Результаты отнюдь не однозначны. Одичание огромного большинства, прикрытое, впрочем, благопристойными ризами изобильного прозябания в рамках общества потребления соседствует с возвышением малочисленной элиты, концентрирующей знания, власть и Богатство. Демократические институты, партии, парламенты и общественные движения приобретают мишурные черты. Но главное - рушится прежняя социальная структура. Малообразованная молодежь, утратившая связь с прошлым и настоящим, инстинктивно осознает себя новым сословием. Стихийный бунт этого сословия выливается в жалкий эпатаж, наивный мистицизм, террористическое левачество, мелкотравчатый паразитизм, в псевдораскованность хиппи, панков и пр.
В создавшихся условиях, отличающихся небывалым еще измельчанием человеческого материала, движущей силой общественных процессов становится широкомасштабное манипулирование людьми. И, пожалуй, одна из немногих функций, с которой все еще справляется современная система образования, состоит именно в том, чтобы подготовить не субъектов‚ а объектов такого манипулирования, расчеловечить и обезличить молодое поколение.
Вот здесь, в этом занижении человеческого в человеке, по-видимому, кроется самый главный источник всех глобальных проблем наших дней. Собственно говоря, кризис человека есть причина и следствие всех остальных кризисов современности. А предзаданность, предопределенность этого кризиса во многом определяется кризисом системы образования, представляющим собой лишь свое иное кризиса человека. Вот почему и выход видится в сов тесном преодолении двух этих кризисов, заключающемся в переделке человеческой природы.
3. Бегство от цивилизации?
Многое из сказанного выше уязвимо для критики, а следовательно, сомнительно. Втом числе и потому, что во имя качественного демонстративного описания были принесены в жертву фактичность и аналитичность. Однако аналитических и фактологических картин нынешнего кризиса образования более чем достаточно. Вспомним лишь доклад о состоянии дел в школе США, представленный конгрессу под броским названием «Нация в опасности».
Так что дело не в фактах. Дело в их интерпретации. Еще точнее, в прояснении духовных и онтологических оснований происходящего в сфере человеческого бытия, в сфере образования и в обществе в целом.
Быть может, дополнительный свет на эти основания прольет историческая аналогия. Существует некая тайна в феномене падения античной цивилизации, когда столь мощная конфигурация духовной жизни и социальной организации, как Римская империя, после многовекового торжества в исторически сжатый срок подвергалась чуть ли не добровольной, чуть ли не желанной варваризации под знаком нарождавшегося христианства.
Г. К. Честертон по-своему приоткрывает эту тайну, усматривая ее в прохождении античным человеком границ морально дозволенного, в попрании им своей человечности. Отсюда и тысячелетнее покаяние, тысячелетняя аскеза, прерванная нахождением новой гармонии, прообраз которой философ увидел во Франциске Ассизском.
Мы склонны согласиться с умозрением Честертона, предложив более рационалистическую и соответственно более приземленную трактовку. думается, на закате Римской империи античность преступила доступные человеку пределы бытия, закрепив эту запредельность в своих социальных структурах, культурно-нравственных нормах, типе образования и воспитания личности.
Что это означает? Грубо говоря, то, что идеалы, цели, ценности и смыслы античного мира были как бы истрачены, следование им не предполагало внутренней жизни, а таило духовную гибель. Это также означает, что трансцендентное для человека стало трансцендентальным, отложившись затем в формах обыденного сознания. «К несчастью античной цивилизации, - отмечает Честертон, - для огромного большинства древних не было ничего на мистическом пути, кроме глухих природных сил - таких, как пол, рост, смерть».
Не то ли наблюдается и ныне в рамках современной цивилизации? В России, правда, вошло в моду покаяние по поводу уничтожения Храма Христа Спасителя. Но это не более чем фарс. Храмы давно взорваны во всей Европе, точнее, они представляют собой могильные камни на теле умершей культуры прошлых столетий.
Как и во времена позднего Рима, современную цивилизацию определяет явное преобладание людей, которые, во-первых, не ведают никаких запретов, не знают ответственности перед прошлым и будущим, перед ближними и дальними и которые, во-вторых, необычайно деятельны и могущественны, невероятно настойчивы и упорны как в создании, так и в разрушении вечных Богатств, в стремлении ко всем формам обладания и власти.
Этот массовый человеческий тип является образцовым питомцем классической школы. Эта школа, с одной стороны, перегружает его память прагматическими знаниями, учит его суровой дисциплине труда и накопления. С другой стороны, она подавляет его сознание, отделяет его от органического слоя высокой культуры, задерживает развитие чувств на самом примитивном уровне. Возможно что именно школа является самым опасным местом, самой больной зоной современной цивилизации, представляя собой своего рода капкан, выставленный человечеством на своем собственном историческом пути.
Суть же проблемы видится в следующем. В XX веке произошла смена типа культурно-исторического наследования. Если прежде, по образному выражению М. Хайдеггера, человек входил в историю пятясь, или, говоря словами К. Маркса, традиции прошлых поколений витали над ним как кошмар, то теперь, опять-таки вспоминая Хайдеггера, «время временится из будущего».
Иными словами, от веками и тысячелетиями складывавшегося типа социокультурного наследования, основанного на передаче свода прошлых образцов, которые столь удобно было преподносить в виде логически завершенной системы знаний и правил, человечество в считанные десятилетия совершило поворот к совершенно новому и одновременно новаторскому типу социокультурного наследования, в рамках которого главным стало не усвоение прежних рецептов, а подготовка к овладению методами и содержанием познания и практики, которых никогда ранее не существовало.
Этому коренному перевороту отвечает радикальное изменение функций школы вкупе со средствами массовой коммуникации. Они стали полностью определять чуть ли во весь социокультурный опыт, доступный личности
Но классическая система образования оказалась полностью не готова, к этой своей новой роли. Ее потенциал целиком исчерпывается передачей знаний, информации. Она не сумела адекватно заменить семью, церковь, социальные и профессиональные группы и поэтому готовит человека знающего, но не сознающего, морализующего, но безнравственного, воспитанного, но не культурного. В конечном счете современной системе образования не удается в полной мере справиться ни со своей новаторской миссией, ни реализовать отвечающие этой миссии регулятивы мышления и поведения, т.е. этики жизни. Напротив, нынешняя школа, скорее, осуществляет тотальное подавление культуры, она преподносит расчеловеченные знания.
Собственно говоря, классическая система образования в дошедшем до нас виде по своему происхождению и назначению и не может быть иной. Она антигуманна и безлична, Потому что ее рассудочный, знаниевый характер, вся ее дидактика были рассчитаны на так называемое просвещение индивида, на разрыв его неосознаваемой связи с культурой и традициями. Проблему ресубъективизации или интериоризации культуры, возвращения. К традициям через рефлексию классическая школа не решала или решала, но совершенно иначе, чем нужно в наши дни, ибо такой проблемы в прошлом не было в силу естественной приобщенности каждого к определенному культурному микрокосмосу.
Уместно заметить, что разрыв между школой и культурой, дегуманизация образования - это составная часть конца света, после которого нам довелось жить. В определенном смысле мы находимся сейчас в загробном царстве, существуем в период реально совершающегося над вами Страшного суда. Нужны ли этому доказательства или достаточно посмотреть программу телевизионных новостей?
Но вернемся к нашей исторической аналогии, выбранной нами отнюдь не случайно. После К. Ясперса античность символизирует для нас осевое время, отличительное прорывом разума, появлением самосознательного, автономного субъекта. Финалом же осевого времени явилось новое наступление иррационального, овладения им человеком. Еще раз напомним, что не варвары разрушили Римскую империю, а ее собственные жители предпочли пустыни и пустыни моральному запустению своих городов. Не исключено, что большие города, брошенные без видимых причин майя Центральной Америки, также являются воспоминанием о культурно-нравственном кризисе другой, далекой от нас цивилизации.
Возрождение и последовавшие за этим столетия духовного взлета также принято относить ко второй волне осевого времени. Не присутствуем ли мы при затухании ее творческого порыва? Ведь и сегодня, как мы знаем, распространяются алармистские настроения, всевозможные суеверия, наблюдается стремление уйти от кризиса в кусты, причем в буквальном смысле «возвращения к природе».
Думается, однако, что подобный исход ныне невозможен, он просто неосуществим практически. Чтобы решить главную проблему современности - проблему выживания человека и человеческого рода, - требуются более рациональные и конструктивные действия.
Дело в том, что на этот раз, впервые за всю историю человеческого рода, пределы человеческого бытия интеллектуально, биологически и технологически вышли за границы естественной среды обитания вида homo sapiens на нашей планете. Поэтому любое изменение locus vitalis человека чревато серией непредсказуемых последствий - столь же драматичных, как и продолжение развития по прежнему пути. История закончится.