Но еще торжественнее было посажение на престол или венчание короной Мономаха в Успенском соборе внука Иоанна, Димитрия, который ставился в соправители своего деда. Памятники того времени сохранили нам любопытные подробности этого торжественного священнодействия, которые в основных чертах сделались как бы обязательными для последующих русских коронаций. Торжество происходило 4 февраля 1498 года. Посреди Успенского собора, на особом возвышении, на так называемом чертожном месте, поставили три седалища: для государя, митрополита Симона и Димитрия. Первые двое сели на свои места, а Димитрий стал пред ними у верхней ступени помоста. Великий князь обратился к первосвятителю со следующими словами: "Отче митрополит! Божиим повелением - от наших прародителей великих князей старина наша; оттоль и до сих мест отцы - великие князи сынам своим первым давали великое княжение, и яз был своего сына перваго Ивана при себе благословил великим княжением. Божия паки воля сталася: сына моего в животе не стало, и у него остался сын первой - Димитрий, и яз ныне его благословляю при себе и после себя великим княжением Владимирским, Московским и Новгородским. И ты бы его, отче, на великое княжение благословил". При этом Димитрий приблизился и преклонил голову. Осенив его крестом, митрополит положил руку на его голову и произнес благословенную молитву. Потом великий князь возложил на внука бармы и шапку Мономаха. Тогда архидиакон с амвона возгласил многолетие великому князю Димитрию. Обоим великим князьям приносили поздравления иерархи, родственники, князья, бояре и прочие дворцовые люди. В заключение митрополит и государь сказали Димитрию свои поучения, потом началась литургия, после коей Димитрий вышел из собора в короне и бармах.
В дверях Успенского собора его дядя, князь Юрий Иванович, трижды осыпал его золотыми и серебряными деньгами; то же самое повторил он перед соборами Архангельским и Благовещенским. Вообще Иоанн III окружал себя царской пышностью. Он следовал в обрядах своего двора примерам Визан-тии, от которой принял герб - двуглавого орла, который был соединен с московским гербом - Георгием Победоносцем, скачущим на коне и поражающим копьем дракона.
Московский герб окончательно сложился как геральдическое изображение лишь в правление Иоанна III. Всаднику, поражающему змия, предшествовали приведенные прежде следующие изображения на монетах и печатях: пеший витязь, поражающий дракона (на монетах Иоанна II) и всадники: конный ловчий с соколом в руке, всадник с копьем в руке, но без дракона (на монетах и печатях Василия 1) и всадник-мечник с поднятой над головою саблей и, наконец, уже всадник, поражающий дракона (на монетах Василия II). Иоанн III первый перенес это последнее изображение на государственную печать. Приводим ее в том виде, как она была приложена к грамоте этого великого князя в Ревель (по-русски - Колывань).
На двойной кормчей печати, привешенной к договорной грамоте (1504 г.) сыновей этого государя Василия и Юрия Ивановичей, на одной стороне изображен московский герб, а на другой - византийский. На этой печати титул написан так: "Иоанн Божиею милостию господарь всея Руси и великий князь Владимирский, Московский и Новгородский и Псковский, и Тверской, и Угорский, и Вятский, и Пермский, и Болгарский".
Чрезвычайно любопытно, какое значение имел этот гербовый всадник. По древнерусским понятиям его знаменование двойное. По одним этот всадник изображает государя на коне. Так, летопись говорит, что при Иоанне IV (в 1536 г.) учинено было знамя на деньгах: "Великий князь на коне и имея копье в руце, и оттоле прозвашася деньги копейныя".
Но эмблема государя, торжествующего над противогосударственным злом, которое изображалось в змие или драконе, уже с древних времен при глубокой религиозности наших предков стала сливатьсяв Москве с иконографическим изображением Георгия Победоносца, который пользовался, как олицетворение священной храбрости и победы, глубоким почитанием в России. Редкий из древнейших храмов у нас не имел изображений святого Георгия, поражающего змия. В Староладожской, так называемой Рюриковой крепости, в храме, современном основанию Москвы, мы находим изображение Георгия Победоносца.
Подобных изображений, как резных, так и иконописных, было много и в других храмах, что указывает на силу и распространенность почитания на Руси этого святого. Под влиянием столь сильного и столь распространенного его культа, в княжеских семьях имя Георгия стало излюбленным. Владимир Равноапостольный нарекает имя Георгия сыну своему Ярославу; Владимир Мономах дает то же имя тому сыну, который, под именем Юрия Долгорукого, основал Москву; Иоанн Данилович Калита дал своему сыну опять то же имя, и один из сыновей Димитрия Донского отдан под покровительство этого же святого. Наконец и сам Иоанн III выбирает в патроны одному из своих сыновей того же Георгия Победоносца. Примечательно, что в это правление в Москве появляются два иконографических изображения Георгия. Одно поставлено было в Успенском соборе над гробницею митрополита Феогноста; из латинской надписи на нем видно, что оно прежде было на триумфальных воротах, построенных сенатом и народом римским. Изваяно оно из белого камня и представляет всадника, поражающего копьем змия. Другое подобное изваяние Иоанн III приказал поставить на возвышенном месте у Фроловских, или Спасских, ворот. Здесь Василий III построил уже церковь в честь этого патрона Москвы и ее государства, и гербовое изваяние было поверстано, в качестве храмовой иконы, в иконостасе. По упразднении этой церкви изображение было перенесено в Вознесенский монастырь, в трапезу построенной Михаилом Феодоровичем церкви Михаила Малеина. Указанные иконографические изображения имеют большое значение в геральдической истории нашего герба.
При всей религиозности великого князя Иоанна Васильевича, при всей его преданности восточному православию, которую он выразил, не допустив введения в России унии, для чего Папа и сосватал Софию Палеолог за нашего государя, при нем не без успеха, однако, пропагандировалась в Москве ересь жидовствующих. Она была занесена из Киева ученым евреем Схарией. Сей очень начитанный, особенно в астрологии и каббалистике, еретик распространил в Новгороде свое лжеучение, отвергавшее Пресвятую Троицу, Божество Христа Спасителя, таинства, мощи, иконы и монашество и отдавал предпочтение Ветхому Завету пред Новым. Главными последователями ереси были священники Дионисий и Алексей. В бытность Иоанна III в Новгороде они понравились ему и были взяты в Москву. Первый был сделан протопопом в Архангельском соборе, второй - в Успенском. Ересь стала распространяться и в Москве. Между ее последователями были симоновский архимандрит Зосима и лица, принадлежавшие к господствовавшей тогда придворной партии: ученый дьяк Федор Курицын, брат его Иван Волк и невестка великого князя, супруга Иоанна Молодого Елена, мать объявленного наследника престола. Ересь стал обличать архиепископ Геннадий Новгородский, но ему сперва не внимали в Москве и даже возвели на митрополичью кафедру сочувствовавшего ереси архимандрита Зосиму. Только посланиями ко всем епископам и самому государю Геннадий довел дело до созвания в Москве собора, который и осудил ересь. Но она подверглась преследованию пока только на Волхове, где еретиков возили на клячах, лицом к хвосту, в вывороченном платье, в берестовых шлемах и соломенных венках, с надписями: "се есть сатанино воинство".
Вскоре ересь нашла повод к торжеству. Прошел 1492 год, которым оканчивалась седьмая тысяча лет от сотворения мира и который, под влиянием очень распространенного убеждения, народ православный проводил в страшной тревоге, в ожидании кончины мира и второго пришествия Христова. Даже церковная пасхалия не составлялась на восьмое тысячелетие. Но когда миновал роковой семитысячный год, еретики стали глумиться над православными. Тогда к обличителю ереси архиепископу Геннадию присоединился со своими проповедями Иосиф Волоколамский. Зосима был низложен с митрополии и заменен, как говорено выше, Симоном. Обличители стали опираться на Софию Палеолог и ее сына Василия. Елена, ее сын и вся их партия подверглась опале. В 1504 году созван был новый собор против жидовствующих, и Москва видела подобные испанскому ауто-дафе казни еретиков: в клетках сожгли дьяка Волка Курицына, Митяя Коноплева и Ивашку Максимова; другие еретики были отправлены в заточение. Елена же скончалась в Москве в заключении.
Иоанн III является примечательным организатором нашего государственного быта в духе сложившихся или еще слагавшихся русских обычаев. Окружая себя царственною обстановкою, он организует служилое сословие. При нем, кроме бояр) достоинство коих теперь жалуется государем, являются уже и окольничие; появляются и придворные чины постельничего, конюшего, ясельничего, оружничего, ловчего и др.
Ясно выступает система поместная, обращавшая на началах государева жалованья низшие классы служилых людей в помещиков, рядом с вотчинниками. Развиваются приказы с их дьяками. Впервые появляется "разряд", наблюдавший над порядком государевой службы; был и посольский приказ, что можно заключать из того, что теперь существовал посольский дьяк. Земли делятся уже всюду на сохи и обжи и облагаются налогом, который определяется писцовыми книгами. Переходы крестьян с одной земли на другую разрешаются в течение двух недель после Юрьева (осеннего) дня. Для организации суда Иоанн издает Судебник, который в нашем законодательстве составляет шаг вперед по сравнению с Русской Правдой, которая допускала и кровавую месть и дозволяла деньгами отделываться за убийство даже знатных людей (80 гривен за голову). Судебник же устанавливает государственные наказания за все уголовные преступления: казнь смертную или торговую, то есть телесное наказание. Приводим, как палеографический образчик того времени, отрывок из Судебника Иоанна.