Смекни!
smekni.com

Идентификация как механизм адаптации к школьной жизни у первоклассников (стр. 5 из 6)

Коллективистская идентификация как определенный тип гуманных отношений есть смысловая форма репрезентации группой таких связей субъекта с другими, которые преобразуют его личностную позицию. В то же время характерный для детского возраста эгоцентризм, проявляющийся как в познавательной сфере, так и в сфере общения, препятствует развитию гуманных отношений. Однако особые средства (интерактивная совместная деятельность) приводят к децентрации ребенка в сфере межличностных отношений, развивают у него способность отнестись к другому как к себе самому. Изменение социальной позиции ребенка в системе взаимоотношений обеспечивается сменой интегрального/парциального санкционирования, когда ребенок становится ответственным за благополучие сверстника. Кроме того, интерактивная совместная деятельность через общность переживаний детей в группе позволяет установить отношения реципрокности (равноправности), которые и актуализируют механизм идентификации.

Нарастающая дифференциация чувств требует некой упоря­доченности, наверное, естественной шкалой для этого стано­вится само тело ребенка. Именно в это время им решается задача установления своей половой идентификации. Половая принад­лежность становится тем основанием, которое позволяет удер­жать разлетающиеся, когда-то целостные чувства, сделать их предметно отнесенными.

Свойство половой идентификации очерчивать границы прояв­ления чувств (мальчики не плачут, девочки не дерутся и тому подобное) возвращает ребенка к собственным переживаниям как ценности. Они упорядочиваются, приобретают (на время) защищенный вид. Не-Я конкретизируется в образе противопо­ложного пола. Это очень важный момент постоянства, обеспечи­вающий относительную стабильность этого периода развития, нарушаемую присутствием взрослых людей, обусловленно отно­сящихся к ребенку. Такими взрослыми являются соседи, присут­ствующие в психологическом пространстве ребенка без всякого его согласия-несогласия на это; такими взрослыми являются все учителя, по своему профессиональному статусу имеющие право воздействовать на Я-концепцию ребенка.

Та дифференциация чувств, которую переживает ребенок по отношению к людям – своим и чужим, – связана с необходимостью фиксации своего Я как самодостаточного, то есть обладающего способностью к самовосстановлению. Говоря иначе, ребенку надо как бы стать психотерапевтом для самого себя, чтобы переживать ценность своего существования. Это проявляется в той диалогичности сознания, которая позволяет Я существовать как динамической, а не статичной структуре.

Способность Я к самовосстановлению, к самосохранению под воздействием других людей – явление загадочное и почти совсем не изученное. Можно только предполагать, что удерживает пяти-семилетнего ребенка от безусловного подчинения другим лю­дям, далеко не всегда реализующим по отношению к нему нрав­ственные и гуманистические принципы.

Содержанием учебной деятельности являются теоретические знания, которые связаны с теоретичес­ким сознанием и мышлением людей. Как писал В.В. Давыдов, "усвоение азов этих форм общественного сознания и соответ­ствующих им духовных образований предполагает выполнение детьми такой деятельности, которая адекватна исторически воп­лощенной в них человеческой деятельности"[4].

Считается, что учебная деятельность определяет возникно­вение психологических новообразований – рефлексию, произ­вольность, внутренний план действий, которые необходимы для освоения такого важнейшего элемента культуры, как инструк­ции, или способы, действия с предметами.

Без рефлексии невозможно выделение самих способов дей­ствия как особого свойства активности; произвольность позволя­ет разделять разные планы реальностей и действия в них; внут­ренний план действий обеспечивает необходимую систему коор­динат для организации психологического пространства Я.

Появление этих новообразований, как показывают много­численные исследования, существенно зависит от содержания образования – от содержания усваиваемых знаний. Доказанным можно считать факт, что развивающий характер учебной дея­тельности проявляется только тогда, когда ее содержанием яв­ляются теоретические знания.

Мышление детей, осваивающих эти теоретические знания, не тождественно мышлению ученых, деятелей искусства, филосо­фов и других исследователей морали и права. Ребенок не создает сам понятий, ценностей и норм общественной морали, а присва­ивает их в процессе учебной деятельности. Однако, и это очень важно, он выполняет такие мыслительные действия, которые адекватны тем, посредством которых, с помощью которых исто­рически вырабатывались продукты духовной культуры.

При очень большом объеме исследований по проблемам учебной деятельности практически открытым остается вопрос о ее мотивации. Давно известно, что очень большие трудности для самих детей и для взрослых связаны именно с нежеланием детей учиться. Заставить учиться, как известно, невозможно, если сам человек этого не захочет.

Ребенку, поступающему в первый класс школы, очень важно иметь основа­ния для такого переживания, так как он переходит в новую систе­му опосредованных отношений, где его Я в целостных проявлени­ях и свойствах весьма редко будет предметом взаимодействия с другими людьми, преобладать будет оценка предметных действий ребенка и их соответствие с образцом или правилом.

В процессе учебной деятельности ребенок решает соответствующие ее содер­жанию задачи: анализирует материал с целью выявления в нем закономерностей, строит на основе этого целостный объект, ов­ладевая общим способом построения изучаемого объекта. При ре­шении учебной задачи мысль ребенка движется от общего к част­ному, при этом он осуществляет следующие действия:

-преобразование условий задачи с целью выделения всеоб­щего отношения изучаемого объекта;

-моделирование выделенного отношения в предметной, графической или буквенной форме;

-преобразование модели для изучения ее свойств;

-построение системы частных задач, которые решаются общим способом;

-контроль за выполнением действий;

-оценка усвоения общего способа.

Умение учиться и будет составлять для ребенка возможность самостоятельно формулировать учебные задачи, то есть задачи на нахождение обоих способов действия, и пытаться решать ее.

Смелость ребенка – это та необходимая для осуществления жизни самодостаточность, которая позволяет ему ощущать, пе­реживать, воспринимать динамичность своего Я как реально су­ществующего и живущего.

Если какие-либо причины блокируют переживание динамич­ности Я, то наблюдаются картины мотивации учения, анало­гичные той, которая была у маленькой Тани после недели посе­щения школы: "Ничего не умею", "Никогда не получится", "Я – глупая", "Ничего неинтересно", "Я и так уже все умею, все равно ничему не научусь".

В школе ребенок встречает чужих людей, с ними надо строить деловые, партнерские отношения, условно говоря, надо быть готовым к обусловленному отношению к себе, для этого хоро­шо бы обладать развитой концепцией другого человека и себя, собственной Я–концепцией, гарантирующей целостность гра­ниц Я. Иначе возникает тот порочный круг взаимодействия, о котором так тонко и мудро написали К.Блага и М.Шебек[5].

Они исходят из того, что ошибки ребенка при выполнении учебных заданий могут быть связаны не со сложностью задания, а с тем, что у школьника есть определенное представление о себе, которое и создает соответствующий тип поведения. «Образ себя, – пишут они, – и самодоверие способствуют достижениям ре­бенка в школе».

Порочность этого круга состоит в том, что здесь имеет место движение по спирали, и его почти невозможно (без посторонней помощи) разорвать, так как в каждый момент времени оно практически меняет свою форму: от нерешенной задачи до уве­ренности взрослого в собственной некомпетентности "быть ро­дителем" и тому подобное. Нужны специальные усилия, чтобы не только остановить этот круг отношений, но и "расшифро­вать" измененную форму до се первоначального (простого) вида. Как часто приходится встречаться с безумным, все набираю­щим скорость движением этого порочного круга.

Для ребенка отношения с учителем в современной школе лишены того содержания обожания, уважения и доверия, кото­рые были характерны для этой ситуации лет 30 и даже 20 тому назад. Дело не в том, что кто-то стал хуже или лучше (взрослые или дети), просто очень сильно меняется мир, а сним и система человеческих ценностей. Мало того, что сегодня у ребенка не­сколько учителей в его первом классе, он до этого (в большин­стве случаев) посещал детские дошкольные учреждения, где уже встречался с чужими взрослыми. Еще по традиции даже сту­дентам, обучающимся педагогическим специальностям, препо­дается, что учитель пользуется у младших школьников большим авторитетом, а жизнь приносит все больше и больше подтверж­дений обратному. Думаю, что имею некоторое право утверж­дать, что современные взрослые вообще очень рано (еще в на­чале детства) перестают быть для детей безоговорочным автори­тетом. Прямо или косвенно об этом говорит и феномен лжи – ребенок может провести взрослого, проверив таким образом свою силу, победив взрослого.

Всему ребенок учится в группо­вой игре со сверстниками. Освоение именно этого вида игры является важнейшей зада­чей развития в середине детства. Именно игра со сверстниками, где ошибки в определении и сохранении дистанции легко исправ­ляются обеими сторонами, тем самым накапливается полезный взаимный опыт переживания сопротивления границ чужого пси­хологического пространства и своего тоже. Любое выяснение от­ношений между сверстниками, даже драка, более честный и справедливый способ решения проблемы места в совместной де­ятельности, чем соблюдение поддерживаемых внешним контро­лем (присутствием, например, старшего ребенка или взрослого). На первый взгляд, это очень рискованная ситуация – оставить группу детей 5-7 лет для самостоятельной совместной работы или игры, но им жизненно необходимы такие ситуации, когда взрослый находится рядом с ними, но не вместе.