Это явление перемен без перехода к рыночным отношениям выражается как в состоянии предложения научной продукции, так и спроса на нее в российской экономике. Это проявляется, например, (I) в структуре расходов на развитие науки и технологии, (II) в изменении структуры занятости в секторе науки и технологии, (III) в изменении структуры организаций НИОКР (со стороны предложения продукции на рынок), а также (IV) в спросе на научную продукцию со стороны российских предприятий.
(I) Расходы на развитие науки и технологии. Доля расходов на НИОКР (все источники финансирования) в ВВП снизились с 2,03% в 1990 г. до 0,93% в 1998 г., а затем несколько возросла до 1,06% в 1999 г. Это намного ниже соответствующего показателя в среднем по странам ОЭСР, который составляет 2,4%. Также важно иметь в виду, что на протяжении большей части этого периода размер ВВП постоянно снижался, поэтому в абсолютном выражении сокращение расходов было еще более значительным. Например, в постоянных ценах 1991 года ассигнования федерального бюджета на развитие науки и технологии уменьшились с 25 миллионов рублей в 1991 г. до 4,56 миллионов рублей в 1999 г., то есть почти на 80% в реальном выражении.14 В свете того обстоятельства, что реальные расходы составили лишь часть выделенных ассигнований, опубликованные данные по ассигнованиям могут в действительности существенно занижать истинный размер сокращения расходов на НИОКР.
В результате расходы на развитие науки и технологии в России в расчете на душу населения намного ниже уровня, достигнутого в большинстве стран ОЭСР. По данным, приведенным в правительственной программе экономических реформ, “В 1998 году собственные расходы на НИОКР в расчете на душу населения в России составили 61 доллар, в то время как в США – 794,40 долларов, в Японии – 715 долларов и в Германии – 510,60 долларов. В результате к 1999 г. Россия по показателю расходов на развитие науки оказалась в группе стран с небольшим научным потенциалом (Венгрия, Греция, Португалия, Польша)”.15 Принимая во внимание другой относительный показатель - государственные расходы на НИОКР в расчете на одного ученого, положение России оказывается еще более тяжелым. В 1996 г., например, общие расходы на НИОКР в расчете на одного ученого в США составили 189.000 долларов, в Японии – 148.000 долларов, во Франции – 177.000 долларов, в Германии и в Великобритании – приблизительно 150.000 долларов, а в Академии наук РФ, которая является вершиной научного истэблишмента России, - 5.000 долларов.16
В то же время суммы расходов также снизились, а источники и качество финансирования не были адаптированы к требованиям рыночной экономики. В 1999 г., например, российское правительство продолжало финансировать расходы на НИОКР в размере 54% от общих расходов на эту сферу (тогда как в странах ОЭСР этот показатель в среднем составил 35%), а российская промышленность финансировала 35% от общих фактических расходов на НИОКР (для сравнения в странах ОЭСР этот показатель в среднем составил 62%).17
Уже совсем недавно, в 2000 г., около 70% государственного финансирования НИОКР определялось как институциональное финансирование, другими словами, как субсидии организациям НИОКР, которые часто предоставляются на основе подушевого финансирования с целью содержания персонала, зданий, сооружений и оборудования. Только 22% объема государственного финансирования было выделено на то, что само правительство определяет в качестве приоритетных направлений, и всего лишь 8% средств было распределено на конкурсной основе.18 Дело не только в том, что такое расходование средств было неэффективным в том смысле, что бóльшая их часть представляла собой неадресные субсидии (что государство с трудом могло себе позволить), но и в том, что, в сущности, оно препятствовало процессу реструктуризации. Это стимулировало директоров институтов продолжать работать и содержать избыточный персонал в надежде получить еще бóльшие субсидии, и отвлекало государственные ресурсы от более продуктивных направлений финансирования науки и технологии.
(II) Трудовые ресурсы сектора науки и технологии. Эволюция трудовых ресурсов сектора науки и технологии является еще одним четким примером осуществления перемен без проведения существенных реформ. В соответствии с рекомендациями ОЭСР этот сектор был сокращен, однако, вопреки тем же рекомендациями ОЭСР, это сокращение не привело к тому, что он стал меньше, сильнее и экономически более жизнеспособным. Например, число специалистов в сфере НИОКР в России сократилось с 1,9 миллионов человек в 1990 г. до 872.000 в 1999 г., или на 54%. Из этого общего числа уволенных по сокращению специалистов почти 75% продолжают работать в государственных федеральных учреждениях и лишь 5% работают в частных предприятиях или организациях.19
Однако, несмотря на спад, средний возраст работников сферы НИОКР существенно увеличился, главным образом, из-за невозможности привлечь молодых сотрудников. В настоящее время менее чем 8 процентов выпускников школ выбирают карьеру ученого. В то же время, доля исследователей в возрасте 50 лет и более превышает 35%, а доля ученых наиболее продуктивной возрастной группы (от 30 до 40 лет) резко снизилась. В результате перед сектором науки и технологии стоит угроза исчезновения, а не перехода на уровень меньшего по размеру, но более жизнестойкого образования.
Низкая заработная плата работников сектора науки и технологии, является ключевым фактором, который определяет указанные негативные тенденции в сфере трудовых ресурсов. Средняя заработная плата научных сотрудников в секторе науки и технологии в 1999 г. составляла лишь 65 долларов в месяц, что в значительной части отражает резкое сокращение государственных расходов на НИОКР в сочетании с неспособностью найти альтернативные, коммерческие источники финансирования. Это нашло отражение в одном правительственном докладе, где говорится: “Научный потенциал России, несмотря на низкую оплату труда, остается пока высоким. По инерции исследования продолжаются из чисто научных интересов. Однако это не может продолжаться слишком долго. Люди, которым свойственна подобная мотивация, стареют и вынуждены будут скоро покинуть науку. Им на смену практически никто не приходит – молодежь не может удовлетворяться теми доходами, которые им приносит научная деятельность.”20
Эти неблагоприятные тенденции в сфере трудовых ресурсов усилили обеспокоенность в отношении того, что в России в настоящее время происходит одновременно три вида “утечки мозгов”. Первый из них – это “внутренняя утечка мозгов”, когда квалифицированные научные специалисты уходят из сектора науки и технологии на более высокооплачиваемую работу в других секторах российской экономики и становятся водителями такси, банкирами, бизнесменами и т.д. Второй тип – это “внешняя утечка мозгов”, когда квалифицированные специалисты уезжают из России для работы за рубежом в качестве научных работников.21 И наконец, это утечка технологий в сочетании с “техно-национализмом”. Попросту говоря, в России распространено мнение, что западные программы по трудоустройству в гражданских отраслях российских ученых, ранее занятых в конструировании и производстве “оружия массового уничтожения”, есть не что иное, как плохо завуалированные попытки фирм западных стран и их правительств получить дешевый доступ к российским изобретениям и “ноу-хау” и выявить наиболее перспективных ученых, чтобы склонить их к эмиграции за рубеж или чтобы они остались в России и работали на иностранные фирмы. Так или иначе, западные фирмы получают российскую технологию и “ноу-хау” практически задаром.
В то же время, дух “техно-национализма” усиливает обеспокоенность в отношении того, что фонды венчурного капитала, спонсируемые Западом (TUSRIF – Американский фонд для инвестиций в Россию, Региональные фонды венчурного капитала ЕБРР), не стремятся финансировать отечественные проекты в сфере высоких технологий, которые затем могут создавать конкуренцию западным фирмам. Что касается Региональных венчурных фондов (РВФ), финансируемых ЕБРР, в докладе Правительства РФ, представленном на конференции в Хельсинки, говорится: “…директора РВФ крайне неохотно рассматривают high-tech проекты, в том числе из соображений “техно-национализма”, то есть из (часто оправданных) опасений, что проекты в сфере высоких технологий, которым РВФ обеспечили мощную финансовую поддержку, смогут бросить вызов западным промышленным лидерам на отдельных региональных рынках. Эти опасения тем более оправданы, если учесть, что проекты в “традиционных” отраслях (пищевая и т.д.) ориентированы в основном на внутренний рынок, а high-tech проекты наиболее эффективны только в случае экспорта на международные рынки”.22
(III) Структура организаций НИОКР. В период с 1990 по 1999 гг. число организаций НИОКР сократилось на 12% с 4646 до 4089. Однако число научно-исследовательских институтов (в основном тех, которые принадлежат Российской академии наук, и тех, которые ранее контролировались отраслевыми министерствами) увеличилось за этот период на 50% в то время как число институтов в сфере высшего образования и в промышленном секторе уменьшилось почти на 30%. В результате в 1999 г. число научно-исследовательских организаций (2603) и проектных организаций (360) все еще превосходит число институтов в сфере высшего образования (387) и в промышленном секторе (289).23 Главные организации НИОКР в странах с развитой рыночной экономикой связаны с сектором высшего образования и с компаниями – то есть, с двумя секторами в сфере научных исследований и разработок, которые имеют наиболее тесные связи с промышленностью. Для сравнения в России подавляющая часть научных исследований и разработок все еще осуществляется теми организациями НИОКР, которые наиболее удалены от потребностей предприятий и спроса на продукцию НИОКР со стороны промышленного сектора. Как отметил один аналитик, “Два фактора – низкие инновационные возможности российских промышленных предприятий [что будет рассмотрено ниже] и относительная изолированность отраслевых исследовательских институтов от промышленных предприятий – оказывают негативное воздействие на уровень конкурентоспособности, а также на конструирование, производство и реализацию продукции в России. На самом деле, можно сказать, что эти два фактора являются самыми существенными препятствиями на пути преобразования российской системы научных исследований и разработок в российскую систему инноваций.24