можно лишь поздравить переводчика и читателей!
Так, “День триффидов” Д. Уиндема, “Саргассы в космосе” Э. Нортон, а также, возможно, и некоторые произведения Э. Хемингуэя значительно выиграют от обратного перевода на английский. Есть основания предполагать, что обратный перевод с английского на русский не повредил бы и книгам Л.Толстого.
Предложенный подход, несомненно, противоречит Бернской и Женевской конвенциям по авторскому праву. Но, на мой взгляд, соглашения, базирующиеся на ошибочном представлении об абсолютном и безусловном приоритете оригинала, некорректны и должны быть отменены. Они и будут отменены — уже потому, что препятствуют свободному обращению информации. Вопрос лишь в том, насколько поздно.
В-третьих, “уровень жизни” на отражениях не определяется степенью близости истинного мира. Поэтому критерием оценки качества перевода следует считать степень воздействия на читателя зависимого текста, созданного переводчиком. Критерий соответствия оригиналу является вторичным.
На мой взгляд, “Девять принцев Эмбера” М.Гилинского — прекрасное литературное — зависимое! — произведение, чего никак не скажешь о “Мире Нуль-А” или “Повелителях мечей” того же М.Гилинского. (Конечно, когда мне, наконец, предложат зависимый от цикла Р. Желязны текст, написанный лучшим русским языком, содержащий более глубокую философию, базирующийся на более содержательной картине мира, я немедленно изменю свою оценку. Горе побежденным!).
Аналогичным образом, мы должны высоко оценить сказки А. Волкова (во всяком случае — первую из них), рассматривая их, как грамотный контекстуальный перевод Л. Фрэнка Баума. Пересказы Б. Заходера также могут рассматриваться, как контекстуальные переводы Алисы и Винни-Пуха.
А вообще, переводов, как и отражений, может быть сколь угодно много, и далеко не все они могут быть соотнесены по признаку “лучше—хуже”.
IV. “МИРАЖИ БЕРЕГОВ, ПОКРЫВАЛА ЗЕМЕЛЬ...”
Возможно, решение проблемы перевода вообще не лежит в плоскости лингвистики. Если нельзя адекватно транслировать текст, то, быть может, удастся, оттранслировать психику читателя? Представьте себе: Вы покупаете в магазине книгу, а вместе с ней приобретаете знание соответствующего языка и особенностей данной культуры. По схеме “Обмена разумов” Р.Шекли: “Вселяясь в дом, получаешь право пользоваться мебелью”.
Конструктивно это решение может быть оформлено в виде прибора, который, определенным образом модифицируя электронные потенциалы мозга и информационные потоки в нем, видоизменяет всю систему первичных понятий и навыков, навязанных Вам культурой. Разумеется, обратимо — на время чтения книги.
Тогда Вы будете читать Голсуорси, как англичанин, воспринимать юмор Марка Твена, как американец конца XIX столетия, понимать “Сатанинские стихи”, как человек, выросший на стыке индийской, исламской и христианской цивилизаций. Задача трансляции окажется полностью решенной, а весь набор противоречий, рассмотренный в этой статье, трансформируется в структурные противоречия Вашей психики.
Бесплатных пирожных не бывает!