Фрадкин Ф.А.
Лекции по истории отечественной педагогики
ПЕТР ФЕДОРОВИЧ КАПТЕРЕВ И ОРИЕНТИРОВАННАЯ НА ПСИХОЛОГИЮ ПЕДАГОГИКА
П.Ф. Каптерев принадлежал к русским педагогам, которые были широко известны при жизни, стояли во главе научных направлений, но после смерти их имена забывались, труды не печатались. Это было связано с тем, что в 20-е годы идеи Каптерева об автономии школы, независимости педагогического образования от государства явно не совпадали с господствовавшим направлением мысли. В 30-40-е годы педагогические взгляды Каптерева казались подозрительными, ибо в них было много психологии и педологии. В последующие десятилетия авторы статей и учебников «пригоршнями» черпали его педагогические идеи, но имя ученого старались не упоминать. Впервые через шестьдесят лет после смерти ученого, в 1982 году, были опубликованы его избранные педагогические произведения.
Продолжатель традиций Н.И. Пирогова, К.Д.Ушинского, ученый, прекрасно знавший европейские языки, обратился к лучшему из того, что в этот период создавалось в России и на Западе В фундаментальной работе «Дидактические очерки. Теория образования» центральной является глава «Образовательный процесс – его психология». Она вся пронизана мыслью о том, что психология способствует наилучшему научному обоснованию педагогики и глубине практических выводов. Согласно Каптереву, педагогика является прикладной наукой, отвечающей на вопрос, как надо учить и воспитывать детей. Психология же является фундаментальной наукой о психике ребенка и его развитии и предстает базовой по отношению к педагогике. Базовыми для педагогики, согласно точке зрения Каптерева, является также логика, физиология, филология, социология.
БИОГРАФИЯ
П.Ф. Каптерев родился в 1849 году под Москвой в семье священника. Он прошел весь путь, предуготованный к занятию высших постов в церковной иерархии, – духовное училище, духовную семинарию, Московскую духовную академию. Но неожиданно для всех подающий надежды, самый молодой преподаватель философии Петербургской духовной семинарии подает в отставку и посвящает себя светской деятельности в области образования. Этот шаг, осужденный родителями и друзьями, стал началом рождения талантливого русского педагога, внесшего вклад в разработку психолого-педагогических проблем и подготовки к массовому образованию в России. Сам ученый объяснял свой поступок тем, что в стране, где четыре пятых населения безграмотны, «каждый порядочный человек должен в кризисные периоды жизни общества заниматься самым необходимым делом».
Каптерев стал преподавателем педагогики, психологии, логики в ведущих педагогических учреждениях Петербурга. Влияние педагога, опирающегося на последние достижения антропологических наук, было очень сильным в начале века. Он заложил традицию пропаганды достижений науки в провинции. Выступая лектором на курсах учителей, ученый много делал для теоретического обоснования обучения в земской школе с целью «просветить всю Русь школой, учением». Перу Каптерева принадлежат фундаментальные педагогические работы, в основу которых положена идея психологического обоснования педагогики. Его полное собрание сочинений составило бы много томов, но, к сожалению, оно так и осталось неосуществленным.
Позиция Каптерева как земского деятеля, просветителя, пропагандиста естественнонаучного знания вызвала конфронтацию с властями. Он подвергался преследованиям за «преподавание безумной педагогики», далекой от господствующей официальной доктрины, обвинялся в подрыве нравственности и безбожии. Ему то запрещали, то снова разрешали читать лекции. Однако, несмотря на давление со стороны органов власти и преследование полиции, Каптерев сохранял чувство собственного достоинства и самостоятельности. Он выступал с открытым забралом, не страшась никого. Автора анонимки он обвинил в невежестве, а членов проверявшей его работу комиссии Каптерев упрекнул в пристрастности. Современник Каптерева Ф.П.Степун хорошо объяснил феномен сопротивляемости интеллигентов внешнему давлению в дореволюционной России. «Возвращаясь сегодня утром к себе домой рябиновой аллеей... я с нежностью вспомнил дореволюционную Россию, до чего же она была богата по особому заказу скроенными и сшитыми людьми. Что ни человек – то модель. Ни намека на стандартизированного человека западноевропейской цивилизации. И это в стране монархического деспотизма, подавляющего свободу личности и сотнями бросавшего молодежь в тюрьмы и ссылки. Какая в этом отношении громадная разница между царизмом и большевизмом, этой первою в новейшей истории фабрикой единообразных человеков. Очевидно, государственный деспотизм не так страшен своими политическими запретами, как своими культурно-педагогическими заданиями, своими замыслами о новом человеке и новом человечестве. При всем своем деспотизме царская Россия духовно никого не воспитывала и в духовно-культурной сфере никому ничего не приказывала. Эта роль была ей и не под силу». (Степун Ф. Россия накануне 1914 года // Вопросы философии. 1992. № 9. С. 95-96).
Самое тяжелое время для жизни Каптерева наступило после Октября. Он не мог остаться жить в Петрограде. Здесь ему грозила смерть от голода и холода, либо арест за несогласие с политикой руководства департамента северных коммун. Начавшаяся враждебная кампания против старой профессуры, которая не приняла Октябрьскую революцию и активно выступала против политики советского правительства в области средней и высшей школы, привела к тому, что Каптерев вынужден был уехать в Воронежскую губернию. Вместе с Каптеревым в Воронеж перебралась из Петрограда целая группа известных ученых – С. Н. Введенский, К.К. Сент-Илер, А.И. Протопопов.
Это была внутренняя эмиграция из центра в провинцию для того, чтобы сохранить жизнь и воспитать учеников. Однако и здесь Каптереву пришлось отстаивать свои позиции. Всю жизнь он боролся за открытость и свободу образования для всех желающих и думал, что эта проблема была решена. Во всяком случае, в декларациях большевиков образование провозглашалось доступным и всеобщим. На самом же деле ничего подобного не произошло. В первую очередь места в вузах предоставлялись коммунистам и комсомольцам, затем рабочим и беднейшим крестьянам, и только на оставшиеся места принимались представители остальных социальных групп. Важнейшим был экзамен по политической грамотности. Лишенным фундамента образования, не имевшим вкуса к систематической напряженной работе студентам старый профессор казался не просто «контрой», а осколком ненавистного старого мира. В насыщенной политикой и непримиримостью послереволюционной атмосфере Каптерев с кафедры говорил о бестрепетной, как суд, науке, которая устанавливает вечные и непреложные истины. Для него наука представлялась храмом культурных идеалов и мастерской создания инструментария объективного изучения педагогического процесса. Наука может процветать, если она далека от политики, и никакая партия не должна вмешиваться в ее дела, утверждал ученый. Сама академичность и фундаментальность чтения лекций, тщательность работы с материалом была непонятна и чужда слушателям, мышление которых формировалось на митингах. Его недовольство уровнем подготовки студентов и предложение создать подготовительные курсы вызвало шок и подозрения в саботаже. Студентов вызывали в органы и спрашивали, не протаскивает ли старый профессор в своих лекциях антиматериалистические, антимарксистские, антисоветские идеи. Сотрудники ГПУ действовали в соответствии с указанием Дзержинского организовать слежку за профессорско-преподавательским составом университета. «На каждого интеллигента должно быть дело. Каждая группа и подгруппа должны быть освещаемы всесторонне компетентными товарищами, между которыми эти группы должны распределяться нашим отделом. Сведения должны проверяться с разных сторон так, чтобы наше заключение было безошибочно и бесповоротно, чего до сих пор не было из-за спешности и односторонности освещения». (Тополянский В. На каждого интеллигента должно быть дело // Лит. газета. 1993. 11 августа).
В роли «компетентного товарища» выступила Н.К.Крупская, написавшая рецензию на статью П.Ф. Каптерева, опубликованную в журнале «Педагогическая мысль» в 1921 году. Ее возмутила своим протестующим тоном даже вставка «От редакции журнала», членом редколлегии которой был Каптерев. В ней говорилось о катастрофическом положении дел в народном образовании, о невозможности нормальной работы редколлегии и выхода журнала в срок. «Если ко всему прибавить, – утверждалось в обращенной к читателям заметке, – моральные огорчения, обусловленные частыми потерями близких людей, то похищаемых смертью, то волею судеб удаляемых за пределы досягаемости, перед нашими глазами ясно встает картина той ужасающей обстановки, при которой приходилось работать нашим сотрудникам». Естественно, что тема заявления не могла понравиться Надежде Константиновне, так же как и характер опубликованной в журнале статьи Каптерева «О школьном самоуправлении и школьной дисциплине». Замысел автора она оценила как стремление «втоптать в грязь пробудившееся в юношестве стремление к организации деятельных работников». После первых страниц чтения текста Каптерева у нее возникло желание бросить читать, ибо что может сказать педагог, с такой ненавистью говорящий о молодежи, которая рвется по-новому организовать жизнь школы. «Каким затхлым духом веет от всего этого и как далек П.Ф. Каптерев от современной молодежи!» – восклицает Н.К.Крупская, выступая судьей идей Каптерева и журнала. Естественно, журнал вскоре закрыли, а Каптереву на долгие годы приклеили ярлык «не понявшего значения Октябрьской революции в области народного образования». (Крупская Н.К. Пед. соч.: В 6 т. Т. 2. С. 99-103).
Работая профессором в Воронежском университете, Каптерев по-прежнему смысл своей жизни видел в образовании народа, посвящении себя людям. Все попытки жены удержать его дома после первого воспаления легких, полученного в неотапливаемых помещениях университета, были отвергнуты им. Бывший студент вспоминал о реакции Каптерева на уговоры жены пропустить занятия из-за болезненного состояния. «Однажды в моем присутствии жена Петра Федоровича, Ольга Федоровна, пыталась убедить его пропустить одну лекцию, намекая, что у него повысилась температура. Он сдержанно, но несколько раздраженным тоном ответил ей: «Твоя философия, Оля, очень проста и прозрачна – поменьше риска, побольше духовного спокойствия, моя же несколько иная: начнешь пропускать – студентов разбалуешь, а молодежи нужно учиться не за страх, а за совесть, да кроме того, после лекции я сплошь и рядом чувствую себя бодрее, чем до лекции» (Цит. по диссертации З.М. Тамбиевой «Дидактические взгляды Каптерева». С. 16). «Зубр» не мог адаптироваться к новым условиям жизни. В 1922 году П.Ф. Каптерев умер в Воронеже от воспаления легких.