Для Шехтеля, зодчего романтического склада, было важно создать такой архитектурный образ, который бы возвышал и облагораживал душу. Вот почему в интерьере дома красота приобретала особый, символический, философский смысл. Она была во всем: и в гармонии целого, и в бесчисленных деталях - в воздушных ажурных люстрах и сверкающих светильниках, в решетках вестибюля, даже в крючках вешалок в виде стилизованных бычьих головок. Самые разные по форме окна - лежачие, квадратные, прямоугольные, узкие, длинные и во всю ширину стены - вызывали ощущение необычайного простора, полета мысли, фантазии. Их необыкновенный цвет - прозрачно-матовый, голубовато-зеленый, кремовый, ультрамариновый, сиреневый-создавал настроение мечтательности, романтической приподнятости. Резные деревянные рамы, обрамляющие окна, тоже разные по цвету - от темно-вишневых до светло-коричневых, необычные дверные проемы и зеркало в вестибюле, стрельчатые арки, отделяющие вестибюль от аванзала, высокие спинки диванов и кресел - все было продумано до мельчайших подробностей и отделано с неисчерпаемой выдумкой.
Богатство и многообразие архитектурных приемов позволили Шех-телю трактовать интерьеры как смену эффектных картин по мере движения по дому. Поднявшись через слегка погруженный во мрак вестибюль по парадной лестнице в напоенный светом лучезарный аванзал, удивляешься смелости его архитектурных находок и решений. Напротив входной двери расположено огромное окно стрельчатой формы.
Такое решение архитектуры входных помещений летящим светоносным проемом чрезвычайно активно воздействовало на человека, давало ему особый эмоциональный заряд. Отсюда же открывалась перспектива на отделанный мрамором праздничный белоколонный зал, гостиную в стиле рококо и другую, едва видимую за нею, готическую гостиную.
Во всем этом роскошестве контрастом выглядел лишь рабочий кабинет Морозова, оформленный Шехтелем в строгом соответствии с полученным им заказом. Это была сравнительно небольшая комната с книжными шкафами, стоящими вдоль стен, и с единственным украшением - бронзовой головой Ивана Грозного работы Антокольского. Огромное окно, почти во всю стену, давало ощущение простора и объемности.
Изысканная архитектура особняка гармонично развивалась и поддерживалась средствами изобразительного искусства.
М. Врубель
ВОСХИЩЕННЫЙ росписями Врубеля во Владимирском соборе и Кирилловской церкви в Киеве, Савва Морозов попросил Шехтеля привлечь к созданию внутреннего интерьера этого удивительного художника, Действительно, картины и панно, росписи и витражи Врубеля никого не оставляли равнодушным. Перед полотнами художника даже человек, мало искушенный в живописи, останавливался завороженный, испытывая какой-то особый, священный трепет.
Савве Морозову было хорошо известно, что Шехтеля и Врубеля, таких разных по характеру, объединяет очень многое, а главное-общность взглядов на цели и задачи искусства. Шехтель разделял убеждение Врубеля, считавшего необходимым будить душу «величавыми образами». Наполняя эти образы философским смыслом, растворяя их в сокровенных тайнах природы, художник стремился раскрыть богатейшие возможности человеческой личности, показать величие его духа. Не случайно «вечные» герои Врубеля-это бунтари, мечтатели-возвеличенные, возвышенные и одновременно абсолютно правдивые и земные.
Вскоре стена парадной лестницы была украшена витражом работы Врубеля с изображением рыцаря, едущего на коне, погруженного в глубокое раздумье. Во всем облике рыцаря - какая-то тайна, мечта, загадка. Композицией, сочностью красок, напоминающих игру драгоценных камней, неуловимостью их переходов великий художник добился ощущения совершенства и красоты.
А напротив у подножия лестницы, ведущей наверх, в кабинет Сав-вы Морозова, Врубель изваял скульптурную группу «Роберт и Бертрам», выполненную в романтическом духе средневековья. В какой-то степени сюжет перекликается с оперой Мейербера «Роберт-Дьявол», где злой гений Бертрам борется с благородным по духу рыцарем Робертом. Что хотел сказать этой скульптурой гениальный Врубель, почему именно эту тему выбрал он и расположил скульптурную группу в непосредственной близости от кабинета хозяина особняка?
Любой человек, идущий по лестнице, вольно или невольно обращал взор на скульптуру и непременно останавливался, задумываясь о ее символике. Может быть, Врубелю было известно о неустанной борьбе Саввы с многочисленными «злыми духами» в образах градоначальников, министров и его собственных братьев - купцов, ненавидевших и травивших Савву за «либеральные воззрения». Вообще, тот факт, что Врубель, презиравший деньги и славу, так быстро согласился на необычную для него работу и столь полно и богато выразил себя в художественном интерьере особняка, говорит о многом. Видимо, Савва Морозов оказался притягателен и для этого бунтаря и мечтателя. Тонкий художник и необыкновенно ранимый человек, Михаил Врубель будто предчувствовал, что жизнь хозяина особняка закончится трагически,
Врубеля по праву называют художником мысли. Не случайно поэты-символисты - А. Блок, В. Брюсов, А. Белый считали художника своим предтечей. Его символизм, соединяющий реальное с условным и даже фантастическим, не просто изображал, но и преображал натуру. В неустанном стремлении к воплощению красоты художник не знал себе равных. Именно поэтому такой колдовской притягательностью обладают непостижимые образы трех картин («Утро», «Полдень», «Вечер»), написанных специально для небольшой гостиной, построенной Шехтелем в стиле английской готики. Эта комната как нельзя лучше демонстрировала духовное родство и близость эстетических взглядов двух мастеров.
Приглушенные краски холстов сияют особым внутренним светом, таинственные образы живут своей загадочной жизнью, погружают нас в сокровенные тайны природы, на которые далеко не всегда можно дать однозначные ответы, и заставляют почувствовать музыку жизни и борьбы.
Судьба особняка и его хозяина.
СОВРЕМЕННИКОВ удивляло, как быстро этот дом стал центром притяжения лучших умов России.
В изысканных, сверкающий гостиных хозяйки собиралась художественная и артистическая элита. Здесь звучали голоса Ф. И. Шаляпина, К. С. Станиславского, В. И. Немировича-Данченко, И. М. Москвина, В. И. Качалова. А. П. Чехов, В. А, Гиляровский, Л, Н. Андреев приходили сюда в поисках красоты. Случалось, они читали свои новые, еще не завершенные произведения, всегда находя поддержку и человеческое тепло. Крупнейший историк России В. О. Ключевский рассуждал о деспотизме и необходимости конституционной монархии.
А в рабочем кабинете с разноцветными витражами на готическом окне хозяин принимал своих друзей: московских, питерских и приезжавших издалека. В кабинете хозяина особняка кипели страсти, споры о надвигавшейся революционной буре, о будущем России.
Честная, жаждущая действия натура Морозова искала свой путь к правде, толкала на размышления, побуждала к близости с теми, кто посвятил себя делу революции. Именно в них обретал он душевную опору, которую не находил в людях своей среды, своего класса.
Разносторонность Морозова, смелость и прозорливость суждений и поступков, его талант ученого, страстная любовь к искусству, необыкновенная щедрость и доброта притягивали, как магнит. Горький, Бауман, Красин, Андреев были в числе его близких друзей и не раз обращались к влиятельному лидеру промышленного сословия за деньгами на нужды партии. Морозов всегда откликался на их просьбы. Он субсидировал нелегальный «Красный Крест» - организацию помощи политическим ссыльным и заключенным, давал деньги на побеги из ссылок, на создание подпольных партийных типографий. Кто знает, когда бы увидела свет ленинская «Искра», если бы не материальная поддержка крупнейшего капиталиста, не говоря уже об издании большевистских газет «Новая жизнь» и «Борьба». По меткому определению А. М. Горького, «социальный парадокс» - Савва Морозов - был великолепным образцом того человеческого склада, который на Руси принято называть «широкой натурой» в полном смысле этого слова.
Его содействие революционерам деньгами не ограничивалось. Бывало, что он не только находил и давал работу нуждающимся членам партии, но в случае необходимости помогал скрывать их от полиции.
Однажды в хмурый декабрьский день в кабинете Морозова раздался телефонный звонок. Знакомый бархатный голос Качалова как будто срывало ветром: «Ваш друг в опасности. Приезжайте немедленно». И вот уже роскошная пролетка мчится мимо полицейских по тихой Спиридоньевке. В карете - красивый молодой человек. На нем известные всей Москве богатая шуба текстильного фабриканта с бобровым воротником и шапка. У садовой ограды особняка знакомый полицейский почтительно козыряет, ничуть не подозревая, что перед ним один из самых известных революционеров - Николай Бауман.
Пройдет несколько месяцев, и Савва Морозов, посмеиваясь, расскажет об этом эпизоде Горькому. Расскажет и о том, какие драматические минуты пережили они с Бауманом, когда в один из вечеров снизу донесся до них раскатистый голос генерала Рейнбота, предводителя жандармского сословия. Оказалось, он пришел с визитом засвидетельствовать свое почтение Зинаиде Григорьевне. Целую неделю провел Бауман в морозовском особняке, ночуя то в кабинете хозяина, то на бильярдном столе.
Взгляды Саввы Морозова, его близость к революционерам, помощь, оказываемая им, не были, конечно, секретом ни для полиции, ни для его родных. Отступник от своего сословия, он стал вызывать злобу у компаньонов-родственников. Они видели в нем изменника своему классу-человека, наносящего вред их личным имущественным интересам. Организовав настоящую травлю, они объявили Савву Морозова душевнобольным, отстранили от управления фабрикой.