М.А. Чешков
В конце XX в. глобализация, понимаемая – в первом приближении – как возрастающая взаимосвязанность мира, входит в критическую фазу: после почти двух десятилетий развития по восходящей этот процесс дает явные сбои, особенно в сфере финансов и экономики, и вызывает массовые общественные движения альтернативного толка. Ситуация настолько серьезна, что дает основание ставить вопросы: не исчерпала ли себя глобализация и даже – что есть постглобализация? Ответы на эти вопросы дают политики и общественные деятели, но сам характер возникших проблем таков, что понять их невозможно вне научного познания: ведь речь идет о таких параметрах глобализации, как ее сущность, природа (вариабельная), субъекты, тенденции к гомогенизации и гетерогенизации мира. Решение этих проблем есть компетенция научного познания, хотя при этом не стоит преувеличивать социальной значимости тех рецептов, которые предлагает современная научная мысль по вопросу глобализации.
Вызовы, идущие от реальности, заставляют исследователей глобальных проблем самоопределиться или, иными словами, уяснить как предмет своих научных исследований, так и статус этих исследований в структуре современного научного знания. То есть, речь идет о самоопределении глобалистики, причем в критический момент ее существования, ибо вызовы реальности столь сильны, что поставили глобалистику перед выбором: или конституировать себя и в первую очередь свой предмет познания, или вернуться в состояние, где она не имеет собственного предмета, собственной теории и лишена сколько-нибудь определенного научного статуса.
В такой ситуации мы видим свою задачу в том, чтобы обосновать и необходимость, и возможность признания глобалистики как особой отрасли научного, в первую очередь социально-гуманитарного, знания. Доказательство этого тезиса мы видим в определении основных понятий, характеризующих феномен глобализации (процесс, структура, субъект), и – тем самым – в выделении специального предмета, который сложился в ходе эволюции глобалистики. Иначе говоря, если нам удастся доказать, что знание о глобализации, накопленное за прошедшие десятилетия различными конкретно-научными дисциплинами, а также знания общенаучного и философского плана, – все они имеют общий предмет, то тем самым мы докажем право на существование глобалистики как особой отрасли науки, а не только предмета преподавания (так называемые world studies, global studies). Обосновывая тезис «глобалистика – отрасль научного знания», мы делаем два допущения: во-первых, оставляем в стороне другие параметры дисциплинарноорганизованной науки, такие как картина мира, философские предпосылки (по В.С. Степину [1]); во-вторых, не уточняем представление о специальном статусе глобалистики как области, направления, дисциплины, оставляя эти вопросы для обсуждения.
Доказательство нашего основного тезиса развертывается по двум направлениям: следуя истории этого вида знания, с одной стороны, и логике познания – с другой. Оба эти пути не совпадают, но взаимодополняют друг друга, и их увязка позволяет выработать целостное представление об эволюции глобалистики. Следуя логике познания, мы попытаемся сформулировать свое видение предмета глобалистики или свое представление о теории глобализации, которая, понятно, шире, нежели предмет глобалистики. В этом расхождении скрывается опасность растворения искомого предмета в более широких теоретических рамках. Однако такое расширение необходимо, ибо без него невозможно обобщить представления о глобализации, разработанные в сфере частно-научного знания. Подчеркнем, что наши усилия по конституированию глобалистики важны и с точки зрения эволюции современного научного знания в целом. Дело в том, что глобалистика фокусирует в себе сочетание двух тенденций в структуре современной науки: она возникает в процессах дифференциации научного знания (или знания о мире в целом), с одной стороны, и несет в себе возможность интеграции этого знания и даже конституирования целостности наук о мире и человеке – с другой.
Ниже последовательно рассматриваются четыре блока проблем, в первом из которых характеризуется эволюция глобалистики; во втором – ее нынешнее, кризисное состояние; в третьем блоке предлагаются наш вариант выхода из кризиса и формулировка как понятия «глобализация», так и предмета глобалистики; в блоке четвертом рассмотрены состояние этой отрасли знания, перспективы ее самоопределения, резонансы с нормами постнеклассической, или новой, науки, основные познавательные и онтологические проблемы. Все это позволяет в заключение сформулировать идею приоритетной значимости глобалистии в современной политике, научном сознании в целом и в отечественной науке в особенности.
I. Эволюция и состояние глобалистики (середина 70-х – середина 90-х гг.)
Как знание о так называемых глобальных проблемах человечества, понимаемых в связи с идеей пределов развития (и тем паче – прогресса), глобалистика зарождается на рубеже 1960–1970-х гг. Ныне уже достаточно видно переломное значение этого времени не только в плане мирового развития, но и для трансформации науки из классической в направлении неклассической (или «вероятностной», по Ю. Скачкову [2]) и постнеклассической науки. В докладах Римскому клубу и работах его создателей предмет глобалистики (выраженный скорее имплицитно, чем эксплицитно) предстает двояко – и как набор проблем, угрожающих самому существованию человечества и тем не менее подлежащих неотложным практическим решениям, так и в связи с идеей бытия человечества как системного целого (А. Печчеи [3]) и неотъемлемого компонента эволюции Вселенной (концепция универсальной эволюции Э. Янча [4]). Эта двойственность понимания предмета постоянно воспроизводилась в ходе эволюции глобалистики и выступала как ее основное внутреннее противоречие, противоречие и ныне до конца не преодоленное. Подчеркнем, что это двойственное представление о предмете далеко не проанализировано и в нынешней литературе по глобализации, в том числе в ее «историографической» части (В. Кузнецов [5], Ю. Гладкий [6]). Более того, исходный дуализм задал и неопределенность научного статуса этой рождающейся области научного знания.
В силу исходного противоречия формирование глобалистики развертывалось по двум траекториям, на одной из которых разрабатывались представления философского и общенаучного порядка о человечестве как целом, а на втором исследовались различные конкретные механизма и процессы становления этого целого в экономике, политике и культуре последних десятилетий XX в.
I.1. В движении по первой траектории самым существенным было представление о человечестве как неотъемлемой части Универсума: в концепции Э. Янча полагалось наличие неких общих закономерностей, которые присущи Вселенной, Природе, Жизни и Обществу. Эта идея, на наш взгляд, положило начало «рамочному» видению предмета глобалистики, наметив предельное и исходное представление (человечество как целое), от которого должно стартовать для понимания предмета глобалистики. Именно в этом русле возникли и более конкретные представления о ко-эволюции, культуры и природы, общества и природы (Н.Н. Моисеев [7]).
Следующий и, можно сказать, решающий шаг в определении предмета глобалистики был сделан, когда появилось понятие глобальной системной общности человечества, разработанное в первой половине – середине 1980-х гг. отечественными системниками. Они стали использовать понятие глобальной системы как совокупности структур и процессов жизнедеятельности человечества и природы в их взаимодействии; выделены исторические формы этой системы, в том числе – что особо важно -полисистемы. Значение этой концепции видится в том, что, четко определив контуры предмета глобалистики, она предложила общее основание так называемых глобальных проблем и положила конец бесконечным и малоплодотворным дискуссиям о составе этого «набора». В то же время дискуссии такого рода позволили глобалистике найти новые источники своего развития и самоопределения в работах культурософских и историософских (В.С. Соловьев, А. Тойнби, К. Ясперс).
Определение такого «контура» или «рамки» было стимулировано активностью условно теоретической культурологии, в русле которой Р. Робертсон предложил свое видение предмета глобалистики как некоего глобального условия человеческого существования (Global Human Condition). Таковое мыслилось как некая структура, не сводимая ни к социальным, этническим, политическим, экономическим и прочим отношениям: она рассматривалась как в плане бытия, так и в плане сознания, что позволило представить глобальное сознание в его истоках, восходящих ко временам античности. Предмет глобалистики в версии Р. Робертсона [8] (а точнее, представление о его контурах) отличалось от того, что выдвинули отечественные системники. У Робертсона целостность не сводилась к социальным отношениям или к отношениям «человечество – природа»; акцентировалась роль осознания человечеством процессов глобализации; подчеркивалась неразрывность глобализации, становления национальной государственности и активизации индивида; наряду с целостностью системы подчеркивалась относительность, «не ставший» характер этой системности; наконец, глобализация выдвигалась далеко за пределы XX в., которым ограничивались отечественные авторы.
В целом, идя по этой траектории, научная мысль формулировала, пусть и в общем виде, рамочную концепцию человечества как целого, разместив в нее, – правда, с меньшим успехом – собственно представление о глобализации, которое оставалось и остается достаточно противоречивым (в плане соотношения сознания и реального хода процессов; процессов и структуры глобальности; временных рамок глобализации). Тем не менее предмет глобалистики в самых общих контурах – как растущая системная взаимосвязанность человечества, выражающаяся в компрессии времени и пространства (Д. Харди) и создании одного мира (one World), – был сформулирован и тем самым наметился выход глобалистики из ее «внутриутробного состояния» (Ю. Гладкий [6]). Это прогрессирование глобалистики нашло сильный резонанс и в мировом общественном сознании 1980-х гг., стимулируя идеи разрядки, сосуществования, конвергенции и так называемого нового политического мышления. Парадоксально, но именно эти сдвиги притушили интерес к теоретическим вопросам глобализации, которые стали отступать на задний план к концу 1980-х гг. на фоне резко активизировавшихся исследований глобализации средствами частнонаучными.