зарплата - это воздаяние за вклад;
за равный вклад следует воздавать одинаково;
различные компоненты входят в ценность вклада (вложение, требуемое для того, чтобы произвести определенный вид умения, риск, требующийся для реализации вклада, и т. д.);
время вложения можно сопоставить в случае и с шахтером, и с солдатом. Чтобы подготовить и солдата, и шахтера, требуется примерно одинаковое количество времени и усилий. Эти две работы характеризуются примерно одинаковой степенью риска. Оба случая включают риск гибели;
тем не мене существуют важные различия между двумя видами этих работ;
солдат служит центральной функции общества, он сохраняет целостность и само существование государства. Шахтер выполняет экономическую деятельность, он является не более значимой фигурой для общества, чем, скажем, работник текстильной отрасли;
следовательно, смерть этих двух человек будет иметь разное социальное объяснение. Смерть шахтера будет определена как несчастный случай, смерть солдата на поле сражения - как жертва;
существует различие в социальной значимости их деятельности - солдат будет награжден медалями, уважением, знаками отличия, торжественными почестями в случае смерти на поле битвы;
шахтер не получит этих знаков внимания;
поскольку вклад этих двух категорий, с точки зрения риска и вложения, одинаков, равновесие между вкладом и воздаянием может быть восстановлено, если заработная плата шахтеров будет выше;
эта система причин ответственна за то, что мы считаем, что шахтеру следует платить больше, чем солдату.
Как видим, при равном риске и вложении одному следуют почести (солдату), а другому - высокая зарплата (шахтеру). Существующий социальный механизм, так блестяще раскрытый нам А. Смитом, устраивал английское общество XVIII столетия.
В России несколько иная картина - низкая оплата труда, прежде всего учителей и врачей, не может устраивать общество. К тому же противопоставлять им следует не солдат и даже не шахтеров (они тоже мало получают за свой труд), а всех тех, кто «занят» обслуживанием предпринимателей (здесь можно вычленить много профессий, и не только «рекламотворителей»). Как с этих позиций следует объяснить действующий социальный механизм? Мы адресуем этот вопрос обществу, следовательно, всем нам, а не государству, потому что в последнем случае ответ можно предвидеть. Нам скажут, что государство не платит творцам реклам и посредникам - вот каким будет ответ. Более того нас станут убеждать в том, что ныне государство является всего лишь посредником между работодателем и человеком найма. Поэтому попытаемся сами для себя прояснить вопрос о социальном механизме исходя из собственных представлений. Однако вначале ответим на три вопроса-теста.
Что бы мы выбрали: индивидуальное, поштучное или массовое, серийное? Что бы нас больше привлекло: короткий контакт и результат или длительный процесс, а потом результат? Наконец, кому проще взять: тому, кто ближе расположен или тому, кто находится далеко? Если особо не задумываться и не вникать в детали, что и как, то, скорее всего, мы выберем «поштучное», «быстрый результат» и ответим, что легче взять тому, кто ближе. Вот мы назвали причины, ответственные за то, что учителя получают меньше, чем те же творцы реклам, которые заняты поштучным трудом, быстро выходят на результат, к тому же ближе расположены к благу. Так что существующий социальный механизм имеет глубокие корни в нашем сознании, и мы воспроизводим эти представления на всех ступенях власти и в обыденном сознании. Вот почему учителя не попали на общий праздник жизни, а имеют лишь один профессиональный праздник в году. И вряд ли удастся решить проблему учителей на путях «догоняющей зарплаты». Надо в корне менять наши представления на сам труд и место учителя в обществе. Сегодня мы считаем, что они заняты непроизводительным трудом, но такой подход характерен для промышленного, индустриального общества, которое уже уходит в прошлое. А Россия нацелилась в будущее, на информационное общество, где продукцией в первую очередь уже является информация, а знание становится главным источником стоимости. Экономика, построенная на знаниях, может и должна прокладывать путь к новому качеству жизни, учат нас. Однако этот контекст будущего никак не связан с контекстом настоящего, а потому ещё долго придётся работать над соответствием наших представлений.
Итак, значимость причины, по которой одной категории работающих людей надо платить больше, а другой меньше, есть функция контекста реального. Сегодня наш когнитивный контекст таков, что учителям как представителям массовых профессий платят далеко не в первую очередь, видимо, не считая их производителями. Но завтра, надо полагать, все может измениться. А пока же уясним себе, что оценка социального механизма - это проблема далеко не издержек и выгоды, она имеет когнитивное и аксиологическое (ценностное) измерение. Конечно, можно встать и на другую позицию, вспомнив, к слову, Фому Аквинского, который полагал, что бедность не существует, а существует только богатство. А Бог (читай государство) может нести ответственность лишь за то, что существует. Но тогда от такой позиции (читай социологической) не будет никакого прока. Не будет проку и от того, что мы начнём выдавать государство за посредника, на чём сегодня настаивают продвинутые депутаты российской думы.
Социологическое объяснение низкой оплаты труда учёных, преподавателей, и, как следствие, «интеллектуализация бедности» связано, в том числе и с тем, что на данный момент умственная продукция «средней руки» в России, видимо, не является дефицитной, потому как она в значительной мере не востребована обществом, её институтами и гражданами. Социальное явление, которое характеризуется ростом бедности людей умственного труда, в результате которого меняется не только количество, но и качество «бедности» в стране, мы называем интеллектуализацией бедности. Данное понятие, будучи синтетическим, расширяет наше понимание бедности как со стороны её структурирования (новые бедные), так и со стороны макродинамики качественных изменений (тенденций) бедности. То есть, состояний, в котором оказываются образованные, имеющие работу и вполне добропорядочные люди. Бедность приходит к ним, а не рождается в их семьях в силу каких-то нерадивых качеств и особенностей образа жизни. Отсюда интеллектуализацию бедности можно рассматривать в качестве переменной, которая проявляется в различной мере в зависимости от спроса в обществе на умственную продукцию и от её качества. Так, при падении спроса на умственную продукцию в обществе интеллектуализация бедности будет усиливаться, а при его повышении – ослабевать и стремиться к исчезновению, оставляя бедность маргиналам и асоциальным элементам. Но такое для России вряд ли следует ожидать в ближайшем будущем. Как свидетельствуют социальные практики, свобода от бедности для людей умственного труда наступит ещё не скоро, и усугубление такой ситуации породит не одну социальную проблему.
Сегодня в России по самым скромным подсчётам за чёртой бедности живет свыше 13% населения. Причём число бедных, как мы видим, растёт и за счёт «новообращённых» (новых бедных), которые по тем или иным причинам не могут быть протестированы рынком. Среди них мы видим больше людей умственного труда, которые в массе своей были благожелательно настроены к переменам. Однако их экзистенциальным ожиданиям не суждено было сбыться. Капитализация России принесла сказочное обогащение единицам (так называемым олигархам, число которых растёт) и дала, можно с оговорками согласиться, какое-то материальное послабление рабочему человеку. Ныне ему живётся сравнительно лучше, чем, скажем, учёному человеку. Правда, при условии, что он хорошо устроен в мегаполисе и работает «в полную силу». Так, машинист электропоезда метрополитена получает, за свой труд «в разы» больше, чем профессор, а зарплата доцента даже меньше, чем стипендия, которую получает будущий помощник машиниста за время своего обучения.
Итак, машинист получает больше за тяжёлую и ответственную работу, профессор получает меньше за «лёгкий» и «приятный» умственный труд. Возможно, в этом есть своя справедливость. Однако зарплата не должна носить «предписанный» характер и становиться приговором бедности для людей умственного труда. Это нонсенс. Такое положение, следовало бы считать спецификой российского общества, когда в богатых ходят олигархи и чиновники, а бедными являются врачи, учителя и учённые. Суть бедности этих категорий людей, живущих и работающих в богатой стране, объясняется в том числе, и задачами экономической безопасности страны, когда увеличение оплаты труда связывается с ростом инфляции. Дилемма бедность или инфляция решается государством в пользу последней, она оставляет бедность в обществе, чтобы сдерживать инфляцию от «дурного» роста. Ведь если бедность начнёт сокращаться, то неминуемо станет расти инфляция, и чтобы это не произошло надо поддерживать бедность на определённом уровне. Такая политика удержания властью инфляции и бедности «в одной корзине» не может не восприниматься как инструмент ограничения доступа основной массы населения к экономическим и политическим ресурсам. Вот и получается, что «инфляционная программа» государства есть не что иное, как элемент конструирования бедности государством.
Сегодня бедность, как факт социальной структуры, вызывает в обществе сочувствие. Но бедность может стать и побудительным фактором для политического дискурса и протестных действий. Что берёт верх, и в каких случаях?