Прежде чем обратиться к истории Москвы при царе Алексее Михайловиче, мы должны всмотреться в его личность и характер, которые оказали влияние на самую Москву, ее быт и даже самую внешность.
Шестнадцатилетним юношей вступил на престол этот государь, и, по самому возрасту своему и душевным свойствам, мягким и податливым, подчинялся влиянию окружающих его, сперва воспитателя своего боярина Морозова, потом патриарха Никона и, наконец, боярина Матвеева. Но эти влияния не исключали в нем, особенно в пору зрелости, самостоятельности, которая сказалась и в его борьбе со своим прежде "собинным другом" и даже "соправителем" и которая сломила этого "великого государя" и могучего человека. Мягкость характера Алексея Михайловича сказывалась в его благотворительности нищим, в посещении заключенных в тюрьмах и в помощи прочим страждущим, в его ласковости и, наконец, в данном ему народом названии "тишайшего". Во многих его письмах отражается его теплое участие к людям, их горю и нужде. Но при всем этом он бывал и строг к виновным, и немало лиц чувствовали на себе тяжесть царской опалы. Бывали даже случаи самоличной расправы государя.
Так, выведенный из терпения хвастовством в боярской думе боярина Милославского, Алексей Михайлович надрал ему бороду и вытолкал его за дверь. Если отрешимся от мелочных фактов, то мы увидим в Алексее Михайловиче человека принципа и осознанной теории. Власть свою самодержавную государь ставил очень высоко, хотя, как и отец его, созывал земские соборы. В кругу книг, находившихся "на верху" у царя, мы встречаем и сочинения Юрия Крижанича, который, обращаясь к государю, говорил: "В твоих руках, царь, чудодейственный жезл Моисеев, посредством которого ты можешь творить дивные чудеса, - в твоих руках самодержавие, - совершенная покорность и послушание подданных. Уже давно на свете не было такого царя, который имел бы силу творить такие чудные дела, какие ты можешь легко делать и приобрести за них у всего славянского народа (Крижанич был провозвестником славянского единства и врагом немцев) нескончаемое благословение, у других народов бессмертную славу, а у Бога, после земного царствования, царство небесное". Сознавая свое царское величие, Алексей Михайлович окружал себя необычайным блеском и великолепием. Приемы послов, выходы царские и торжественные обеды отличались удивительным великолепием. "Двор московского государя, - писал в то время англичанин Карлейль, - так красив и держится в таком порядке, что едва ли найдется хоть один из всех христианских монархов, который бы превосходил в этом московского". Он был очень начитан, писал прекрасным почерком, образчик которого мы привели выше. Вместе с тем в нем была заметна склонность к авторству, что выразилось тем, что он писал записки о своих походах, написал устав соколиной охоты и в письмах дал немало картинных описаний разных обстоятельств) как, например, смерти патриарха Иосифа и разных удач и неудач на охоте, особенно с любимыми им соколами и кречетами (при нем на стрелецких знаменах часто изображали св. мученика Трифона на коне и с соколом в руке).
Он не чуждался иностранцев и дозволял им жить в Москве, правда, только в Немецкой слободе, но, желая пользоваться успехами западной образованности, он не так, как его сын Петр 1, преклонялся перед иностранцами. Боясь того, что Крижанич называет чужебесием, он предпочитал иностранцам русских образованных людей вроде Симеона Полоцкого, Епифания Славинецкого, Федора Ратищева, Ордына-Нащокина и боярина Матвеева.
Ценя образованность, Алексей Михайлович своей набожностью был образцом царя православного: каждый день бывал на церковных службах и с необыкновенной строгостью соблюдал посты. В Великом посту обедал только три раза в неделю, а в остальные дни кушал по куску черного хлеба, по соленому грибу и огурцу. В домашней жизни своей государь был образцовым семьянином. Глубоко трудолюбивый, он, однако, был не против увеселений и устроил "комедийные храмины" в Преображенском и в Кремле, где давались представления вроде Навуходоносора, царя Вавилонского, и Юдифи и Олоферна и т. п.
Наружность его, судя по описанию современников, была такова: он был белолиц, румян) темнорус, имел красивую окладистую бороду. Телосложения был крепкого и, несмотря на деятельную жизнь, был склонен к тучности.
Царствование "тишайшего" Алексея Михайловича не было для Москвы тихим; напротив того, оно было по своим событиям шумным и даже, по временам, довольно бурным. Многие посольства из разных стран приходили в Москву и были принимаемы здесь с выдающимся блеском, поражавшим иностранцев. Воспроизводим дальше рисунок дома в Москве, где останавливались чужестранные послы, как он представлен в "Путешествии в Московию" немецкого посла барона Меерберга.
В свою очередь, царь часто отправлял русских послов в другие государства, даже в Испанию, Италию и пограничный с Сибирью Китай. Видела Москва в это царствование и малороссийское посольство от гетмана Богдана Хмельницкого и всего казачества, пришедшее бить челом, чтобы государь принял Малую Русь "под свою высокую руку"; видела также она, как царь снаряжал на возникшую из-за этого присоединения войну с Польшей свои рати, как напутствовал воевод своих (наказ им положен был к иконе Владимирской Божьей Матери и оттуда был передан патриархом князю Трубецкому); слышала напутственные речи царя к своим воинам и видела, как он сам отправился на эту победоносную войну с Польшей, поручив управление государством патриарху Никону.
Немало, однако, и смутного видела Москва в это царствование: и народный бунт - против Морозова и Милославских, кончившийся смертью Плещеева и дьяка Трахониатова, и так называемый монетный, вызванный вздорожанием всего, вследствие замены серебряной монеты медной, с принудительным курсом первой. Это было вызвано тем, что приток из-за границы неразрабатывавшегося еще в России серебра прекратился, так как англичанам была запрещена беспошлинная торговля, ибо русские купцы жаловались на них за то, что они захватили всю торговлю в свои руки и готовы русским оставить одну только торговлю лаптями.
Но самым важным потрясением этого времени был церковный раскол старообрядства, вызванный исправлением богослужебных книг, которое предпринял патриарх Никон. Немало волновало москвичей низложение этого "собинного друга" государя и соборный суд над ним, в коем участвовали восточные патриархи. Как памятник этого времени, приводим в настоящем очерке портрет Никона. Видела также Москва эпилог страшного поволжского бунта, в виде казни (четвертования) Стеньки Разина, испытала несколько сильных пожаров и, наконец, перенесла тяжелую чуму.
В 1654 году осенью, когда царь находился на польской войне, началась в Москве чума и страшная от нее смертность. Царица с детьми и патриарх уехали в Калязин монастырь. Зараза уничтожила большую часть жителей Москвы. Массы москвичей от страха разбежались. В грамотах царю писали, что почти вся Москва вымерла. В лавках никто не сидит, преступники из тюрем убежали, начались грабежи. Кремль был заперт, и оставлена была открытой одна калитка на Боровицком мосту. Множество трупов валялось не только по домам, но и на улицах. Гробов для покойников не хватало, и их прямо зарывали в ямы. По списку, сделанному царским наместником князем Пронским, умерло в одно лето 400 800 человек. В Успенском соборе остался в живых один только священник. В Чудовом монастыре умерло 182 монаха и осталось в живых 16. Во время заразы принимались карантинные меры и дезинфекция, в виде окуривания полынью и можжевельником и сожжения зачумленного платья; но все это мало помогало.
При Алексее Михайловиче Москва умножила число своих святынь. По старанию Никона, 13 октября 1648 года в Москву привезена была из Цареграда копия с иконы Иверской Божьей Матери, находящейся на Афоне, в Иверском монастыре. Встреченная царем, его семейством и патриархом Иосифом с духовенством, она сначала была поставлена в монастыре Николая Старого на Никольской улице, потом в Успенском соборе. В 1654 году Алексей Михайлович отпускал икону с войском в поход против поляков; а в 1669 году велел построить для нее часовню в главных воротах Китай-города, потому что на Афоне икона стоит в монастырских воротах и называется "вратарницей".
В 1651 году, по совету Никона, бывшего тогда митрополитом Новгородским, перенесены были в Успенский собор гробы: патриарха Гермогена из Чудова монастыря и Иова - из Старицы. В следующем году Никон с князем Хованским и Василием Отяевым был послан в Соловецкий монастырь за мощами св. Филиппа митрополита. По совету Никона царь написал к этому святителю покаянное послание, в котором говорил: "Молю тебя, святой отец, и желаю твоего пришествия сюда, чтобы разрешить прегрешение прадеда нашего, царя Ивана, совершенное против тебя нерассудно, завистью и несдержанием гнева..." Митрополит Никон читал эту грамоту перед ракой святителя в Соловках.
Царь с духовенством и двором встретил мощи святителя Филиппа в Неглиненских, или Воскресенских, воротах. "Народу, - как говорил сам царь в своем письме, - было так много, что он не вместился от Тверских ворот до Неглиненских; и по кровлям и по переулкам яблоку негде было упасть; нельзя было ни пройти, ни проехать..." Мощи были принесены на Лобное место, где от них получила исцеление одна девица; потом на площадь против Грановитой палаты, где опять совершилось исцеление, и в Успенский собор, где 10 дней они стояли среди церкви, причем уже множество больных получили исцеление. Все эти дни производился звон во всей Москве, как на святой неделе; при этом митрополит Никон был избран в патриархи вместо умершего Иосифа. В память перенесения мощей царь Алексей Михайлович построил церковь св. Филиппа митрополита на нынешней 2-й Мещанской улице.
Москва при царе Алексее Михайловиче представлялась иностранцам, приезжавшим в Россию, огромным и благоустроенным городом, который выдержит сравнение с любой из западноевропейских столиц как по количеству своего населения, так и по своим огромным размерам. Что касается ее живописной и своеобразной панорамы, то иностранцы сильно восхищались в этом отношении нашей первопрестольной столицей.