Вспольный переулок, конечно не Тверская но не будем высокомерны, маленькие радости - это как раз то, из чего складывается настроение.
Вспольный (бывший Геогиевский) переулок
Старое название произошло от Георгиевской церкви, стоявшей на углу с Малой Никитской улицей. Церковь, выстроенная в 1651 г. и перестроенная предположительно В. Баженовым в XVIII в., носила название "что на Всполье". Вспольем или Спольем в Москве назывались незастроенные места рядом с городом, то есть начало полей за городской чертой. При переименовании в 1922 г. Георгиевский переулок был назван Вспольным.
В несохранившихся домах переулка жили искусствовед и переводчик А.М. Эфрос, (№ 7), академик В.И. Вернадский (№ 17). В доме № 14 находился литературный музей "Никитинские субботники".
Тактично и с умом вложил приличные деньги хозяин другой, любопытной, постройки (Вспольный переулок, дом 14) в свое творение. Чуть в глубине, на месте чердака жилого дома, он построил то, что в Америке зовут пентхаузом. Не изменив стилю этого безрадостного строения, он исхитрился как-то даже облагородить его.
Лемминги
И тут же, во дворах невзрачных домов правой стороны Вспольного, мы натолкнемся на чудо архитектурно-ландшафтной инерции. Надо полагать, что все эти дома выстроены не ранее начала нашего века. А вот заборы, выкрашенные в различные цвета, пересекающие эти дворы в самых невообразимых направлениях и превращающие их в замысловатые лабиринты - явно принадлежат середине прошлого века. Вернее, не сами заборы, а места их пролегания, по границам землеотводов. Дома, вокруг которых строились заборы - исчезли. Владельцы их и жильцы - иных уж нет, а те - далече. Но на протяжении столетия, из года в год, по, скорее всего неведомым им самим причинам, какие-то люди, в бесподобной своей отрешенности, строят, чинят и красят все эти неисчислимые заборы. И, страшно подумать, может быть будут все также чинить и красить еще ни одно столетие!
Но, пора взглянуть и налево. Обширный двор, составляющий единое целое с самодовольным домом, так напоминает изобилием несуществующих в привычной жизни деталей знаменитую "Книгу о вкусной и здоровой пище" (Садово-Кудринская, 8/12). Здесь всего много: огромных гипсовых вазонов (разве что слегка покосившихся), гигантских балконов (разве что слегка облупившихся), необъятных песочниц (поиздержавшихся песком), парковых скамеек на чугунных львиных лапах (с облупившейся краской), темных гулких подъездов (в которых притаились застарелые и новые страхи)...
Ермолаеский переулок - назывался по церкви Ермолая "что на Козьем болоте", построенной в 1610-1612 гг. Она находилась на месте небольшого бульвара между домами №№ 21 и 23, выстроенными в 1950-х гг. В 1961 г. переименовывался в улицу Жолтовского.
Но отсюда, с этой стороны двора видно уже как через арку, в эту тишину, заглядывает свирепым глазом Садового кольца иная - грохочущая и беспощадно новая - жизнь.
А вот на углу Вспольного и Ермолаевского сооружено нечто особенное - Дом за забором без номера.
Как бы это объяснить-то попроще, что это такое и откуда оно взялось.
Почти сказка
Вот представь себе, что некогда (не столь давно) ночью шла по городу огромная - преогромная корова и сделалось ей вдруг невмоготу. Ну и снесла она не яичко, естественно - она же не курица, а большую-пребольшую, как положено, цементно-черную лепешку. Но поскольку корова-то была не простая, а священная (из недр военно-промышленного комплекса), то и лепешка получилась необыкновенная - не круглая, а восьмигранная.
Поутру проснулся градоначальник - не порядок! И велел немедля пристроить на оное несоответствие эдакую пимпочку из жести, которую велено всем было видеть как башню с колпачком, без коих башен он, градоначальник, Москву видеть не желает.
Так тому и стало.
Так и стоит пока.
А что будет - не ведаю.
И вот, наконец, мы выходим на аллеи Патриарших прудов, где под старыми его липами так хорошо и покойно.
Патриарши пруды - в настоящее время остался только один пруд, окруженный сквером. В XVII веке вся округа, называемая Козьим болотом, входила в состав Патриаршей слободы.
По одной из версий слово болото употреблялось, как название места, где торговали битым скотом, привезенным из святительских (патриарших) вотчин. По другой версии здесь действительно была болотистая местность и Козьим болото называлось от козьего двора, находившегося поблизости. С Козьего двора отправлялась шерсть к царскому и патриаршему дворам.
Здесь, где-то поблизости, находился Патриарший Житный двор. По распоряжению Патриарха были выкопаны пруды, которые должны были снабжать рыбой патриарший стол. Расположение прудов было удачным, так как почва была болотистой и нуждалась в осушении, а слобода являлась одним из центров патриаршего хозяйства. Такие пруды - рыбные садки - были вырыты в разных частях города. На Пресне, в пресненских прудах разводили дорогие сорта рыбы, на Козьем болоте - более дешевые, для ежедневного обихода.
В XVII веке Патриарши пруды содержались в чистоте, но с годами их забросили и забыли. Только после 1812 года пруды почистили и разбили сквер.
Нет. Не поворачивайте головы - это Вам показалось в обманчивых предвечерних сумерках. Там никого нет. Разумеется, я не верю в эти нелепые россказни.
Впрочем, кажется, и впрямь, в конце аллеи, где ветви лип опустились особенно низко, действительно, как будто, видны невнятные очертания высокого мужчины в дорогом сером костюме, особнячке.
Однако... Что нет и в помине пестро раскрашенной будочки с надписью "Пиво и воды", где неизбывной памяти Михаил Александрович Берлиоз и поэт Бездомный пили теплую Абрикосовую, дававшую обильную пену, от которой в воздухе разливался явственный запах парикмахерской...
А стоит нынче не менее пестрый ларек, в котором можно купить горячую сосиску в мягкой булочке, названную по заграничному "хот-дог". (Может быть, это и не ларек вовсе, а одна из усмешек того самого, в сером дорогом костюме?)
В летние вечера, когда солнце валится за Садовое кольцо, спадает зной и от пруда веет долгожданной прохладой - вода разносит мягко звучащие смазанные и даже, как будто, умиротворяющие голоса. Но это летом.
Ранней весной, да еще в солнечный день, в хрустком воздухе каждое слово звучит ясно и четко. Яркие куртки детей, катающихся на коньках по пруду и на санках скатывающихся с его не слишком крутых берегов, радуют глаз.
Собаки всех пород и мастей поддерживают детское веселье, а их хозяева, со свернутыми в руках поводками, степенно прогуливаются тут же.
Сквозь прозрачные ветви лип на одной стороне пруда окна домов глухо темнеют, а на другой - ослепительно отражают солнечные лучи.
Все ярко, звонко и как-то отдельно. Но брось в этот сосуд какую-нибудь маслинку и все его разнородные ингредиенты тут же смешаются и соединятся в новый и неожиданный напиток.
Бац! На лед ниоткуда вдруг плюхнулась дикая серая утка. Все на секунду остановились и замолчали как бы в растерянности.
Но в следующее мгновение в явно балуемом хозяевами и оттого толстом и добродушном ротвейлере проснулись давно уже дремавшие первобытные инстинкты и, неуклюже загребая лапами, он в могучем порыве рванул за добычей. По справедливости сказать, ни добыча, ни охотник не потрясали воображения ни ловкостью, ни находчивостью, но завораживали лаем, кряканьем и метаньями.
И тут уж в сторону разыгрывающейся драмы обратились взоры всех, кому в этот час случилось быть на Патриарших.
Мало того, распахнулись и глухо чернеющие, и слепо сверкающие окна, выходящие в этот большой, но довольно замкнутый двор, откуда почти по пояс высунулись разномастно, но все по-домашнему одетые соседи. В простой и доступной манере каждый постарался выразить свое мнение по поводу происходящего, четко и ясно определил свои позиции, которые можно было свести к следующему: сожрет или не сожрет.
Сожрал.
Всем отчего-то сделалось неловко. Захлопнулись окна, хозяева собак призвали и посадили на поводки своих питомцев, разбежались враз примолкнувшие дети и нехорошо усмехнулся поднявшийся с лавочки, опираясь на трость с черным набалдашником высокий импозантный мужчина. Правый глаз у него был черный, левый - почему-то зеленый.
Но, прочь, прочь отсюда. (Чур меря, чур!) Уже просит душа, наконец, чего-то абсолютно ясного и простого.
А хоть бы и взять название самого этого места. Богомольная Москва церковные праздники соблюдала и уж конечно постилась. А так как водящийся в Москве реке язь, как свидетельствовал Сабанеев "по причине своей хитрости промыслового значения не имел", то и пришлось москвичам обустраивать рыбные пруды в том числе, для нужд Патриарха на старом Козьем болоте вырыли систему таких прудов, кои и получили, естественно, название "Патриаршии". Разводилась в них рыба дешевых сортов, для ежедневного потребления, рыбу же для праздничного стола выращивали в иных прудах.
Потом, как водится, пруды, где засыпали, где порушили, где заново расчистили. Рыбу в них уже не разводят, но, бывает, застанешь поутру какого-нибудь безумца с терпением, достойным иного применения, сидящего на берегу с удочкой в руках.
Ну, да и не будем судить, и не судимы будем.
Малая Бронная улица - названа по находившейся здесь в XVI- XVII вв. Бронной слободе, в которой мастера-бронники изготовляли металлические брони, панцири, кольчуги и холодное оружие. Старое название Малой Бронной улицы - Воскресенская - связано со стоявшей на ней церковью Воскресения. В 1882 г. в Малую Бронную был включен Банный переулок, в результате чего она дошла до Садово-Кудринской улицы, приобретя свои современные размеры.
Заглянем лучше в маленькое кафе "Маргарита", что на углу Малой Бронной и Малого Козихинского переулка.
Не стану лгать, специально с другого конца Москвы ехать сюда незачем. Хотя, идучи мимо, заглянуть все же надобно. Наслоение чудесных идей и литературных реминисценций, создали любопытный коктейль, который можно подавать со словами: "Эклектика. На любителя".