потребностей выступает как нарушение всего внутреннего единства сознания, а
оно-то и является главной жизненной необходимостью субъекта, живущего в этом
мире. В сложном жизненном мире конфликт двух потребностей не может быть решен
в рамках двусторонних отношений между ними. Здесь требуется обращение ко всей
целостности сознания или к ценности, которая эту потенциальную целостность
представляет. Во-вторых, возникновению кризиса способствует сама легкость
мира. Трудный мир, жизнь в котором дробится на ряд сменяющих друг друга
ситуаций, дает порой субъекту возможность выйти из ситуации, где он страдал
от раздвоенности, в другую, где он может вновь ощутить цельность и
самотождественность. В случае нравственных коллизий трудный мир дает личности
возможность в жертвенном труде, в искупительном подвиге реально ощутить новую
цельность, которую еще только предстоит обрести в будущем. Легкий же мир
лишен "других ситуаций" и "будущего", никаких "там" и "тогда" у существа
этого мира нет. Его жизнь сжата в точке "здесь-и-теперь", которая окружена
хронотопом "нигде-и-никогда": если не здесь - то нигде, если не теперь - то
никогда. Поскольку в этой точке цельность не достигнута, феноменологически
это "навсегда". Понятно, что такое состояние и есть кризис. Таким образом,
неразрешимое противоречие жизненных отношений (конфликт) в условиях легкого и
сложного мира оборачивается кризисом.
В реальной жизни человек нередко принимает временные, черновые решения: "Пока
так, а там посмотрим". В условиях же легкого мира подобное решение
внутреннего противоречия почти неизбежно приведет к кризису. Причина в том,
что установленное в данный момент единство сознания мгновенно ("здесь-и-
теперь") реализуется, становясь единством жизни. И если разрешение конфликта
было хоть на гран ложным, не учитывало всей полноты последствий, то эта
маленькая ложь сознания в условиях легкости реализации превращается в
неправду всей жизни, ее неподлинность. Возникает необходимость ценностного
суда над всей жизнью, критики и пересмотра ее глубинных оснований, т. е.
ситуация кризиса. "Недаром слово „кризис" означает „суд" и родственно слову
„критика"' [32, 237].
Итак, отсутствие в легком и сложном мире внешнего опыта реализации решений
сознания, последовательных проб, ошибок и исправлений, медленной личностной
ковки в жертвенном труде и страдании, разовость всех жизненных
преобразований, когда субъект не проходит по ступеням лестницы ценностного
возрастания, а должен здесь-и-теперь наперед угадать жизнь, приводят к тому,
что не только сам конфликт, но и почти всякое его решение очень легко может
порождать кризис. Поэтому все существование в легком и сложном мире носит
преимущественно кризисный характер.
4. Критические ситуации трудного и сложного мира
Здесь происходит дифференциация стресса, фрустрации, конфликта и кризиса. Для
того чтобы проанализировать эту дифференциацию, нужно ввести одно общее
представление о соотношении жизненных миров. Типы жизненных миров
теоретически сконструированы так, что между ними имеются не отношения
исключения, а отношения одностороннего включения, а именно: 2-й
("реалистический") и 3-й ("ценностной") миры включают в себя 1-й
("инфантильный"), а 4-й ("творческий") - 1, 2 и 3-й. Закономерности этих
миров продолжают действовать в составе трудного и сложного мира, но в
подчинении и под контролем его собственных законов, примерно таким образом и
в такой степени, как более древние отделы головного мозга подчиняются новым и
контролируются ими. Этот контроль не абсолютен, и какая-нибудь из "низших"
закономерностей на время может стать доминирующей и определять все состояние
жизненного мира. Такой временный сдвиг доминирующей закономерности жизненного
мира мы будем называть "соскальзыванием".
Ситуация стресса не является для субъекта, конгруэнтного трудному и сложному
миру, т. е. принимающего трудность и сложность как норму жизни, критической,
ибо он и не рассчитывает на удовлетворение в каждой точке жизни. Однако и
некоторых условиях стресс может порождать кризис [52].
Первое из них состоит в соскальзывании на какой-то срок из "творчески-
волевого" мироощущения в инфантильное. Тогда любая сложность или трудность
вызывает состояние, которое можно назвать "микрокризисом". Такого рода
стояния знакомы многим. На фоне относительного житейского благополучия
возникают ощущения глобальной смыслоутраты, горького одиночества,
безнадежности существования, обостряются старые, казалось бы, давно пережитые
обиды, "комплексы", разочарования, страхи. Микрокризис не имеет обычно
явного, локализованного бытийного источника. Сознание, нередко с оттенком
нездорового удовлетворения, ищет повсюду подтверждений полного краха жизни и
несостоятельности личности. По болезненности микрокризис может не уступать
кризису, но длится обычно недолго, иногда всего несколько минут, в отличие от
кризиса, продолжительность которого обычно исчисляется месяцами.
Второе условие перехода стресса в кризис может создаваться длительным,
хроническим интенсивным стрессом. Субъект трудного и сложного мира не считает
нормой жизни наличие удовлетворенности в каждой точке "здесь-и-теперь",
однако полное отсутствие удовлетворенности во всех обозримых точках "там-и-
тогда" делает жизнь в целом психологически невозможной, бессмысленной. Ибо
смысл хоть и не совпадает с удовольствием и может даже вырастать на почве
страдания, но вовсе без удовольствия и удовлетворенности он существовать не
может. Переход хронического интенсивного стресса в кризис совершается
опосредованно, через порождаемые стрессом фрустрации и конфликты.
Так, потеря близкого человека, которая, казалось бы, затрагивает в основном
одно жизненное отношение, как правило, вызывает кризис в силу всех трех
названных причин, но в особенности потому, что в остром горе зримо проступают
внутренние связи между утратой и всеми жизненными отношениями. При этом еще
возникает тенденция к "поглощенности образом умершего" [16], т. е. к сведению
жизни в целом - утрате. И тогда утешение горюющего может быть направлено
против этого "соскальзывания" к внутренне простому миру - на удерживание
сознания человека в реальной полноте его жизни.
Конфликт выступает в трудном и сложном мире как самостоятельная критическая
ситуация, поскольку это не просто напряженная жизненная слож ность (она-то
"норма" данного мира), а невозможность разрешения противоречий жизненных
отношений.
Особенностью существования конфликта в сложном и трудном мире является то,
что противоборствующие жизненные отношения встречаются здесь не как чистые
идеи, принципы, смыслы, а в виде деятельностей, вплетенных в общую
материальную, чувственную ткань жизни, каждая из которых есть целый комплекс
чувств, воспоминаний, действий, привычек и т.д., осевших, привязавшихся,
воплотившихся во внешних объектах (старое кресло, запах осенних листьев,
утренняя чашка кофе). Поэтому конфликт протекает не только в поле отношений
мотивов и ценностей (как в легком и сложном мире), а как бы в диалоге с
внешним миром, реальным опытом. В сложном и трудном мире есть время и место
для проб и ошибок, испытаний и возвратов, отсрочек и компромиссов, советов и
отдыха. "Трудность" мира, с одной стороны, заметно осложняет разрешение
конфликта, ибо приходится считаться не только со смыслами, но и с их
врастанием в материальную ткань мира и жизни. С другой стороны, "трудность"
смягчает конфликт, противодействуя его перерастанию в кризис.
Такое противодействие иногда оказывается недостаточным, и тогда конфликт
переходит в кризис. Одна из возможностей этого перехода связана с
соскальзыванием мироощущения субъекта в режим функционирования легкого и
сложного мира. В сознании начинает доминировать структура "здесь-и-теперь",
возникает установка на разовое, окончательное, бескомпромиссное разрешение
конфликта ("времени больше не будет", "сейчас или никогда"). В этом состоянии
глубокое чувство вины и осуждение всей своей жизни сменяется готовностью
жертвой и подвигом сразу исправить и переделать всю жизнь. Решения,
принимаемые в такие минуты, столь же насыщены пафосом, сколь и нереалистичны,
но именно этим они и ценны: даже сравнительно легкий ценностный микрокризис
может принести личности важные прозрения о внутренней правде и назначении ее
жизни.
Этот микрокризис может носить и противоположный характер. Тогда симптомами
его могут стать компенсаторные фантазии о "лучшем мире" в другом месте и/или
времени, порой приобретающие псевдорелигиозный характер. Невротики, например,
нередко жалуются на то, что они родились не в свое время. В ситуации
переживания такого микрокризиса часто весь мир кажется погрязшим во зле,
безнадежно испорченным: "люди злые", "никому невозможно довериться" и т. п.
Внутренние конфликты при этом проецируются на отношения с внешним миром, в
котором и отыскивается конечная причина страдания. Это, по сути, освобождает
сознание от необходимости решать конфликт, поскольку внутри его нет, а
внешний мир "неисправим". Так, уйдя от конфликта, сознание парадоксальным
образом утешается кризисом, находя в глобальном осуждении мира оправдание
себе.
Второй случай перехода конфликта в кризис наблюдается тогда, когда сознание
удерживается в рамках "трудного и сложного мира", но в конфликт оказываются