Школьная реформа началась на этот раз без длительной «артиллерийской подготовки», внезапно: первые реальные шаги предприняты практически одновременно с публикацией многословных концепций. Признаюсь (и надеюсь, не один я), что был захвачен реформой врасплох. Я игнорировал едва заметные несколько месяцев назад «подвижки грунта» (создание в середине июля правительственной комиссии по проведению «очередного этапа») и считал лихорадочную подготовку различных проектов рутинной клановой борьбой в околовластных кругах, которая если и преследует какие-либо цели вообще, то такие, которые никого за пределами этого круга не интересуют. Ан нет. Похоже на этот раз одними словами дело не ограничится и последуют «крутые полумеры». Есть уже предположения, что это будут за меры. Но об этом позже.
Образовательная реформа в документах и в зеркале СМИ
Кратко суммируем, что известно о реформе. 19 августа 1997 г. в газете «Первое сентября» появился обширный документ «Основные положения концепции очередного этапа реформирования системы образования в Российской Федерации». Этот документ полностью воспроизведен в «Курьере образования (КО)» N 2 за 1997 г. Второй раз тот же самый документ был опубликован в «Учительской газете» (N 33-34). Напор авторов в распространении своих идей сыграл с ними милую шутку. Так как текстов у нас никто не сличает, то публикация в «УГ» была воспринята как следующий вариант концепции. Причем не только СМИ, то же самое считают, например, в аппарате Государственной Думы. Так появился очередной «поручик Киже». На самом деле так называемый «ранний вариант» и «проект Кинелева» — один и тот же текст. Так и я буду его называть в дальнейшем («проект Кинелева»), что не вполне справедливо, так как реально (об этом уже сообщали наиболее информированные издания) текст практически единолично написан довольно известным человеком, но не В.Г. Кинелевым.
Это громоздкий и странный документ. В самом его начале, говоря о современном состоянии системы образования в России, авторы оценивают это состояние весьма оптимистически:«В суровом противоборстве этих процессов [один ведет систему образования к обвалу, а второй — самодвижение системы, препятствующее этому обвалу] второй сегодня явно одерживает верх. ...[Система образования] не только «выживает», но полнокровно живет — пусть трудно, но живет и при этом достаточно интенсивно развивается... Спад в системе образования оказался гораздо меньше, чем в других отраслях народного хозяйства». И я склонен согласиться с этим выводом авторов. Как начинал директор моей школы, желая кого-либо похвалить: «На фоне всеобщего безобразия...»
Так зачем нужно сотрясать реформой то, что способно к саморазвитию, выдержало испытание кризисом и уже «внутренне отряхнулось»? (Ни армия, ни здравоохранение, ни наука не могут похвастаться тем, что «внутренне встряхнулись»). На 80—90% документ — перечисление болячек, которыми страдают образовательные системы стран всего мира, включая экономически наиболее развитые, и мероприятий, призванных их ликвидировать (в их числе и много вполне разумных). Но в этих мероприятиях нет на первый взгляд стержня, системообразующего начала, которое невольно ищешь в документе такого рода.
И только в его средине появляется фраза, которая имеет отношение к самой сути предлагаемых изменений: «Кардинальная разгрузка содержания образования становится главным направлением реформирования школьного образования в ближайшие годы». И конкретно: «Сократить обязательную аудиторскую нагрузку на 10—20%».
Тщетно я искал в документе честного объяснения, зачем это нужно. Я могу привести массу разбросанных по тексту намеков и предложений читателю проявить догадливость, но, видимо, на поставленный вопрос придется отвечать самому.
Перейдем к следующему обширному документу, опубликованному «Учительской газетой» 9 сентября 1997 г. и газетой «Первое сентября» 16 сентября : «Концепция организационно-экономической реформы системы образования России». Он полностью воспроизводится в данном номере «КО» N 3 за 1997 г. Он носит вроде бы более официальный характер (хотя это только «аналитическая записка», и заказчики документа явно оставляют для себя возможность дать задний ход), а часть его авторов — занимает высокие посты в Минобразования (я назову его проектом Асмолова, у проекта есть еще рабочее приложение, программа-минимум, рассчитанная на 2—3-летний срок). И здесь истинные цели реформы запрятаны под толстым слоем словесной шелухи. Правда, для тех, кто все-таки хочет откопать этот смысл, в преамбуле к документу содержится подсказка: мы живем в условиях «нарастающих ресурсных ограничений».
Если «проект Кинелева» остался практически незамеченным в течение нескольких недель, (статья В.П. Зинченко, перепечатанная в N 2 «КО», была направлена больше против самого зуда реформаторства в сфере образования), то на проект Асмолова последовал целый ряд откликов, обзор которых мы приводим в текущем номере «КО»).
Что же предлагается в этом документе? Во-первых, устанавливается некоторая верхняя планка нагрузки учащегося, определяемая его физиологическими возможностями (в этом оба рассматриваемые документа едины). Во-вторых, государство осуществляет «подушевое финансирование на уровне государственного стандарта». В-третьих, оставшийся просвет в учебных часах между верхней планкой и «уровнем стандарта» заполняется за счет предоставления «дополнительных образовательных услуг», которые могут быть оплачены регионом, муниципальными властями, благотворительными организациями и родителями (курсив документа).
Курирующий реформу вице-премьер О.Н. Сысуев, выступая в прямом эфире радио «Эхо Москвы», был более конкретен: физическим и юридическим лицам, согласившимся материально поддержать данное образовательное учреждение, обещаны налоговые скидки и представительство в его попечительском совете, который будет наблюдать, в частности, за исполнением школьного бюджета.
А теперь вопрос: что ждет ученика со знаниями на уровне «государственного стандарта» за порогом школы? Или поставим вопрос в другой форме: на какие затраты времени и денег должны быть готовы родители, чтобы их «стандартное» чадо могло конкурировать на сужающемся рынке труда, сколько нужно еще заплатить (деньгами, временем, энергией), чтобы получить полноценное профессиональное образование? В ответ — молчание.
Косвенный ответ можно найти в проекте Кинелева (концепции, хотя и написаны конкурирующими группами, возникли в одной среде, в которой циркулируют одни и те же оценки и идеи): «Требования к уровню подготовленности школьников должны определяться эмпирическим путем, с учетом возможностей подавляющего большинства учащихся». То есть стандарт будет требовать то, чему средне(статистический) учитель может научить средне(статистического) ученика. Ответ не радующий, но реалистичный.
А вот г-на Сысуева как раз существующий средний уровень и не устраивает. Он видит весь смысл реформы в повышении этого уровня. По его словам (сказанным в упоминавшей выше радиопередаче), этот уровень недопустимо низок. Правда, единственный довод, который он смог привести в защиту своей точки зрения, состоял в том, что на Западе не признают наших дипломов о высшем образовании, кроме диплома Физтеха.
Обилие цифр в проекте Асмолова по сравнению с проектом Кинелева, похоже настроило средства СМИ в пользу первого проекта, и вообще в публикациях различие между проектами несколько преувеличивается. На меня цифры в проекте Асмолова производят впечатление очень грубых оценок, которым сами авторы документа не слишком доверяют (взять хотя бы долю затрат на образование в ВВП, которая, по мнению составителей, занижается Госкомстатом в два (!) раза. Цифры, которыми оперировали составители концепции Асмолова приведены в публикации «Финансовых известий» (N 79).
Но не будем спорить о цифрах, более точных сейчас не появится в виду плачевного состояния статистики образования. Посмотрим, как они используются. Многим средствам массовой информации понравилось, например, содержащееся в концепции Асмолова предложение о подушевой плате школе за учащегося. Здравое, на первый взгляд, предложение и направлено на благое дело — выравнивание затрат на образование в различных регионах России. Различия на самом деле вопиющие: в 1994 г. (более свежих данных у меня нет, но едва ли они качественно отличаются от приведенных) эти затраты отличались в два раза, даже если отбросить по 10% наиболее зажиточных (в том числе г. Москву) и наиболее бедных регионов. Но это различие отражает уровень благосостояния регионов, и если попытаться выровнять его в одной узкой сфере — в образовании, — то эффект легко предсказать (аналогии широко известны): бедные регионы будут затыкать образовательными деньгами другие дыры, а богатые сделают все, чтобы денег не отдавать. Выровнять положение в образовании удастся, только выравнивая экономическое положение регионов в целом, что, конечно, дело не скорое.
Борьба группировок, судьбы министров, о которых взахлеб пишет пресса (статья Г. Целмса в «Огоньке» довольно типичный пример), — предметы, конечно захватывающие, но судьба школы — сюжет поважнее. Из публикаций, посвященных реформе, я бы выделил статью Б. Старцева в «Итогах», с которой я во многом согласен; к тому же в ней есть несколько любопытных закулисных деталей).
Среди материалов, посланных в комиссию по реформе, есть еще приводимая в данном номере «КО» записка В. Борисенкова, Ю. Громыко, В. Давывова, В. Зинченко и В. Шукшунова «За качество нужно платить. Тем более за новое» (напечатана в «УГ» от 9 сентября 1997 г.). К сожалению, интересные идеи, содержащиеся в этом документе, не имеют прямого отношения к общему среднему образованию, а лишь к среднему и высшему специальным.
В чем же суть реформы?