Считалось, что Платон был божественного происхождения как по отцовской, так и по материнской линии, причем предком его в обоих случаях был Нептун, но мало того: в Афинах считалась достоверной следующая версия его происхождения. Аристон не знал, как овладеть прекрасной Периктионой; во сне бог Аполлон возвестил ему, чтобы он не прикасался к ней, пока она не разрешится от бремени: это и были отец и мать Платона [419. - Аристон — имя отца Платона, происходившего из знатного афинского рода; Периктиона — имя матери Платона. Приводимая Монтенем версия происхождения Платона почерпнута у Диогена Лаэрция, III, 1.].
Сколько существует подобных побасенок о том, как боги наставляли рога бедным смертным, и о мужьях, несправедливо оклеветанных ради детей [420. - … ради детей? — т. е. чтобы дети могли хвалиться своим «божественным» происхождением.]?
У магометан народ верит, что есть много таких Мерлинов [421. - Мерлин — легендарный волшебник и пророк древних бриттов, герой рыцарских романов т. н. «Артуровского цикла». По преданию, был рожден без отца.], т. е. детей, не имеющих отцов, зачатых духовно и рожденных божественным образом из чрева девственниц; они носят имя, означающее это понятие на их языке [422. - У магометан народ верит… — Монтень опирается здесь на труд своего современника Гильома Постеля, путешествовавшего по восточным странам (см. : G. Postel. Histoires orientales. Paris, 1560).].
Следует помнить, что для всякого существа нет ничего прекраснее и лучше его самого (лев, орел и дельфин выше его ценят себе подобных) [423. - … для всякого существа нет ничего прекраснее… его самого… — Приводится у Цицерона (О природе богов, I, 27).] и всякий сравнивает качества всех других существ со своими собственными. Эти качества можем усиливать или ослаблять, но мы не можем сделать ничего большего, ибо дальше этого сопоставления и ; этого принципа наше воображение не способно пойти; оно не состоянии вообразить ничего иного, оно не может выйти за эти пределы и переступить их! Так возникли следующие древние умозаключения: «Самый прекрасный из всех обликов — это человеческий; следовательно, богу присущ этот облик. Никто не может быть блаженным без добродетели; не может быть добродетели без разума, а разум нигде, кроме человеческого тела, находиться не может; следовательно, бог имеет человеческий облик» [424. - … бог имеет человеческий облик. — Приводится у Цицерона (О природе богов, I, 18).].
Ita est informatum anticipatum mentibus nostris ut homini, cum de deo cogitet, forma occurrat humana. [425. - Таковы привычка и предубеждение нашего ума, что если человек начнет размышлять о боге, то представляет себе его в виде человека (лат.). — Цицерон. О природе богов, I, 27.]
Ксенофан [426. - Ксенофан — см. прим. 17, т. I, гл. XI.], шутя, заявлял, что если животные создают себе богов (а это вполне правдоподобно!), то они, несомненно, создают их по своему подобию и так же превозносят их, как и мы. Действительно, почему, например, гусенок не мог бы утверждать о себе следующее [427. - … почему… гусенок не мог бы утверждать… — Монтень здесь и дальше осмеивает антропоморфизм и антропоцентризм (согласно которому человек есть конечная цель мироздания) как религиозно-идеалистические предрассудки.]: «Внимание вселенной устремлено на меня; земля служит мне, чтобы я мог ходить по ней; солнце — чтобы мне светить; звезды — чтобы оказывать на меня свое влияние; ветры приносят мне одни блага, воды — другие; небосвод ни на кого не взирает с большей благосклонностью, чем на меня; я любимец природы. Разве человек не ухаживает за мной, не дает мне убежище и не служит мне? Для меня сеет и мелет он зерно. Если он съедает меня, то ведь то же самое делает он и со своими сотоварищами — людьми, а я поедаю червей, которые точат и пожирают его». Сходным образом мог бы рассуждать о себе журавль и даже более красноречиво, ибо он свободно летает в этой прекрасной небесной выси и владеет ею: tam blanda conciliatrix et tam sui est lena ipsa natura [428. - Насколько природа — ласковая примирительница, настолько она благоприятствует тому, что ею создано! (лат.). — Цицерон. О природе богов, I, 27.].
Рассуждая подобным же образом, мы утверждаем, что все предназначено для нас: для нас существует вселенная, для нас — свет, для нас гремит гром, как творец, так и все твари существуют для нас. Мы — цель всего, мы — центр, к которому тяготеет все сущее. Посмотрите летопись небесных дел, отмеченных философами на протяжении более двух тысячелетий; боги действовали и говорили, имея в виду только человека; у них не было никаких других забот и занятий. То они воевали против людей:
domitosque Herculea manu
Telluris iuvenes, unde periculum
Fulgens contremuit domus
Saturni veteris, [429. - Сыновья Земли, от которых, трепеща, ждал гибели сверкающий дом древнего Сатурна, были укрощены рукой Геракла (лат.). — Гораций. Оды, II, 12, 6.]
то участвовали в наших смутах, воздавая нам за то, что мы много раз бывали участниками в их распрях:
Neptunus muros magnoque emota tridenti
Fundamenta quatit, totamque a sedibus urbem
Eruit. Hic Iuno Scaeas saevissima portas
Prima tenet. [430. - Здесь Нептун потрясает стены и основания, выворачивая их огромным трезубцем, и весь город рушит до основания. Там беспощадная Юнона первая завладевает Скейскими воротами (лат.). — Вергилий. Энеида, II, 610 ел.]
Желая обеспечить поклонение одним лишь богам своих отцов, все кавнии, вооружившись до зубов, бегут по своей земле, ударяя мечами по воздуху, чтобы поразить и изгнать из своих пределов чужеземных богов [431. - … чтобы поразить и изгнать… чужеземных богов. — Кавнии — одно из критских племен. — Это сообщение приводит Геродот (I, 172).]. Боги наделяются теми способностями, которые нужны человеку: один исцеляет лошадей, другой — людей; один лечит чуму, другой — паршу, третий — кашель; один лечит такой-то вид чесотки, другой — такой-то (adeo minimis etiam rebus prava religio inserit deos [432. - Так суеверие связывает богов с самыми ничтожными делами (лат.). — Тит Ливий, XXVII, 23.]). Один бог содействует произрастанию винограда, другой — чеснока; один покровительствует разврату, другой — торговле; у ремесленников всякого рода — свой особенный бог; каждый бог имеет свою область: один чтится на востоке, другой — на западе:
hic illius arma
Hic currus fuit. [433. - Здесь были ее [Юноны] оружие и колесница (лат.). — Вергилий. Энеида, I, 16.]
О sancte Apollo, qui umbilicum certum terrarum obtines! [434. - О святой Аполлон, обитающий в самом центре земли! (лат.). — Цицерон. О гадании, II, 56.]
Pallada Cecropidae, Minoia Creta Dianam,
Vulcanum tellus Hipsipylea colit,
Iunonem Sparte, Pelopeiadesque Mycenae,
Pinigerum Fauni Moenalis ora caput;
Mars Latio venerandus erat. [435. - Афиняне чтят Палладу, миносский Крит — Диану, Лемнос — Вулкана, Спарта и Микены — Юнону, Менал — голову Пана в сосновом венке; Марса же почитают в Лациуме (лат.). — Овидий. Фасты, III, 81.]
Некоторые боги имеют в своем распоряжении всего лишь какую-нибудь деревню или владеют всего-навсего одним семейством; некоторые боги живут в одиночестве, другие — в добровольном или вынужденном союзе друг с другом.
Iunctaque sunt magno templa nepotis avo. [436. - Храм внука соединен с храмом знаменитого предка (лат.). — Овидий. Фасты, I, 294.]
Есть среди богов и столь захудалые (ибо число их было очень велико, достигая тридцати шести тысяч [437. - … число их очень велико, достигая тридцати шести тысяч… — Приводится у Гесиода: Труды и дни, 252, где говорится о тридцати тысячах богов. Дальнейшее почерпнуто Монтенем у Августина (О граде божием, IV, 27), цитирующего Варрона.]), что для произрастания одного колоса пшеницы требовалось не менее пяти или шести богов, и все они имели разные имена. У каждой двери было три божества: один у порога, другой у петель, третий у косяка; четыре божества были при колыбели ребенка: один ведал его пеленками, другой — его питьем, третий — пищей, четвертый — сосанием. Были божества известные, неизвестные и сомнительные, а иные не допускались даже в рай:
Quos quoniam caeli nondum dignamur honore,
Quas dedimus certe terras habitare sinamus. [438. - Так как мы не считаем их еще достойными неба, то позволим им по крайней мере обитать на дарованных им землях (лат.). — Овидий. Метаморфозы, I, 194.]
Были божества, введенные поэтами, физиками, гражданскими властями; некоторые божества, обладая наполовину божественной, наполовину человеческой природой, являлись посредниками между нами и богом, нашими заступниками перед ним. Им поклонялись с меньшим почтением, как божествам второго ранга; иные божества имели бесчисленное количество званий и обязанностей; иные почитались добрыми, иные — злыми. Были божества старые и дряхлые, были и смертные. Хрисипп полагал, что при последнем мировом пожаре все боги погибнут, кроме Юпитера [439. - Хрисипп полагал, что… все боги погибнут, кроме Юпитера. — Приводится у Плутарха (О распространенных взглядах, 27).]. Человек придумывает тысячу забавных связей между собой и богом: не бывает ли он иной раз его земляком?
Iovis incunabula Creten. [440. - Крит — колыбель Громовержца (лат.). — Овидий. Метаморфозы, VIII, 99.]
Вот как объясняли это дело великий понтифик Сцевола и великий теолог тех времен Варрон: народ не должен знать многого из того, что есть истина, и должен верить во многое такое, что есть ложь [441. - Публий Муций Сцевола — римский правовед, консул 133 г. до н. э. , в том же году — верховный понтифик; Цицерон называет Сцеволу основателем науки гражданского права. — Приводимые высказывания Сцеволы и Варрона приводятся у Августина (О граде божием, IV, 27 и 31).]: cum veritatem qua liberetur, inquirat; credatur ei expedire, quod fallitur. [442. - В то время как он ищет истину, которая открыла бы ему все пути, мы считаем, что ему лучше обманываться (лат.). — Августин. О граде божием, IV, 31.]
Человеческий глаз может воспринимать вещи лишь в меру его способностей. Вспомним, какой прыжок совершил несчастный Фаэтон [443. - Фаэтон — сын бога солнца Гелиоса и океаниды Климены. Не справившись с конями огненной колесницы своего отца, он упал на землю и разбился насмерть.], когда захотел смертной рукой управлять конями своего отца. Наш разум рушится в такую же бездну и терпит крушение из-за своего безрассудства. Если вы спросите философов, из какого вещества состоят небо и солнце, то разве они не скажут вам, что из железа или (вместе с Анаксагором) из камня [444. - … небо и солнце… из камня… — Анаксагор — см. прим. 54, т. II, гл. XII.], или из какого-нибудь другого знакомого нам вещества? Если спросить у Зенона [445. - … природа… изумительный огонь, способный порождать… — Приводится у Цицерона (О природе богов, II, 22).], что такое природа, он ответит, что она — изумительный огонь, способный порождать и действующий согласно твердым законам. Архимед [446. - Архимед — величайший древнегреческий математик и механик, которого Энгельс называет одним из представителей «точного и систематического исследования» в древности.], величайший знаток той науки, которая приписывала себе наибольшую истинность и достоверность по сравнению с другими, утверждает: «Солнце — это бог, состоящий из раскаленного железа». Неплохая выдумка, к которой приводит уверенность в красоте и неизбежной принудительности геометрических доказательств! Однако они не так уж неизбежны и полезны; недаром Сократ считал [447. - … Сократ считал… — Это приводится у Ксенофонта (Воспоминания о Сократе, IV, 7, 2). Полной Лампсакский — один из виднейших учеников Эпикура. Говоря о «сладких плодах», которые Полион вкусил, познакомившись с учением Эпикура, Монтень имеет в виду отношение Эпикура к чувственному познанию. Эпикур не отрицал его, но ограничивал, считая, что вследствие своей неточности оно не может дать истинного познания.], что достаточно знать из геометрии лишь столько, чтобы уметь правильно измерить участок земли, который отдают или получают; а превосходный и знаменитый в этой области ученый Полиэн стал пренебрежительно относиться к геометрическим доказательствам, считая их ложными и призрачными, после того как он вкусил сладких плодов из безмятежных садов Эпикура.