История не сохранила подробностей ссоры князя Юрия Владимировича и боярина Стефана Кучки, летопись говорит о ней кратко: боярин зело возгордился. Вполне вероятно, возгордившись, сказал боярин Кучка князю Юрию Владимировичу:
- Иди, князь, отсюда, куда шел, пока еще у тебя дружина есть. Ведь из твоих отчин люди разбегаются, а ко мне народ идет. Скоро я стану вровень с тобой, а потому не хочу тебе, князю моему, покориться!
Сказал так, убежал в свою усадьбу, огороженную частоколом, и запер ворота.
Князь Юрий Владимирович не мог стерпеть такой дерзости, крепко разгневался и повелел дружине взять усадьбу непокорного Кучки приступом.
Хоть и очень дерзко величался Кучка перед князем, но приступа выдержать не смог. Княжеские дружинники разбили главные ворота, схватили Кучку и немилостиво предали смерти.
Теперь никто не мешал Юрию Долгорукому поставить город там, где он хотел. Однако трудно ему было выбрать место: владения боярина обширны, и села одно другого краше. То ли остановить выбор на селе Воробьеве, где ныне Воробьевы горы, то ли на Симонове, где ныне Симонов монастырь, то ли на Высоцком, где потом построили Высокопетровский монастырь, то ли на Кудрине, где ныне Кудринская площадь и улица Садовая-Кудринская, то ли на селе Сухощаво, нынешней Сущевке?
Первым делом, конечно, князь обратил внимание на боярские хоромы. Но Кучково поле для устройства крепости не подходило: слишком уж оно было со всех сторон открыто.
Тут кто-то напомнил князю о старинном городище на Боровицком холме.
Князь Юрий поднялся на холм, и перед ним открылся вид на все стороны. Он увидел бескрайние луга за Москвой-рекой, села за Неглинной и Яузой, пристани на реках, дороги, подходящие к бродам, поля и леса, и ширь, и даль... И, увидев все это, повелел он здесь - на реке Москве, выше устья Яузы и ниже устья Неглинной - ставить город и велел называть его по имени реки - Москвой, а Кучковым ничего не называть!
Затем князь Юрий приказал кликнуть мастеров-городников. Мастера нашлись в окрестных селах. Уговорились с ними о работе и плате, сколько и чего им следует на прокорм и какой город они должны ставить. Мастера, помолясь, принялись за дело.
Старый вал, насыпанный вятичами, уже много лет размываемый дождями и не подновляемый, расползся, осел и сровнялся с землей. Обрушившиеся землянки заросли кустарником. Но на поляне, там, где было древнее мольбище, все еще чернели кострища: сюда, как и прежде, с вечера накануне Ярилина дня сходилась молодежь. Как было заведено, всю ночь парни и девушки жгли костры, прыгали сквозь пламя, затевали игрища. Находились смельчаки, которые бродили с замирающим от страха сердцем по темному бору, ища заветный цветок папоротника. Девушки гадали о суженом, пуская по реке венки. А на рассвете все собирались на самой макушке холма и оттуда, с высоты, смотрели на восходящее солнце, и каждый, как и их деды и прадеды, шептал заветную молитву Яриле-солнцу.
Князь Юрий Владимирович повелел ставить город на холме, на мысу, по старому городищу, но прихватить еще знатный кус земли, так, чтобы мольбище, прежде находившееся за валом и острогом, теперь оказалось в середине города. Границу города с юга и северо-запада князь указал вести по обрыву вдоль Москвы-реки и Неглинной, а с востока ставить стену в том месте, где кончается обрывистый берег и спуск к реке становится более пологим. А когда разметил князь, где ставить стены, то оказался город треугольным.
Князь Юрий оставил в Москве воеводу с небольшой дружиной, чтобы следил за неукоснительным и добросовестным исполнением его повеления, и последовал далее, в Суздаль, размышляя о том, сколь чудесно начало уже осуществляться знамение.
Мастера-городники и отряженные им в помощь мужики из окрестных деревень принялись за работу.
Погостив некоторое время у сына, князь Юрий Владимирович поехал в обратный путь, в Киев. Проезжая Москву, он порадовался, как быстро и ладно поставили мастера город - и стены, и башни-стрельницы, и водяную башню с тайным ходом к реке Неглинной.
Князь Юрий Владимирович остался доволен работой и, памятуя знамение, наказал провожавшему его сыну Андрею, князю Суздальскому, не забывать про город Москву, расширять его и населять людьми.
А ученый монах, отец Василий, похвалив башни и стены, сказал:
- Только без Божьего храма город - не город. - Ты прав, отче, - согласился князь и приказал воеводе: - Прежде хором ставь Божий храм.
- Где прикажешь ставить и как именовать его? - спросил воевода.
- Это пусть решает отец Василий, - ответил князь. Ученый монах уже приметил кострища вокруг Ярилина мольбища, понял, почему здесь жгли костры, и, указав на них, сказал: - Божий храм ставьте здесь.
- Самое хорошее место на всем холме, - сказал один из городников. - Тут на Ярилу от прадедов парни с девицами игры играли... Такое милое веселье!..
- Веселье в праздник и Богу угодно, - назидательно произнес отец Василий. - Да встанет здесь храм православный во имя Рождества Иоанна Предтечи, который возвестил пришествие Иисуса Христа. А праздник сей - Рождества Иоанна Предтечи как раз в день летнего солнцеворота. Да будут отныне здешние юноши и юницы, радуясь, славить сей светлый праздник, а не беса тешить.
И на Ярилином мольбище, освятив его, поставили деревянную церковь во имя Рождества Иоанна Предтечи - первую церковь в Москве. Двести лет спустя ее заменили каменной. А в 1847 году, при очередной перестройке, под ее полом обнаружили остатки языческого жертвенника с костями домашних животных. Только благодаря этой находке мы знаем о том, что на этом месте до церкви было языческое мольбище.
Так встал на Боровицком холме над Москвою-рекою град Москва, поставленный князем Юрием Долгоруким по чудесному знамению, явленному ему, и что было явлено, то все исполнилось и исполняется по сей день.